— Отнюдь, — возразил я. — Это не более, чем мои догадки. Но вижу, я попал в цель! Однако не понимаю, как такое может быть. Великому князю Ульриху немногим более тридцати, и я не возьму в толк, каким образом за столь короткое время он смог жениться шесть раз кряду.
Тут и обер-вахмистр Глапп, до этого момента в основном молчавший, вставил свое слово.
— Но самое главное, что меня беспокоит, — сказал он, — это вопрос: что стало со всем его женами? В свете описанных вами событий, меня несколько беспокоит будущее моей подопечной. Я направлен прусским королем Фридрихом, чтобы обеспечить безопасность принцессы Софии Августы Фредерики в пути, и мне не по душе слишком легкое отношение князя к вопросам брака!
Маркиз обернулся и взглянул на обер-вахмистра с некоторым недоумением.
— Могу вас успокоить, мсье Глапп: зона вашей ответственности закончилась в Аухлите. Отныне вы просто гость Великого князя, и вся ответственность за судьбу принцессы теперь лежит на князе Ульрихе. Он очень дорожит своей новой невестой из далекого Цербста, ведь все прежние его жены были сагарками, хотя и принадлежали к знатным родам.
— И что же с ними стало? — угрюмо спросил Кристоф.
— Они все умерли, — ответил де Бомбель.
Глава 15Немного о «красных кувшинах» и гостеприимстве Великого князя
Слова французского посланника настолько всех ошеломили, что какое-то время мы ехали в полном молчании, переваривая сказанное и не решаясь спросить, каким образом жены Великого князя могли уйти из жизни.
Первым задать вопрос решился Кристоф.
— Неужели князь Ульрих убил их всех? — спросил он.
Маркиз де Бомбель допил остатки вина и старательно вытряс себе в рот последние его капли. Затем с сожалением посмотрел на бутылку и отбросил ее в сторону.
— Весь путь от Сагаринуса до Аухлита усеян моими бутылками! — хвастливо оповестил он. Потом рыгнул, перекинул ногу через шею лошади и уселся в седле, как на стуле. — Однако я должен вас ненадолго оставить, господа!
С этими словами он прямо на ходу соскочил с лошади и, остановившись на обочине, долго мочился в низкую траву. Потом быстро догнал нас, ловко запрыгнул на скакуна и потрепал его по шее.
— Так о чем вы меня спрашивали, мсье? — он обернулся к Кристофу. — Ах, да, вспомнил! Вас интересует, не причастен ли князь Ульрих к смерти своих жен… Меня и самого долго волновал этот вопрос. Мои служебные обязанности подразумевают частое общение с Сагарским правителем, но одно дело, когда ты уверен, что говоришь с разумным человеком, и совсем другое, если знаешь, что перед тобой стоит сумасшедший убийца.
— Выходит, все-таки он убийца? — совсем невесело спросил я.
Маркиз сумрачно покачал головой.
— Этого я не знаю, господа. Но очень хочу верить, что все это лишь трагическое стечение обстоятельств, и все шесть жен Великого князя умерли по естественным причинам. Всех их поразила неведомая болезнь. Она обездвиживала, не давала возможности говорить, и даже дышать было весьма болезненно. В последний день их всех пробивал липкий пот, начинались судороги, а через несколько часов они умирали, так и не сказав ни слова. Так что внешне все выглядело так, словно они скончались от болезни по воле господа нашего. Вы же не станете с этим спорить?
Спорить никто и не собирался. А мне вспомнился вдруг государь-император Алексей Петрович Трубецкой, батюшка нынешнего государя Михаила Алексеевича. Он тоже умирал подобным образом: не мог ни есть, ни пить, не говорить, и дышал с превеликим трудом. В последний день его пробил липкий пот, а за час до того, как душа его отлетела, он стал дышать часто-часто, как будто воздуха ему не хватало.
Наследник престола Михаил Алексеевич был уверен, что на батюшку его наложил заклятье кто-то из магов. Никто этого не доказал, но переубедить императора было сложно. Может быть и правда оно, а может быть и нет, и была это просто неизвестная болезнь. И может быть даже завезли ее в Петербург именно отсюда, из Сагара, с какой-нибудь новой партией сагарских скакунов, закупленных для нужд конюшен императорской семьи.
Могло такое случиться? Да легко! Впрочем, и наложить на государя заклятье тоже было не менее просто. Для сильного мага, разумеется. Для очень сильного мага…
— И почему же князь Ульрих в этот раз выбрал себе жену из-за границы? — спросил я. — Он надеется, что заграничная кровь окажется сильнее местной болезни?
Маркиз де Бомбель скривил губы.
— Ход мыслей Великого князя мне неизвестен, — ответил он. — Но наследником он до сих пор не обзавелся, а это очень плохой сигнал. Всегда может найтись кто-то, кто обвинит его в мужской несостоятельности и скажет, что пора задуматься о смене династии… Должен заметить, господа, что законы Сагара весьма просты: все, что повелевает Великий князь должно исполняться незамедлительно. Его слово — закон, и если ты этого не признаешь, то тоже становишься преступником. Это делает его власть в государстве абсолютной, но и врагов его вынуждает быть более жесткими и решительными. А врагов у Великого князя хватает. Я уже понял это, хотя и нахожусь здесь не так давно… Я даже завидую вам господа, что сразу после церемонии венчания вы покинете Сагар. Цивилизованным людям, вроде нас с вами, здесь не место. При этом мне искренне жаль принцессу Софию Августу Фредерику, ведь ей придется оставаться здесь до скончания дней…
После этих весьма мрачных слов маркиза мы все долгое время ехали в полном молчании. Сагарский двор казался мне теперь весьма жутким местом, а жизнь при нем виделась подобной заключению в остроге. И мне, так же, как и маркизу, стало немного жаль юную принцессу Фике, которой еще только предстояло познать всю жуть здешнего бытия.
