От меня не ускользнуло, что имени своего он так и не назвал, но настаивать не стал. Мало ли почему человек хочет скрыть свое имя от незнакомых людей в незнакомом лесу? Тем не менее я весьма демонстративно положил руку на эфес шпаги, чтобы незнакомцу стало ясно, что мы не столь уж беззащитны, как это могло показаться ему из чащи леса.
Было у меня подозрение, что совсем не случайно повстречался нам здесь этот человек, именно в тот момент, когда дорогу нам перегородило поваленное дерево. На Руси разбойнички тоже не чураются таких приемов. Кинут поперек дороги спиленную сосну, остановят экипаж и обчистят до нитки. А слугам так еще и бока намнут, потому как и взять с них особо нечего.
— Мы едем с русского берега в город Аухлит, что всего в двух-трех часах езды отсюда, — ответил я, разминая пальцы на рукояти шпаги. — Совсем рядом.
А сам между делом поглядываю по сторонам: не видать ли где поблизости сообщников этого господина? Не блеснет ли где в зарослях ствол ружейный?
Да нет, не видно и не слышно. Ничего и никого. Странно даже.
— В Аухлите нынче очень шумно, — сказал человек и приблизился к нам еще на пару шагов. Остановился. — Князь Ульрих там с визитом, ждет невесту свою, принцессу ангельтинскую. Жениться он нынче удумал. В седьмой раз.
Я слегка опешил, даже остолбенел.
— В каком это смысле — «в седьмой»? — не понял я. — Уж не путаешь ли ты чего часом?
— Путают лешие да кикиморы в том залесье, откуда я путь держу, — с усмешкой произнес человек. — Я же вас просто извещаю о том, о чем вскорости вам и так предстоит узнать. Или же вы ничего не слышали о глупой ангельтинке и ее мамаше?
Отвечать ему я не торопился. Искоса глянул сперва в одну сторону, затем в другую. Мои спутники смотрели на этого человека, открыв рты, и тоже ничего не могли вымолвить. Тогда я сказал холодно:
— Нет, нам ничего об этом не известно. Мы направляемся в Аухлит по делам службы и долго задерживаться там не намерены… Тем не менее, ты ошибаешься. Все знают, что Великий князь Ульрих никогда ранее не был женат.
— Это вы так думаете, — возразил человек, и я увидел, как он ухмыльнулся под капюшоном.
Тогда я вновь демонстративно помял рукоять шпаги.
— Я думаю, что тебе следует идти, куда шел. И не нарываться на неприятности.
Я все еще то и дело поглядывал по сторонам, но по-прежнему не видел ничего подозрительного. Если у этого странного типа и были какие-то сообщники, то они сидели сейчас очень тихо и не высовывались.
А быть может, они еще не успели подойти, и он просто тянет время, чтобы задержать нас здесь до их прибытия?
Тогда это очень странные разбойники…
— Пошел прочь, — холодно сказал я, приготовившись выхватить шпагу.
Но незнакомец и не думал нападать. Вместо этого он откинул с головы капюшон.
Я был готов ко всякому. Что увижу сейчас душегуба со шрамом через всю морду, или одноглазого пирата. Черт возьми — я бы не столь удивился, даже если бы это оказался сам светлейший князь Черкасский собственной персоной!
Но вместо этого под капюшоном не оказалось ничего. Как будто голова у этого типа вдруг исчезла вместе с капюшоном… Но я же был уверен, что видел его небритый подбородок, видел, как двигаются его губы, когда он говорит. Однако сейчас там не было абсолютно ничего!
А мгновение спустя и весь плащ вдруг осел на дорогу, подняв легкую пыль. Кривой посох постоял немного, уже никем не поддерживаемый, а потом и он со стуком упал на землю.
Я медленно вытащил шпагу из ножен. Мне было не по себе.
— Что за чертовщина⁈ Вы это видели? — спросил я.
— Видели… — почему-то с восхищением в голосе отозвался Кристоф. — Какая девушка! Просто красавица! Жаль, что она так быстро ушла…
Я напрягся. Глянул на него, сдвинув брови.
— Друг мой, вы о чем? Какая девушка? Это был мужчина в плаще!
Кристоф рассмеялся, запрокинув голову назад.
— Ну что вы, мсье! Это была прекрасная деревенская девица лет семнадцати! Она как раз шла из Аухлита в свою деревню. Жаль, что ей пришлось уйти столь поспешно! Она даже имени своего назвать не успела…
Последние слова Кристоф договаривал, сильно изменившись в лице. Блаженной улыбки на нем уже не было, и лицо теперь приобрело озадаченное выражение. Он сосредоточенно потер лоб, а потом встряхнулся всем телом, словно сбрасывая оцепенение.
Обер-вахмистр напряженно смотрел то на меня, то на Кристофа, но ничего не говорил. Однако я заметил, что руку он положил на эфес своей шпаги.
— А вы что скажете, Генрих? — мрачно спросил я. — Вы видели мужчину или же юную девицу?
Обер-вахмистр оглянулся, осмотрел лес за спиной, а затем покачал головой.
— Это была цыганка, — ответил он наконец. — Я не могу утверждать с уверенностью, но мне показалось, что она была той же самой, о которой я вам рассказывал. Той самой, что нагадала мне смерть от четвертования… Я понимаю, что этого быть не может, что она уже давно померла, но уж больно была похожа!
