Покосившись на меня, Кристоф медленно покачал головой.
— Честно признаться, до вчерашнего дня я и о самом князе Ульрихе мало что слышал, — отозвался он. — И тем более не интересовался, сколько у него было жен… Однако, семь раз — это действительно уже перебор. Я почему-то считал, что он достаточно молодой человек.
— Он и в самом деле еще далеко не стар. Насколько мне известно, ему тридцать с небольшим лет, но прежде мне не доводилось слышать о его шести женах.
Кристоф глянул на меня с усмешкой.
— А вы всегда верите тому, что говорит вам морок? — поинтересовался он.
Ну надо же — мальчишка вздумал язвить над своим куратором! Лично я подобное начал себе позволять гораздо позже. И неоднократно получал за это крепкого тумака, между прочим!
Недолго думая, я потянулся и отвесил Кристофу подзатыльник. Шляпа с него так и взлетела, и он едва успел ее поймать, чтобы снова натянуть на голову.
— За что вы меня бьете, мсье⁈ — воскликнул он с плохо скрытой обидой. — Я не хотел подшучивать над вами! Но ведь морок для того и существует, чтобы сбить человека с толку!
— Но порой они высказывают весьма дельные вещи, — заметил я, не обращая на его обиду никакого внимания. — Правда это или нет, но я рад, что нам не придется иметь дел с этим человеком. Как только мы окажемся по ту сторону городских стен, мы расстанемся с принцессой Фике и, скорее всего, уже больше никогда не увидимся.
— Мы не увидимся с принцессой потому, что отныне она станет Великой княгиней Сагарской? — уточнил Кристоф со смутной улыбкой. О подзатыльнике, похоже, он уже и думать забыл.
— Отнюдь, — возразил я. — Мы не увидимся с ней, потому что у нас полным-полно собственных дел, среди которых я не припомню сопровождение царственных особ.
— И это мне говорит камер-юнкер! — со смешком воскликнул Кристоф.
Ну что мне с ним делать? Толи ему понравилось получать от меня подзатыльники?
Впрочем, на сей раз его насмешка осталась без последствий, потому как в этот момент мы, спустившись с холма, обогнули заросли высокие шиповника и увидели двигающий нам навстречу небольшой конный отряд. С десяток драгун на ослепительно белых лошадях, вытянувшись в две колонны, неторопливо скакали нам навстречу. Пестрые знамена с грифонами плескались на ветру над их головами.
Когда нас разделяло уже не больше двух десятков шагов, они остановились. Мы с Кристофом тоже придержали своих лошадей. Мерный перестук колес за нашими спинами стих — кучер остановил карету.
Один из драгун соскочил с лошади, размашисто подошел к нам и встал, убрав руки за спину и широко расставив ноги. Вид его впечатлял: ослепительно красный мундир с белой перевязью, золоченый шлем с густыми перьями, широкий палаш на боку. Очень бравый вид, что не говори!
Осмотрев нас с Кристофом, он принялся что-то с расстановкой говорить по-немецки. Мы практически ничего не понимали из его слов, но было ясно, что он приветствовал Ангальт-Цербстскую принцессу Софию Августу Фредерику и ее спутников на земле Великого княжества Сагарского. И так далее, и так далее, и так далее…
Странно, но я сразу понял, что он маг. Не особо сильный — не магистр, и даже не бакалавр, а примерно моего уровня — но все же маг. Я чувствовал, как струится в нем магия. Красная, незнакомая. Она обволакивала силовые линии, искривляла их, выбиваясь прочь из тела алыми всполохами, но сразу же возвращалась назад, заставляя окружающее магическое поле приходить в волнение.
В голове у меня тихо загудело, и как я ни старался, никак не мог избавиться от этого странного гула.
«Не морок ли это снова?» — подумал я, на мгновение зажмурившись и встряхнув головой.
Совершенно невозможно определить наличие в человеке магических качеств без специальных процедур с его кровью. Можно только заподозрить, что стоящий перед тобой не обделен ими, но доподлинно об этом может рассказать только кровь.
Многие маги с раннего детства пытаются обучить своих детей элементарным магическим приемам, и если усилия эти не проходят напрасно, если ребенку начинает поддаваться простейшее колдовство, то и без процедур с кровью становится понятно: из чада вырастет настоящий маг.
Но и отсутствие результатов вовсе не означает, что ребенок лишен магического дара. Он может развиться и позже. В пятнадцать лет, в двадцать, даже в двадцать пять, но это уже крайний срок.
Однако сила мага не зависит от того, в каком возрасте она проявилась. Она вообще ни от чего не зависит. Она просто есть. Как данность. А вот умение ее использовать — это уже другой разговор. Здесь уже акцент ставится на обучении. Для того в свое время и была создана Академия Чародейства.
Так вот, сейчас я чувствовал силу стоящего передо мной драгунского офицера и не понимал, как это может быть. Я никак не мог влиять на нее, не мог даже понять ее, поскольку моя собственная сила отличалась от нее в корне. В какой-то момент мне показалось даже, что я вижу перед собой уже не столько человека, сколько его магическое отражение в нашем мире — лишь его весьма условный контур, пронизанный силовыми линиями…
Но в одно мгновение это странное видение исчезло. Гул в голове тоже стих. Наваждение словно ветром сдуло, и теперь я снова увидел обычного драгунского офицера, который заливался передо мной немецким соловьем.
