По большому счету, на всей площади мы с Кристофом остались одни. Печально глядя вслед удаляющейся толпе, Кристоф поднял руку и запоздало попахал рукой. Потому прижал пальцы к губам и послал туда же воздушный поцелуй.
— Вот и отлично! — провозгласил я, пытаясь тем самым не столько настроить его на рабочий лад, сколько извлечь из пучины вселенской печали. — Мы с вами достойно исполнили просьбу герцогини и сопроводил ее с принцессой до самого Аухлита без всяких потерь. Теперь нам ничто не мешает заняться собственными делами, тем более, что мы все равно уже прибыли в пункт назначения…
Я попытался расспросить попавшихся под руку горожан, где найти таверну под названием «Грюне Циге». По заверению Амосова, на русский это переводилось как «Зеленая коза», и найти там Ван-дер-Флита можно было без особого труда. Как он выглядит, никто не знал, поскольку лично из магистров с ним встречался только мой куратор, но было это почти два десятка лет назад и сложно было ожидать, что нынешний сорокалетний мужчина будет выглядеть также, как двадцатилетний юноша тех времен.
В свое время таверна принадлежала родному дяде Ван-дер-Флита по материнской линии, и маг тогда работал у него поваром. Собственно, это все, что мог сообщить мне Амосов. Хотя нет — было еще одно: Ван-дер-Флит был рыжим. И не просто рыжим, а таким рыжим, что — по словам Петра Андреевича — от его волос можно было трубку раскуривать.
И это было хорошо, потому что таких рыжих людей встретишь не часто. Вот Гаврила мой тоже рыжий, но от его бороды трубки не раскурить. Поблек он совсем, растерял свою яркость за прошедшие годы. Но маменька рассказывала, что когда-то его за версту в поле рассмотреть можно было.
Впрочем, бог с ним, с Гаврилой. Не до него сейчас вовсе. Местные жители толи не понимали моего корявого немецкого, толи никакой «Зеленой козы» в Аухлите давно и в помине не было, но на меня в основном смотрели как на умалишенного и отходили прочь подобру-поздорову.
Но в конце концов нашелся мальчишка, который внимательно выслушал мои объяснения, почесал затылок и сказал:
— Ди таверне ист да линкс… — и указал пальцем на узкую улочку, что притаилась промеж серых каменных домиков на левом краю площади. А потом протянул раскрытую ладонь. — Пфенниг! — потребовал он.
Тут глубоких знаний языка не требовалось, чтобы понять, что он требует с меня деньги, за то, что указал путь. Но пфеннигов у меня не было. Из местных денег были только талеры и гульдены, но и то и другое являлось слишком крупной монетой, чтобы расплачиваться ей за столь ничтожную услугу.
Тогда я запрыгнул в седло, взял мальчишку за шиворот и усадил на лошадь впереди себя. Показал ему гульден.
— Покажешь нам дорогу, получишь гульден, — сказал я по-русски, крутя монетой у него перед носом. — А если обманешь, я вырву тебе печень, зажарю ее съем. Понял меня?
На ответ я не рассчитывал, а потому был очень удивлен, когда мальчишка на приличном русском вдруг ответил:
— Дяденька, не надо есть мою печень! Я вам правду говорю!
Я так и выпучил на него глаза.
— Так ты что ж, сучий сын — понимаешь по-нашему, что ли⁈
— Понимаю, дяденька… — испуганно отозвался мальчишка. И разведя руками, философски заметил: — Так ведь Приграничье! Здесь многие понимают. У меня мамка с того берега. А папка с этого. Я деда с бабкой иногда в Горной Поляне навещаю. Только не очень часто, потому как через замороченный лес в последнее время страшно ходить стало. Можно и не воротиться вовсе.
Я тронул Снежку, и мы направились к левому краю площади, к той самой улочке, на которую указал мальчонка.
— Так что ж ты мне голову морочил, подлец мелкий⁈
— Так ты, дядь, первый начал! Я ж не думал, что ты русский. Ты ж с принцессой из самого Цербста приехал, а там на немецком языке все хорошо говорят. Вот я и решил, что ты просто блаженный какой-нибудь.
— Сам ты блаженный! — немного обиделся я на мальчонку. — А Цербст твой хваленый, между прочим, когда-то русским городом был, Серпском. Это потом уже он в Цербст превратился.
— Правда, что ли? — не поверил мальчишка.
— Вот-те крест! — побожился я.
Мальчишка прищурился.
— А ты ведь не соврал, дядь, – заметил он. — Крестишься как мои дед с бабкой с того берега — справа налево, а не как здесь принято — слева направо… А зачем тебе «Грюне Циге» понадобилась? Давай лучше я тебя за два гульдена в «Шёне Эльза» провожу — там пироги вкусные и выпивка подешевле.
— Даже так! — усмехнулся Кристоф, который ехал бок о бок с нами с слышал весь разговор. — Два гульдена — хорошие деньги! А матушку твою как зовут? Не Эльза случаем? А может быть Лиза?
— Дядь, а как ты догадался? — удивился мальчишка.
Я вздохнул.
— Как твое имя, киндер?
— Никлас.
— Коленька, значит, — покивал я. — Так вот, Коленька: нам не нужно в «Шёне Эльза», даже если там самые вкусные пироги в мире, а шнапс и вовсе наливают бесплатно. Нам нужно в «Грюне Циге», понимаешь?