Конечно, она прибыла сюда не в качестве жалкого «красного кувшина» — куска мяса, что можно повсюду таскать с собой, — а предначертана ей роль Великой княгини Сагарской. Но мне совсем не трудно представить себе тот ужас, который она испытает, когда начнет понимать суть магии Красной Линии. Когда осознает, что отныне и навсегда со всех сторон будет окружена упырями, которые умудрились величайший в истории грех превратить во что-то привычное и банальное, что уже не вызывает у граждан Сагара никакого отчуждения.
Впрочем, я — камер-юнкер Алексей Сумароков, сыщик сыскного приказа, начинающий маг Синей Линии — гражданином Сагара не являлся, и подобные кровавые мерзости ничего кроме отвращения в моей русской душе не вызывали. С упырями я привык обходиться по-своему, и шпага моя тому свидетель.
Но сейчас я был здесь в гостях, и решать дела с помощью шпаги было бы невежливо. К тому же у меня было более важное поручение, нежели резня местных упырей. И я задал маркизу де Бомбель тот самый вопрос, который уже давно крутился у меня в голове:
— А что вы можете сказать про тех двух господ, что встречали принцессу вместе с Великим князем Ульрихом, дорогой Франсуа? Один из них темноволосый, носатый и алая повязка у него через левый… нет, извините, через правый глаз. А второй невзрачный такой, я даже затрудняюсь описать его внешность…
Я нарочно не упомянул их имен, чтобы иметь возможность проверить осведомленность Ван-дер-Флита в этом вопросе. Но ничего неожиданного для себя не услышал.
— Это был барон Маттиас Марбах, — пояснил де Бомбель, подтверждая слова толстого повара из Аухлита. В голосе его слышалась изрядная доля презрения. — Тот, у которого повязка на правом глазу. Он фаворит Великого князя и негласный учредитель всего самого распутного, что происходит при сагарском дворе… Должно быть, вы полагаете, что своего правого глаза он лишился во время какой-нибудь дуэли из-за прекрасной дамы? Или же потерял его в неравном бою с неприятелем? Как бы не так!
— И что же могло послужить причиной такой неприятной раны? — заинтересовался Кристоф.
— Спинка стула! — Маркиз едва ли не прокричал эти слова, но вовремя взял себя в руки. — Этот похотливый сатир придумал специальный стул, с помощью которого можно удовлетворять себя в любовных утехах. Причем, я слышал, что он был даже двухместным…
— Стул? — удивился Кристоф. — Я не ослышался: вы действительно сказали «стул»?
— Да, именно стул! Вы правильно расслышали, молодой человек!
— Я не понимаю… — Кристоф потряс головой. — Как стул, даже двухместный, может помочь в любовных утехах?
— Вы просто очень молоды и не искушены в плотских удовольствиях. К счастью, я не знаком с точным устройством этого дьявольского изобретения, слышал только, что там были какие педали и специальные отверстия…
— Франсуа! — я предупреждающе повысил голос. — Ради господа, избавьте нас от подробностей!
— Да-да, — торопливо согласился Кристоф. — Не стоит обсуждать подобные вещи в приличном обществе… Но я смогу взглянуть на чертежи?
Маркиз расхохотался. Его даже слезы прошибли, настолько ему было смешно. Но в руки он взял себя достаточно быстро, утер слезы и покачал головой.
— Не думаю, что это возможно! — заявил он. — Барон передал свои чертежи мастеру, и тот изготовил ему это дьявольское устройство. Но должно быть в чертежи закралась какая-то ошибка, или же стул оказался не рассчитан на подобную нагрузку, но во время испытания конструкция треснула, барон упал с нее и напоролся глазом на щепку. Она вошла ему в череп на целый палец, глаз вытек, но наш сладострастный барон остался жив. Мастера тут же повесили, а Маттиас Марбах с той поры носит повязку через правый глаз. И выбрал для нее ярко-алый цвет, чтобы его могли узнавать издали.
— Действительно весьма неприятный человек, — высказал я свое суждение по поводу барона Марбаха.
Но гораздо больше меня сейчас интересовал второй спутник князя Ульриха. Человек, которого за глаза называли Неприметный. И потому я спросил:
— А кто же был второй вельможа?
— Это маркграф Хардинер, — вновь подтвердил слова Ван-дер-Флита маркиз де Бомбель. — Все земли в южном приграничье Сагара принадлежат лично ему, и приносят такой доход, с которым может сравниться разве что государственная торговля лошадьми. При дворе он имеет прозвище Неприметный, поскольку внешность его столь не запоминающаяся, что описать ее довольно непросто. Я часто ловил себя на том, что даже сразу после беседы с ним не могу припомнить, как он выглядит. Все в нем какое-то… заурядное, что ли? Заурядные глаза, заурядный нос, заурядные рот. И при всем при том, они постоянно меняются!