— Я не совсем понимаю. В каком это смысле — меняются? — осторожно спросил я.
— Это сложно будет объяснить, если вы никогда не общались с маркграфом. Возьмем к примеру его губы… В какой-то момент они будут вам казаться тонкими и бледными, но уже в следующую минуту окажутся яркими и пухлыми. Или же его нос. Когда он вас слушает, это достаточно крупный острый нос, похожий на римский. Но когда начинает говорить сам, то ноздри его раздуваются, и нос из римского превращается в какой-то азиатский, расплюснутый… То же самое касается и любой черты его лица. Все они меняются в зависимости от обстоятельств. И существует большой риск не узнать маркграфа, если вы случайно повстречаете его где-нибудь на улицах Сагаринуса. Впрочем, это уже из области чего-то совершенно невероятного — такие люди просто так не болтаются по улицам, и об их прибытии обычно предупреждают заранее.
— Он тоже фаворит Великого князя? — полюбопытствовал я, видя, что де Бомбель собирается покончить с этой темой.
Впереди уже были видны шпили на соборах Сагаринуса, и в них порой ярко вспыхивали лучи заходящего солнца. Стены города еще заметны не были, но я понимал, что стоит нам начать спуск с холма, как они предстанут перед нами во всем своем великолепии.
О белоснежных каменных стенах Сагарской столицы я был наслышан с детства — батюшка не раз рассказывал мне сказки о том, как путешествовал в этих землях и сражался с ужасными кровопийцами. Но теперь я начал сомневаться, что это были именно сказки. Может и не сочинял ничего батюшка мой в своих рассказах? Может быть все это была чистая правда?
— Знаете, мсье Сумароков, — ответил де Бомбель с тенью задумчивости на лице, — ни у кого в Сагаре язык не повернется назвать маркграфа Хардинера фаворитом Великого князя. Так же как не повернется назвать его вторым лицом в княжестве. Потому что… — тут маркиз с шутливым видом приставил ладонь ко рту и громким шепотом оповестил: — Потому что на самом деле он первое лицо! Всеми вопросами внутренней и внешней политики ведает он сам. Князь Ульрих не принимает ни одного важно решения без совета Хардинера. Да что там политика! Даже портрет принцессы Софии Августы Фредерики, который ему любезно прислал король прусский Фридрих, князь оценивал вместе с маркграфом, и спрашивал у него, годится ли девушка с такими чертами лица в качестве претендентки на титул Великой княгини… Кстати, Хардинер оценил достаточно высоко внешние данные принцессы.
— Их любой бы оценил высоко! — с вызовом воскликнул Кристоф, чем на мгновение привлек себе внимание маркиза.
— Сейчас разговор не об этом, — с досадой прервал его я. — Маркграф мне кажется весьма интересным человеком. Вы говорите, любезный маркиз, что по долгу службы вам часто приходится общаться с ним? Не могли бы вы меня представить ему при удобном случае?
— С удовольствием сделаю это, — не стал возражать Франсуа. — Я не уверен, что общение с Хардинером доставит вам удовольствие, но знакомство с ним может оказаться весьма полезным.
— Я ваш должник, мсье.
В ответ на это маркиз только усмехнулся.
Мы приближались к столице. Солнце постепенно опускалось к лесу, и самые высокие деревья уже царапали его край, когда длинный кортеж Великого князя въехал в настежь распахнутые ворота Сагаринуса. Грянул невидимый мне пока оркестр, приветственно закричали сотни восторженных голосов.
Несколько оглушенные, мы въехали в город. Здесь кортеж двигался уже более тесно, кареты больше не растягивались в бесконечную цепочку. Громыхали фейерверки, но в лучах заходящего солнца они были почти не видны, хотя в темноте наверняка смотрелись бы великолепно. Вероятно, прибытие Великого князя с невестой ожидалось на час-другой позднее, и случись такое, зрелище действительно было бы впечатляющими. Это я понял, когда увидел, как мечется в небе над самой моей головой гигансткий огненный змей, рассыпая мириады искр, которые с шорохом осыпаются на булыжник мостовой и еще долго прыгают на нем, переливаясь всем цветами радуги. Затем к этому сверкающему небесному зверю присоединились такие же пылающие птицы, в количестве не менее сотни. Они кружили вокруг змея с мелодичным звоном и сыпали на головы зрителей сверкающие перья.
Местные лошади, вероятно, были привычны к подобному, потому как никто из них даже ухом не повел. Моя же Снежка зафыркали с непривычки, закрутила головой, но я ласково потрепал ее по морде, прижавшись к гриве всем телом:
— Все хорошо, не бойся. Это просто фейерверк…
Наверняка этим огненным зрелищем управляли местные маги, потому что осуществить подобное простому человеку вряд ли было под силу. И я даже пожалел, что мы не задержались в пути, и я уже не смогу увидеть подобное представление во всем его великолепии.
На дворцовую площадь простых горожан не пускали. Сам княжеский дворец был окружен кованой оградой, вдоль которой на карауле стояли дворцовые гвардейцы в высоких киверах, украшенных какими-то дикими перьями.
Высокие ворота перед кортежем величественно распахнулись, и мы въехали на просторную площадь. Сопровождающие карету князя всадники зашли на почетный круг, объехали всю площадь и выстроились в конце концов в две длинные шеренги, лицом друг к другу.
