— Ну, это не сложно! Иностранные посланники зачитывают свои приветствия для будущей княгини.
— А разве вы не иностранный посланник, дорогой Франсуа? Разве вы не должны зачитывать приветственные слова для будущей княгини? — резонно поинтересовался Кристоф.
Маркиз звонко шлепнул себя ладошкой по лбу.
— Черт меня подери, проклятая забывчивость! Это же неплохая возможность замолвить слово за мсье Глаппа перед Великим князем!
И де Бомбель принялся протискиваться сквозь толпу придворных по направлению к трону. Спустя несколько минут, после того, как на смену прусскому послу к трону вышел посланник португальской короны и зачитал свое приветствие, пред Великим князем Ульрихом предстал маркиз де Бомбель. Он был немного растрепанный и пьяный, но говорил при этом вполне членораздельно.
От имени своего славного короля Людовика Пятнадцатого он приветствовал юную принцессу и поздравил ее с благополучным прибытием в Сагаринус. При этом он не забыл отметить, что путь ее сопровождался некоторыми трудностями, преодолеть которые ей помогли ее преданные спутники.
Затем он стал говорить значительно тише, и я уже не мог расслышать его слов. К тому же те самые две русские дамы неподалеку от нас все время шушукались и мешали прислушиваться.
Я увидел, как изменилась в лице принцесса Фике, как с жаром принялась что-то объяснять князю Ульриху. Выслушав, ее Великий князь нахмурился и жестом дал понять маркизу, что он может быть свободен. Де Бомбель сразу склонился в глубоком поклоне и, пятясь, отошел к толпе придворных. Его место тут же занял голландский посол.
— Плохо дело, господа, — сообщил маркиз, вернувшись к нам. — Великий князь не хочет ничего слышать о помиловании мсье Глаппа. По его мнению, эта казнь должна послужить напоминанием для тех, кто успел позабыть, какое наказание следует за непочтительным отношение к княжеской особе.
— Непочтительным⁈ — Кристоф вскинул вверх обе руки. — Что же такого непочтительного было в поведении герра Глаппа в отношении принцессы, что его хотят убить столь жестоким образом⁈
— Мсье Завадский, не забывайтесь! — резко одернул я своего неофита. — Маркиз де Бомбель делает все, чтобы выручить нашего друга, а ваши слова звучат как обвинение.
Кристоф тут же потупился.
— Извините, мсье… — буркнул он. — Я повел себя невежливо. Со мной такое порой случается.
Маркиз отвечать ему не стал, лишь понимающе кивнул. Затем вытянул шею, всматриваясь куда-то вдаль, и сообщил:
— Вижу Хардинера, он беседует с британским посланником… Еще не все потеряно, друзья мои, еще не все потеряно! Алексей, вы кажется хотели быть представленным маркграфу? Удобнее случая нам вряд ли представится.
И с этими словами он устремился в обход толпы куда-то в сторону витража, на котором был изображен сурового вида бородатый человек в тонкой короне с четырьмя лучами, увенчанными красными камнями. Кто-то из древних князей, вероятно. Мы с Кристофом за маркизом едва поспевали.
Остановившись в нескольких шагах от маркграфа, мы сделали вид, что просто наблюдаем за церемонией, однако при этом продолжали следить, когда же британец перестанет болтать и удалится прочь.
Через пару минут тот оставил наконец Хардинера в покое и отошел, а маркиз де Бомбель очень быстро, пока никто другой не занял внимание маркграфа, подошел к нему и церемонно поклонился. Хардинер ответил ему коротким наклоном головы.
— Ваше сиятельство, — сказал ему маркиз, — разрешите представить вам моих новых друзей…
Он указал на нас с Кристофом, и мы не замедлили подойти.
— Господин Сумароков и господин Завадский прибыли в Великое княжество из Санкт-Петербурга по служебной надобности. Они сопровождали принцессу Ангальт-Цербстскую до самого Сагаринуса.
Хардинер с неподдельным интересом осмотрел нас с Кристофом.
— Весьма рад знакомству, господа, — произнес он на чистейшем русском языке, и мне показалось, что я даже услышал знакомые новгородские нотки в этой фразе. — Однако я не припомню, чтобы путь принцессы Софии Августы Фредерики лежал через российскую столицу.
Я смотрел в его лицо и вдруг отчетливо осознал, что при следующей встрече, дабы таковая состоится, я могу и не признать маркграфа. Совсем не напрасно он получил прозвище Неприметный. Даже за время столь короткой беседы он успел поменяться дважды, и оба раза это были совсем разные личности. Черты его лица менялись самым замысловатым и непредсказуемым образом, и осознание того, что перед тобой находится один и тот же человек сохранялось лишь потому, что я при этом неотрывно смотрел ему в глаза. Мой мозг просто не позволял мне допустить мысли, что это могут быть разные люди.
— Нам выпала большая честь повстречать карету принцессы по пути к границе, — отозвался я, глядя маркграфу в бездну глубоких глаз, чей цвет то и дело менялся с голубого на карий. — Им изрядно досталось в дороге, и все их сопровождение было утрачено в разного рода передрягах.
