по набережной вдоль реки.
До воды здесь было совсем недалеко, и кое-где можно было встретить каменные лестницы, ведущие к самой реке. Здесь были привязаны лодки, которые непрерывно покачивались на мелкой волне. Повсюду сновали мелкие стайки бродячих собак, но к нам с Кристофом они подходить опасались. Чувствовали, наверное, нашу магию, пусть и совершенно бесполезную во владениях магического поля Красной Линии.
У таверны на улице Желтых маков мы поручили своих лошадей услужливому работнику, наскоро поужинали печеными перепелами, уничтожили бутылку местного красного вина и отправились спать наверх в свои комнаты. С хозяином мы при этом изъяснялись на странной смеси французского, русского и кривого немецкого языков. Впрочем, пара гульденов и еще один сверху работали лучше всякого переводчика, и уже скоро я безмятежно спал, попросив хозяина разбудить меня не позже семи часов.
От повязки на ране по совету Хардинера я избавился. Да и не было в ней уже никакой необходимости — от ран на теле остались только небольшие зеленоватые шрамы, которые практически никак не давали о себе знать. И даже прежнего зуда уже не было. Немного напрягало легкое зеленоватое свечение над плечом, особенно заметное в темноте, но я решил не придавать этому большого значения. Поскольку при дневном свете этого почти невозможно было заметить.
Подумаешь — светиться начал! Может быть я становлюсь святым! Не зря же сражался с демоном. Правда, делал я это прилюдно в голом виде, но ведь таковыми нас и создал господь. По своему образу и подобию, между прочим. А уж стыд по этому поводу люди сами потом придумали…
Проснулся я от скрипа половиц и шуршания раздвигаемых на окне занавесок. Молоденькая служанка косилась на меня игриво и то и дело покачивала плечиками, заставляя колыхаться свою высокую грудь, откровенно выставленную напоказ.
Но было мне сейчас совсем не до грудей хорошеньких девиц. Наскоро умывшись в принесенном тазу и сбрив щетину, я оделся, нацепил шпагу и отправился вниз, где меня уже поджидал Кристоф.
Без аппетита позавтракав пышным омлетом, мы отправились вверх по улице Святой Матильды, посматривая на вывески на домах.
Трактир «Еловая ветка» нашелся в самом начале улицы, как и говорил Ван-дер-Флит. А внутри обнаружился и он сам, поглощающий свиной шницель таких размеров, что мне в какой-то момент даже стало страшно за жизнь толстяка. При этом он успевал хрустеть огромным соленым огурцом, запихивать в себя бруски зажаренного на масле хлеба, обмазанного крученым салом с укропом, и запивать все это темным пивом из деревянной кружки размером с мою голову.
Приметив нас, Ван-дер-Флит кивнул и откусил от насаженного на вилку шницеля добрый шмат. Выглядел он сейчас совсем не так, как во время нашей встречи в Аухлите. Что-то в нем едва уловимо изменилось, но я все никак не мог понять, что именно.
А потом вдруг сообразил, что рыжих волос у него на голове стало значительно больше. Если раньше это был просто одинокий пучок, старательно спрятанный под поварскими колпаком, то теперь волосы покрывали всю его голову и были старательно зачесаны назад. Здесь же на столе лежал белый парик со старательно закрученными буклями и громадных размеров треуголка.
Мы без приглашения уселись к нему за стол, и Ван-дер-Флит сразу подал знак хозяину. Что-то сказал ему по-немецки весьма требовательным тоном.
— Я приказал принести моим друзьям по кружке светлого, — пояснил он нам. — И сосиски с белым соусом. Вы не поверите, но здесь подают такие сосиски, какие больше не встретишь ни в одном трактире во всем Сагаре!
— Это было лишнее, — сухо ответил я. — Мы уже откушали в одной таверне на улице Желтых маков.
— Ерунда! — заверил меня Ван-дер-Флит. — На улице Желтых маков нет ни одного приличного заведения. А ради этих сосисок я и зашел в «Еловую ветку» — пытаюсь разгадать рецепт. И кажется, мне это удалось. Все дело в смеси пряностей, которые добавляют в фарш. И я уверен, что смог угадать его состав.
— Чрезвычайно рад за вас, — все так же сухо сказал я. — Уверен, что ваша «Зеленая коза» от этого только выиграет. Однако мы условились встретиться здесь совсем не ради местных сосисок, какими бы превосходными они ни были.
Но тут принесли хваленые сосиски с пивом, и нам волей-неволей пришлось присоединиться к трапезе. Несмотря на отсутствие аппетита, свой второй за это утро завтрак мы уничтожили в один присест, и я вынужден был признать: сосиски и впрямь были выше всякой критики. Как и местное пиво, впрочем. На щеках и носу Кристофа моментально повисли клочья белой пены.