Тут в зарослях что-то отчетливо хрустнуло, и Генрих сразу обернулся, выхватив шпагу. Подошел к кустам, раздвинул ветви и вгляделся вглубь зарослей. Потом полез напропалую сквозь них, что-то бормоча по-немецки.
— Генрих! — окликнул я его. — Вам не стоит отходить далеко от дороги! Мне все это очень не нравится!
Обер-вахмистр ничего не ответил. Я подошел к тому месту, где он только что стоял, и тоже раздвинул ветви. И не увидел его. Заросли были столь густыми, что пройти сквозь них не представлялось возможным.
Но я был уверен, что обер-вахмистр исчез из вида именно здесь! Черт побери…
— Мне все это очень не нравится, — повторил я свою последнюю фразу.
Потому что мне и в самом деле все происходящее очень не нравилось.
— А где кучер? — спросил вдруг Кристоф.
Я развернулся к нему. Неофит потеряно осматривался вокруг. И тут я понял, что тоже не вижу кучера, который все это время стоял рядом с нами, помогая оттаскивать поваленное дерево.
— Он же был здесь! Я прекрасно помню, как он держался вот за этот сук…
Кристоф пошел в обход дерева, будто всерьез полагал, что кучер спрятался от нас за его стволом. Но никакого кучера там, понятно, не было, в чем Кристоф вскорости убедился воочию. И остановился в нерешительности.
— Мсье… — он затравлено осмотрелся. — Я уже совершенно ничего не понимаю! Вы говорите, что видели здесь мужчину, но я уверяю вас, что это была девушка! Явно деревенская, веселая такая… Но знаете, что самое удивительное, мсье⁈
— И что же? — спросил я, все еще пытаясь разглядеть в чаще фигуру Генриха.
— Она говорила со мной по-польски!
Я сразу оставил попытки обнаружить пропавшего обер-вахмистра и уставился на своего неофита с удивлением.
— Постой… Ты хочешь сказать, что деревенская девчонка в сагарском приграничье говорила с тобой на чистейшем польском языке?
— Да! — с жаром воскликнул Кристоф. — Именно! Я тоже сначала сильно удивился, но потом мы с ней разговорились и выяснилось, что она…
Он внезапно замолчал. Уставился в пространство перед собой, глупо моргая.
— Что? — подстегнул его я. — Что именно выяснилось?
Кристоф помотал головой.
— Я не помню… — пробормотал он. А потом вскричал: — Я не помню, мсье! Мы говорили с ней некоторое время, но теперь я не могу вспомнить, о чем именно мы говорили!
— Тише, друг мой, тише, — подойдя, я похлопал его по плечу. — Мне кажется, что вы не помните этого разговора от того, что никакого разговора на самом деле и не было. Так же, как не было старой цыганки, о которой говорил нам герр Глапп, и того мужчины в плаще с капюшоном, которого видел я.
— Что вы хотите этим сказать⁈ — встревоженно, и даже с некоторым испугом спросил Кристоф.
— Я хочу сказать, друг мой, что на самом деле нам все просто привиделось.
— Думаете, это был морок?
— Думаю, это было бы неплохим объяснением…
Морок — обычная эфирная магия, в простейшей своей форме доступна даже новичкам. Нечто подобное я проделал с «охотниками на ведьм» около деревни, где проживал старый «тропун» Фальц, и еще раз немного позже, с тем разбойником на ночной дороге, который приставил нож к горлу Катерины.
Но морок должен был кто-то навести. А столь сильный морок, воздействующий одновременно на разных людей по-разному, мог навести лишь достаточно опытный маг. Вот только таковых я здесь не наблюдаю. К тому же, Приграничье — совсем не то место, где можно шутить с подобными вещами.
Пройдя вдоль поваленного дерева, я запрыгнул на ствол и посмотрел вокруг. Карета стояла все в том же месте, одна дверца ее была распахнута. Потерянный кучер сидел на козлах, но поза его вызывала недоумение — он завалился набок, низко свесив голову и закрыв глаза. Словно мертвый.
Я и припомнить не мог, когда он успел туда вернуться. Хотя теперь я сомневался, что он вообще с них слезал.
Дав знак Кристофу следовать за мной, я соскочил с поваленного дерева и подошел к карете. У козел остановился, осмотрел кучера и пихнул его в плечо. Он завозился, не открывая глаз и устраиваясь поудобнее, затем свесил голову на другой бок и снова затих.
— Он спит! — отчего-то шепотом оповестил меня подошедший Кристоф. — Как он может спать в такой момент⁈
— Под действием морока можно не только уснуть, но и вовсе богу душу отдать, — сказал я. — Все зависит от того, кто и для чего этот морок на нас навел. А, мсье Завадский? Какие мысли у вас на этот счет?
Должно быть, никаких мыслей на этот счет у Кристофа не было, потому что он мне не ответил, а подошел к открытой дверце кареты и заглянул внутрь.
— Наши дамы тоже спят безмятежным сном, — сказал он. — Надо бы убираться отсюда, куратор, покуда и нас вами сон не свалил. Еще неизвестно, чем это может закончиться.
Он хотел закрыть дверцу, но задержался, а потом извлек из кожаного кармана на ней пистолет Глаппа. Осмотрел его.
— Разряжен, – сообщил он.
Подойдя к нему, я тоже взглянул на пистолет, понюхал дуло и покивал.