— В наши неспокойные времена путешествия — достаточно опасная штука, — согласился Хардинер, вцепившись в мой взгляд и не отпуская его. — Хвала господу, что принцесса и ее матушка-герцогиня никак не пострадали в пути!
— Хвала господу! — немедленно подхватил я. — А также тому, кого он избрал своим оружием, дабы защищать принцессу от дорожных невзгод. При столь высокопоставленных дамах остался только один живой офицер, и он до конца и с честью выполнял свой долг. Я имею в виду обер-вахмистра Генриха Глаппа, который только что был арестован гвардейцами по какому-то смешному обвинению…
— Обвинение в покушении на княжескую честь вам кажется смешным, мсье Сумароков⁈ — прервал меня Хардинер, неожиданно перейдя на французский.
— Нет, но… — я смешался. — Уверяю вас, это просто досадная ошибка! Все свободные лошади были утрачены, и герр Глапп был вынужден сопровождать дам, сидя в их карете. Так сложились обстоятельства! Он весьма благородный человек, уверяю вас, и при этом отличный офицер… У него и в мыслях не было бросить тень на честь принцессы!
Продолжая удерживать мой взгляд, маркграф расправил плечи, высоко поднял голову и вновь поменялся до неузнаваемости. Я мог бы поклясться, что даже парик у него немного изменил свою форму. Нос заострился, глаза углубились и сменили цвет на водянисто-голубой. Подбородок стал каким-то тяжелым, и когда Хардинер вновь заговорил, он даже не шелохнулся, а двигались при этом только губы.
— Мне никогда не доводилось встречать магов, которые могли бы читать чужие мысли, — проговорил маркграф, практически повторяя недавние доводы маркиза. — Вы не можете знать, о чем думал герр Глапп, сидя в одной карете с принцессой.
— Не могу, ваше сиятельство, — согласился я. — Но одно я знаю точно: сидя с ней в одной карете, он выполнял свой долг и думал только о том, как исполнить его до конца… В его родной Пруссии подобное не считается преступлением, а принцесса в тот момент была подданной Прусской короны.
Я замолчал. Молчал и Хардинер, продолжая взирать на меня с высоко задранной головой. Было отчетливо слышно, как зачитывает перед принцессой свою приветственную речь очередной посланник. Мне показалось, что я слышу итальянский язык — по обычаю каждый говорил на языке того государства, откуда прибыл, а затем повторял то же самое по-немецки.
Так что слушать различных посланников нам предстояло еще долго.
— Недурно сказано, — заметил Хардинер, опустил голову и вновь едва уловимо изменился. — Но, пожалуй, только последний ваш аргумент я мог бы принять во внимание. Да и то лишь из уважения к маркизу де Бомбель.
Я поклонился.
— Уверен, что ваша мудрость и добросердечие не позволит вам казнить невинного человека, ваше сиятельство, — сказал я.
А Хардинер вдруг положил мне руку на плечо и легонько похлопал. Под одеждой у меня была наложена повязка, которую уже пора было бы сменить, и я внутренне напрягся, ожидая, что сейчас почувствую боль. Но ничего не произошло. Словно никакой раны там не было. Только зеленая пыль взвилась в воздух и закрутилась у моей головы медленными вихрем.
— Ого, я вижу силу! — усмехнувшись, заметил Хардинер. — Словно вам довелось биться с самим демоном Шакусом, и он оставил на вас свои отметины. Славная, должно быть, была битва! Кстати, вы можете снять свою повязку, она вам больше не нужна…
Я насторожился.
— Ваше сиятельство, я не совсем понимаю, что вы хотите сказать…
— Я всего лишь хочу сказать, что подумаю над вашей просьбой относительно герра Глаппа, господин Сумароков. Но не сегодня. Завтра ровно в девять утра жду вас в своей приемной. И постарайтесь запастись аргументами понадежнее тех, которые вы предъявили мне только что. И тогда я решу, можно ли как-то помочь вашему другу…
Глава 17Совет Ван-дер-Флита, или Чем украшают дворец Великого князя
На ночь мы с Кристофом остановились в небольшой таверне на улице Желтых маков. Маркиз де Бомбель любезно предложил нам ночлег в своем доме, который располагался всего в четверти часа ходьбы от княжеского дворца, но я отказался. Оттуда было слишком далеко добираться до трактира «Еловая ветка», где у нас на рассвете была назначена встреча с Ван-дер-Флитом, и я предпочел подыскать местечко поближе.
Улица Желтых маков пересекала улицу Святой Матильды в районе ухоженной набережной, обложенной красным камнем и огороженной мраморной балюстрадой. Река, пересекающая город, была в этом месте не очень широкой и неторопливо несла свои темные воды на север, разделяя город на две неравные части.
Княжеский дворец со всей своей огромной прилегающей территорий — парками, аллеями, искусственными водопадами, чередой фонтанов и прочими атрибутами великокняжеской жизни — располагался в малой части города. Она так и называлась: Малый город. Повсюду здесь, даже в самых отдаленных местах, можно было встретить гвардейские караулы, которые следили за порядком и не позволяли черни без надобности болтаться поблизости от дворца.
Вторая часть города, Большой город, была куда как крупнее — раз в десять, по моим самым скромным расчетам. И именно в ней мы с Кристофом мы сейчас и находились, неторопливо следуя на своих лошадях