В «коридор» меж этих шеренг въехала только карета Великого князя и остановилась прямо напротив поражающего воображение крыльца. Его ступени гигантскими полукольцами расходились по площади, ниспадая в итоге прямо пред ногами Великого князя Ульриха. Он первым вышел из своего экипажа и церемониально подал руку принцессе Фике, коснувшись кончиков ее пальцев губами, столь же синими, как и его глаза.
Маркиз де Бомбель подался ко мне вместе с лошадью и прошептал:
— С этого момента принцесса перестала быть подданной прусской короны. Отныне она подданная Великого князя Сагарского, а после церемонии венчания и сама станет Великой княгиней. На этом ваша миссия закончена, господа!
Следом за принцессой Фике из кареты князя Ульриха вышла герцогиня Иоханна, обмахиваясь веером и с интересом осматриваясь. Казалось, что величественный замок, который возвышался прямо перед ней прекрасной белой вершиной, она сразу и не заметила, а когда же кинула наконец на него свой взор, то так и замерла на месте с задранной кверху головой.
— Она в полном восхищении, — прокомментировал ее вид маркиз. — Этому дворцу уже пятьсот лет, он называется «Снежная вершина», и я еще не встречал человека, который остался бы равнодушным при виде его.
– Бесспорно, он впечатляет, — согласился я, осматривая дворец, и вид мой при этом, возможно, был не менее обалделый, чем у герцогини.
— Он просто великолепен! — вскричал Кристоф, не отрывая глаз от многочисленных шпилей, которые устремлялись в небо и сверкали сейчас в последних лучах солнца кроваво-красным светом.
Между тем Великий князь, принцесса и герцогиня поднялись по многочисленным ступеням меж рядов почетного караула и проследовали во дворец. За ними устремились многочисленные вельможи, среди которых я заприметил и маркграфа Хардинера. Честно сказать, Кривого Нго я представлял себе несколько иначе. С другой стороны, я никогда не видел его воочию, и знал о нем лишь со слов старого Фальца, куратора Амосова и некоторых других магистров Синей Линии. Ах, да — и еще Ван-дер-Флита…
Мы не торопились во дворец, да и пока понятия не имели на чье попечительство можно оставить своих лошадей. Маркиз де Бомбель заметил наше замешательство и любезно предоставил для этого своих слуг, которые уже подошли к нему и почтительно встали в сторонке.
Но не успели мы спешиться и передать слугам своих лошадей, как заметили направляющихся к нам через площадь пятерых гвардейцев. Четверо из них держали на широких плечах длинноствольные ружья, пятый шел чуть впереди и был, видимо, офицером.
— Мне не нравится это, господа, — проговорил маркиз, цепко наблюдая за приближающимся караулом. — Ничего хорошего подобные встречи обычно не сулят.
Я положил руку на эфес, но Франсуа, заметив это движение, схватил меня за руку.
— Не вздумайте вытащить шпагу, мсье! — процедил он сквозь зубы. — В Сагаре скоры на расправу, и суд здесь обычно очень короткий. Вы не успеете даже прочесть молитву, как вас отправят на встречу с господом…
— «Отче наш, иже еси на небеси»… — предусмотрительно начал было Кристоф, но маркиз его тут же прервал.
— Да помолчите вы, Кристоф! — достаточно грубо рявкнул он. — Дайте мне с ними поговорить…
Гвардейцы подошли к нам, офицер с довольно презрительным видом осмотрел нас всех и что-то многословно сказал по-немецки обер-вахмистру.
— Йес, — совсем коротко отозвался тот.
Тогда офицер вынул из-за пояса пистолет, зачем-то показал его Генриху и что-то спросил.
— Йес, — снова сказал тот потухшим голосом.
— Что здесь происходит господа⁈ — требовательно спросил я по-французски.
Я и в самом деле ничего не понимал в происходящем. Моего знания немецкого хватало лишь на то, чтобы понять, что у офицера есть к обер-вахмистру Глаппу какие-то претензии, и тот по какой-то причине своей вины не отрицает.
Но на мой вопрос никто не обратил внимания. Скорее всего офицер даже не понял, что я обращаюсь именно к нему, зато маркиз де Бомбель вдруг заговорил быстро-быстро. Офицер ему в ответ покачал головой и вновь что-то резко сказал Генриху. Тот стоял с растерянным видом и, похоже, не понимал, как следует себя вести.
Но все решили солдаты. Они одновременно скинули с плеч свои ружья и дружно направили их на Глаппа. И тогда тот послушно вышел вперед. Понурив голову, сложил руки за спиной.
— Форвертс! — рявкнул офицер.
Один из гвардейцев подтолкнул Генриха в плечо, и тот послушно пошел вперед, по направлению к воротам, прочь с дворцовой площади. Мы с Кристофом смотрели ему вслед с растерянностью. По-прежнему ничего не понимая, я шагнул было вслед за уходящим Глаппом, но маркиз де Бомбель предусмотрительно придержал меня за руку.
— Не стоит этого делать, мсье, — сказал он. — Обвинение, которое предъявили вашему спутнику, весьма серьезное, и я боюсь, что послед