С хрустом поглощая жареный хлеб, Ван-дер-Флит говорил:
— Я обсудил ваш вопрос кое с кем из магистров. Они разделяют беспокойство графа Амосова по поводу Немого Заклинания, но сомневаются в возможности Кривого Нго привести его в действие. Немое Заклинание — это не более чем теоретическое допущение, поскольку использовать его под силу только Белому магу, а таковых на сегодняшний день в природе не существует. Никому не под силу объединить в себе силу магии всех цветов одновременно. Это нонсенс. Можете передать эти слова Петру Андреевичу. Однако я чрезвычайно рад, что он с годами не утратил своей хваленой бдительности. Опасения были напрасны, господа, вы можете возвращаться. Собственно, вы можете уйти прямо сейчас — я провожу вас к «тайной тропе»…
Я наблюдал, как перекатываются желваки на скулах этого мага-повара, и понимал, что слова его мне совсем не нравятся. Конечно, было большим облегчением осознавать, что Немое Заклинание в ближайшем будущем не может быть использовано ни одним из ныне живущих магов. Но вместе с тем я не считал светлейшего князя Черкасского глупцом, способным отправить троих гонцов в дальний путь ради бредовой цели. Причем, двое из этой троицы не добрались живыми даже до границы, судьба же третьего была нам до сих пор неизвестна.
Допустим, он оказался самым везучим из всех и смог доставить письмо адресату живым и здоровым. И Кривой Нго, более известный в Сагаре как маркграф Хардинер, его-таки прочел… И что дальше? Или же многолетнее пребывание в Полесье Кикимор сделало из него Белого мага, и он теперь единственный, кто может использовать Немое Заклинание? Очень сомнительно. Да и с какой такой стати он должен прислушиваться к бредовым просьбам светлейшего князя Черкасского? Кто такой светлейший с точки зрения Белого мага? Ничтожный смертный, который возомнил себя вершителем судеб человеческих, не более того!
Я вдруг понял, что больше вообще ничего не понимаю во всем происходящем. И почувствовал какое-то внутреннее опустошение. Как будто все это время я пребывал в мороке, а сейчас он вдруг спал, но я до сих пор не мог сообразить, где тут ложь, а где явь.
Это была игра сильных мира сего — большая, многослойная — и мне, ничтожному, не суждено было понять ее. Но я, ничтожный, мог иметь и собственные дела в этом мире! И полное право имел считать их достаточно важными…
— Мы не можем сейчас уйти, господин Ван-дер-Флит, — произнес я. — Ровно в девять часов у меня назначена встреча с маркграфом Хардинером.
— С Хардинером? — переспросил Ван-дер-Флит удивленно. — Мне не кажется это разумным, сударь! Вы попадете прямиком в змеиное логово! Молодой человек, напомните мне задание, с каким вас направил сюда граф Амосов! Немедленно!
Было видно, что он возмущен моим непослушанием. Но возмущение это было чересчур эмоциональным, и словно компенсируя это, я вдруг стал абсолютно спокойным и уверенным в том, как мне следует поступить. А если быть совсем точным: уверенным в том, как поступать точно не следует.
Мне не следовало возвращаться. Во всяком случае, прямо сейчас.
— Граф Амосов поручил мне отыскать в Сагаре человека по имени Ван-дер-Флит и показать ему письмо светлейшего князя, адресованное Кривому Нго…
— И на этом все? — уточнил Ван-дер-Флит.
— Затем я должен был выполнять все, что велит мне упомянутый господин.
– Вот именно! — возбужденно вскричал Ван-дер-Флит. — Вот именно, чертов вы упрямец! И я велю вам возвращаться, чтобы сообщить графу, что его опасения напрасны! Зачем вам встречаться с Кривым Нго?
Он даже слюной брызгал, настолько велико было его возбуждение. И потому я дождался пока он замолчит, успокоится, и только тогда ответил:
— Маркграф сам назначил мне эту встречу, но она не имеет никакого отношения к теме моего визита в Сагар.
— Вот как⁈ — Ван-дер-Флит нервно кинул на тарелку остатки шницеля. — Мне весьма подозрительно ваше знакомство с маркграфом… И о чем же вы собираетесь говорить?
Видно было, что он очень недоволен мной. Однако тон его уже стал гораздо спокойнее, как бы намекая, что маг-повар готов меня выслушать. А скрывать мне было нечего.
— Карету принцессы Фике сопровождал обер-вахмистр Генрих Глапп, — немного подумав, начал объяснять я. Медленно и с расстановкой, как бы в противовес торопливым отрывистым фразам Ван-дер-Флита. — Это весьма достойный человек, готовый до конца выполнять свой долг. Однако он потерял свою лошадь и имел неосторожность продолжить путешествие в одной карете с принцессой… Как выяснилось, в Сагаре это является весьма тяжким преступлением. Сегодня его должны четвертовать.
Ван-дер-Флит протяжно моргнул, и черные бусины глаз медленно закрылись, и столь же медленно открылись. Лицо его сделалось неподвижным.
— Вы хотите просить Кривого Нго, чтобы он отменил приговор вашему другу? — спустя минуту спросил он. Тон его при этом был немного задумчивый.
— Точно так, сударь, — покивал я.
Глаза мага-повара стали почти не видны, и я понял, что он прищурился, продолжая цепко следить за моим лицом.
— А вы умеете дружить, молодой человек, — заметил Ван-дер-Флит некоторое время спустя. — Хотел бы я, чтобы у меня был друг, готовый войти в змеиное логово, чтобы вытащить меня из него… К сожалению, я уже в том возрасте, когда друзей почти не остается. И не потому что они погибли, а потому, что ты сам перестал их ценить. В моем возрасте на первом месте уже стоят покой и благополучие…