Коленька понимал. Оставшийся путь он не пытался с нами торговаться и в основном молчал. Я лишь спросил у него о рыжем человеке по имени Ван-дер-Флит, но Коленька только развел руками. Ни о ком таком он не слышал, да и вообще по заведениям не ходил, поскольку был еще мал и денег на это не имел.
Мальчишка не обманул: в самом конце извилистой улочки, названия которой я так и не смог выговорить, действительно находился двухэтажный дом из серого камня. Над входом на ржавых цепях висела широкая мореная доска, на которой было вырезано готическим шрифтом: «Grüne Ziege», а сбоку нарисована веселая козья рожица. Когда-то она была выкрашена в зеленый цвет, но время и дожди сделали свое дело, и краска смылась, оставив после себя лишь слегка зеленоватые пятна на козьей морде.
Я все так же за шиворот спустил Коленьку-Никласа с лошади и вручил ему обещанный гульден.
— Гуляй, парень! Да смотри тортов не обкушайся, а то плохо станет…
Привязав своих лошадей у входа, мы вошли в таверну. Было здесь пусто, но это и не удивляло, учитывая, что большая часть горожан только что находилась на площади, а затем отправилась вслед за кортежем Великого князя.
Бросив свои шляпы с печатками прямо на стол, мы с Кристофом уселись за него и стали ждать, пока в зале кто-нибудь объявится. За высокой стойкой располагались стеллажи с пивными и винными бочонками, а промеж их притаился широкий проход, закрытый плотной занавеской. Наверняка там находилась кухня и другие подсобные помещения, но меня смущало, что оттуда не доносится ни звука. Не было слышно ни звона посуды, ни шипения масла, ни писклявых голосов поварят. И только я подумал, что никакой еды мы можем здесь и не дождаться, как за спиной у нас послышался низкий хрипловатый голос:
— Чем могу вам помочь, господа?
То, что сказано это было по-русски, я сразу и не сообразил, и обернулся, не совсем понимая, как сказавший это мог столь незаметно оказаться позади нас.
За спиной стоял высокий грузный человек в фартуке из серой парусины. Лицо его было румяным, круглым, щеки надувались двумя увесистыми пузырями, меж которыми был тесно зажат розовый нос-кнопочка. Над носом нависали две черные точки мелких близко посаженных глаз. На голову толстяка был натянут кургузый белый колпак, сдвинутый немного набекрень. Живот его был столь огромен, что находился далеко впереди самого человека. И руки свои, со стиснутыми крепкими кулаками, человек держал на этом животе, как на подставке. Вероятно, это был либо хозяин заведения, либо местный повар.
— Э-э-э… День добрый, мил человек! — несколько запоздало приветствовал его я. — Я смотрю, вы прекрасно говорите по-русски. Рад слышать родную речь в этих местах.
— Я прекрасно говорю на любом языке, — не слишком приветливо заверил меня человек. — Однако я спросил вас, чем могу помочь…
— Мы разыскиваем одного человека, — опередил меня Кристоф. — Его имя… э-э-э… — он вопросительно уставился на меня.
— Ван-дер-Флит, — закончил я. — Его имя Ван-дер-Флит. Много лет назад он работал в этом заведении поваром. Рыжий такой… — я покрутил над головой пальцами. — Вы его знаете?
Человек молчал, глядя на меня в упор. Зрачков его я не видел — казалось, что просто две черные горошины пытаются просверлить меня насквозь.
— Нет, — ответил он наконец.
Мысленно вздохнув, я вынул свой кошель и извлек из него один гульден. Положил его на стол.
— А теперь?
Человек взял монету, кинул ее в карман фартука и снова сказал:
— Нет.
Кристоф тут же склонился к моему уху и зашептал, прикрывая рот ладошкой:
— Дайте ему еще денег, мсье! Он явно что-то знает, просто хочет заработать побольше.
Я не был в этом так уверен, но все-таки вытащил еще один гульден и положил на стол.
— А может быть вы все-таки что-то припомните?
Второй гульден отправился вслед за первым, я услышал, как они звякнули друг о дружку в огромном кармане.
— Нет, — в очередной раз ответил толстяк.
Кристоф снова припал к моему уху.
— Давите на него сильнее, мсье! — с жаром сказал он. — Он вот-вот сдастся. Дайте ему целый талер!
Я хмыкнул и убрал кошелек.
— Это была плата за угощение, которое мы с моим другом рассчитываем здесь получить, — пояснил я, кивнув на его карман. — И не жалейте мяса, герр… Герр? — повторил я с вопросом, глядя на толстяка, рассчитывая, что тот назовет наконец свое имя.
И толстяк назвал.
— Вилли, — сказал он. — Зовите меня просто Вилли, господа.
— Герр Вилли?
— Просто Вилли.
— А скажите мне, просто Вилли: давно ли вы здесь работаете?
— Давно.
— А насколько давно? Год? Два? Или, может быть, двадцать?
— Специально я никогда не считал. Но уже очень давно.
Сказав это, он покатился — другого слова я и не подберу — за стойку, втиснулся в проход между стеллажами с бочонками и пропал из вида. Оттуда сразу послышался звон посуды.
— Эх, напрасно вы сдались! — качая головой, сокрушался Кристоф. — Мы его почти прижали к стене!