Не знаю уж, чем бы все это закончилось, но тут из кареты вышел обер-вахмистр Глапп в своем перепачканном мундире и остановился перед драгуном, звонко щелкнув каблуками. Что-то ему отрывисто прорявкал. Драгун отозвался ему в тон — столь же коротко и громко.
Затем они почему-то оба рассмеялись. Драгунский офицер вернулся к своим, запрыгнул на лошадь и, выдернув из ножен палаш, поднял его над головой. Что-то зычно проорал. Десяток глоток отозвались ему в ответ лающей речевкой, сути которой я не понял, но наверняка это было что-то торжественное, соответствующее случаю.
Одна из конных колонн по цепочке развернулась и направилась к городу впереди нас. Мы с Кристофом двинулись следом. Наш кучер тут же тронул лошадей, и карета, тихонько поскрипывая на рессорах, покатила за нами — обер-вахмистр запрыгнул в нее уже на ходу.
Вторая колонна драгун дождалась, пока вся процессия проедет мимо, и лишь потом пристроилась в хвосте, прикрывая нам спину. Хотя, от кого ее теперь было прикрывать-то? От ветра, что сквозил между холмов?
Впрочем, если поначалу я был немного зол на князя Ульрих за то, что он не выслал нам навстречу гвардейский кортеж, то теперь такое решение начинало мне казаться единственно верным. Если бы морок накрыл нас вместе с гвардейцами, еще неизвестно к чему бы это могло привести. Даже в столь маленькой компании, какая была у нас, мы умудрились совершенно запутаться, при этом едва не пристрелили лакея и заживо похоронили спящего обер-вахмистра. Страшно подумать, что могли натворить вооруженные драгуны в такой обстановке. Без убитых бы точно не обошлось…
Мы неторопливо следовали по дороге вдоль замерших в караульных стойках швейцарских солдат с огромными алебардами в руках. Солнце висело над вершиной холма, светя прямо нам в глаза и заставляя щуриться. Оно отражалось в шлеме каждого швейцарца, превратив нашу дорогу к городским воротам в сверкающую иллюминацию.
Когда до распахнутых ворот оставалось уже не больше двух десятков шагов, грянул оркестр. Признаюсь честно, от неожиданности я слегка напугался, и даже голову пригнул на всякий случай, успев заметить, что Кристоф в точности повторяет мои телодвижения.
Это оказалось неожиданным оттого, что оркестр расположился прямо над воротами — думаю, там были выстроены для музыкантов какие-то мостки, на которых они и размещались. Драгуны, должно быть, были осведомлены о такой встрече, и даже не пошелохнулись, а так и продолжили свой торжественный въезд в город.
Нам ничего не оставалось, только как следовать за ними.
Трубы гудели над нашими головами, барабаны грохотали, лязгала медь тарелок. Вероятно, это был какой-то местный парадный марш, потому что он как нельзя точно попадал в такт шага драгунских лошадей, и те привычно топали под него, ритмично покачивая головами.
Сразу за воротами расположилась огромная мощеная булыжником площадь, на дальнем краю которой нашу процессию ожидала длинная шеренга всадников. В центре ее стояла белая с золотом карета с такими огромными колесами, что верхний край их, казалось, достигает крыши.
Всадники по обеим сторонам от кареты явно не были военными из личной гвардии князя. Поскольку одеты они были довольно пестро, словно соревнуясь между собой в роскоши, и скорее всего являлись какими-то важными сагарскими вельможами.
Когда под звуки оркестра мы въехали на площадь, к дверце кареты подбежали двое разодетых как павлины лакеев. Один из них торопливо откинул ступени, и отточенными движениями раскатал белую ковровую дорожку от самой кареты и едва ли не до середины площади. Затем другой лакей распахнул дверцу и тут же склонился в почтительном поклоне. Второй поступил точно так же.
На белую дорожку грациозно ступил среднего роста человек, облаченный в бело-золотые одеяния, под цвет собственной кареты. Белая с золотой опушкой треуголка венчала его светловолосую голову, а удлиненное худое лицо даже на фоне всей этой сияющей белизны казалось болезненно бледным.
Вопреки ожиданию, губы это человека не сияли ярким красным пятном на белом фоне — они были неожиданно синими, словно человек этот давным-давно поджидал нас на лютом морозе и изрядно замерз.
Это был Великий князь Ульрих Густав Сагарский собственной персоной. Я слышал, что несмотря на свои тридцать с приличным хвостом лет, князь выглядит достаточно молодо, но никак не ожидал, что настолько! Мне показалось, я вижу перед собой восемнадцатилетнего мальчишку, безусого и безбородого, а брови его, как и волосы, были таким светлыми, что становились невидимыми на бледном лице.
Зато глаза этого взрослого мальчишки представляли собой что-то невероятное! Большие, немигающие, они были столь насыщенного синего цвета, что это казалось совершенно невозможным. Таких синих глаз я не видел еще ни у одного человека, а если уж быть совсем откровенным, то такого цвета я вообще не встречал за всю свою жизнь!