Так мы прошли вдоль берега почти две версты, когда заметили рядом с белой ивой бревенчатый домик, огороженный с трех сторон покосившейся оградой из длинных жердей. Четвертая сторона смотрела прямиком в озеро. У деревянных мостков, уходящих далеко в воду, слабо покачивалась на волнах привязанная лодка.
Если я не ошибся, это и был дом «тропуна» Ларсона, и он мог отправить нас в Петербург немедленно.
Подойдя к ограде, мы остановились, не найдя калитки. Просто перелезать через жерди мне не хотелось — все-таки мы здесь гости, а не воры. И потому я громко крикнул, всматриваясь в окна домика:
— Хозяин! Есть кто дома⁈
— Чего шумишь? — внезапно послушалось из-за спины, и я от неожиданности даже вздрогнул. Обернулся.
Позади нас стоял крупный мужчина лет сорока в серой рубахе едва ли не до колен, широких бурых штанах с заплатками и мятых сапогах, протертых на пальцах до дыр. Светлые неухоженные космы торчали как попало, а голову поперек лба ему перетягивал скрученный в жгут платок.
Лицо у него было широкое, загорелое и очень неприветливое. Эту неприветливость как нельзя лучше подчеркивал топор в его руке. Инструмент он держал левой, поскольку правой придерживал лежащее на плече бревно.
— Кто такие? — спросил он и, как бы придавая своим словам весомости, подкинул топор. Наверняка он намеревался его поймать, но не успел, и тот упал ему под ноги.
Человек что-то сказал на непонятном языке. И хотя слова были незнакомыми, я понял, что он просто выругался. Подозреваю, что по-шведски.
— Нам нужен господин Ларсон, — сказал я. — Ведь я не ошибаюсь, вы он и есть?
— Ну, допустим, что вы не ошиблись, — грубовато сказал Ларсон. — И что с того?
Он потянулся за топором, но с тяжелым бревном на плече поднять его было не так-то просто. Тогда Фике быстро шагнула вперед, сама подняла топор и подала его Ларсону.
— Битте…
Ларсон глянул на нее с подозрением.
— Сагарка? — спросил он то ли у нее, то ли у меня.
— Немка, — ответил я. — Фройлен… Хельга!
Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову.
Ларсон понимающе покивал.
— Знавал я одну фройлен Хельгу, — заметил он с хитрым прищуром.
— Это другая фройлен Хельга, — заверил его я. — Не та, о ком вы подумали.
— А о ком я подумал? — удивился Ларсон.
— Сие мне неведомо, господин Ларсон!
Похоже было, что хозяин запутался окончательно. Качнув широким плечом, он скинул бревно на землю и воткнул в него топор. Упер мощные руки в бока.
— Так что вам от меня нужно? — спросил он хмуро.
— Мы хотим немедленно отправиться в Санкт-Петербург, — заявил я, стараясь говорить очень убедительным тоном.
— А в Индию вы отправиться не хотите? — с усмешкой поинтересовался Ларсон.
Кристоф сразу вскинул руку.
— Я хочу! — воскликнул он. — Я много читал про Индию…
Впрочем, заметив мой грозный взгляд, он тут же замолчал.
— Нет, господин Ларсон, — медленно и терпеливо произнес я. — Индия нам пока без надобности. Тем более, что там преобладает желтый цвет магии, а открытие «тайной тропы» между территориями разных цветов пока не представляется возможным. Так учил меня мой куратор, граф Амосов Петр Андреевич… Позвольте представиться, господин Ларсон, — я непроизвольно вытянулся в струну, — Сумароков Алексей Федорович, камер-юнкер и аспирант Петра Андреевича.
Затем я указал на Кристофа.
— Кристоф Завадский, мой ученик… Фройлен Хельгу я уже имел честь вам представить!
Ларсон поставил ногу на бревно, уперся локтем в колено, а кулаком подпер свой тяжелый подбородок. Глянул на меня с интересом из-под мохнатых бровей.
— Аспирант самого Амосова, говоришь… — произнес он недоверчиво. — А ну-ка, покажи мне, аспирант, чему тебя граф обучил! Или же ты уверять меня будешь, что пока не умеешь ничего, да и граница близко?
— Граница близко, спорить не буду, — ответил я серьезно. — Но кое-чего мы могём…
Я вытянул руку, растопырил ладонь и легонько встряхнул ее. С кончиков пальцем моментально сорвался огненный шар и свечей ушел в зенит, оставляя за собой белый пушистый хвост испаряющейся из воздуха влаги.
Ларсон сразу вскинулся, разбросал по сторонам руки и выпучил на меня глаза.
— Ты что, подлец, делаешь⁈ — закричал он. — Он же в лесу грохнется и такой пожар мне устроит, что все зверье отсюда прочь сбежит! Лет на пять меня без охоты оставишь!
В словах его был резон. Я поспешил поднять руку и щелкнуть пальцами вслед удаляющемуся огненному шару. Он беззвучно рассыпался на мириады золотых нитей, которые красивым водопадом медленно посыпались вниз, постепенно испаряясь. Кристоф и Фике наблюдали за этим зрелищем, словно завороженные. Ларсон же смотрел с заметным облегчением.
— Хорошо, аспирант Сумароков, ты меня убедил… — сказал он, когда от нечаянного фейерверка не осталось и следа. — Прошу простить меня за мою подозрительность, но я должен был вас проверить. А то сюда публика разная заходит. Да и посты «ведьминых охотников» у границы стоят. Тут ухо нужно держать востро!
— Я вас прекрасно понимаю, господин Ларсон, — отозвался я. — Однако нам надобно срочно попасть в Петербург. Вы сможете открыть «тропу»?
Ларсон пожал плечами.
— Открою. Отчего же не открыть? Для того я тут и сижу, чтобы «тропу» в случае надобности открывать… Или же чаю попьете сперва? Я как раз самовар растопил!
— Не до чаепития нам, господин Ларсон, — сдержано посетовал я.
— Понимаю… — тут Ларсон вздохнул с заметным сожалением. — Тогда не смею вас больше задерживать.
Он выдернул из бревна топор, повернулся и метнул его в сторону от ограды. Дважды перевернувшись, топор воткнулся в землю, и от него тут же разбежались по сторонам белесые волны. Шагах в пяти от топора они застыли, образовав почти идеальную окружность, очерченную голубой дымкой.
Что ж, у каждого «тропуна» имеются свои собственные причуды. И в случае с Ларсоном это был топор.
— Вы готовы? — потирая руки, спросил «тропун». — Лошадей вам лучше вести в поводу — там, где откроется выход, не очень высокие потолки, есть риск ушибиться… Но медлить не стоит. Магическое поле нынче какое-то зыбкое, что-то с ним неладное происходит в последние дни. Мне тяжело удерживать «тропу» в устойчивом состоянии.
Мы с Кристофом взяли лошадей под уздцы и подошли к границе голубой дымки. Фике с туфельками в руках подбежала к нам и встала рядом с Кристофом. Она понимала что ей сейчас предстоит, и медлить после появления «тропы» не собиралась. Еще очень свежо было в ее памяти происшествие с тем гвардейцем, что пустился за ним в погоню по открывшейся «тайной тропе». Принцесса видела, что осталось от его лошади и от него самого, и вряд ли хотела, чтобы то же самое произошло и с ней.
— Мое почтение Петру Андреевичу! — сказал Ларсон во весь голос и трижды хлопнул в ладоши.
Проход распахнулся прямиком в том месте, где торчал топор. Светящая полоса «тайной тропы» покатилась от самого начала прохода и ярко засветилась там, в кромешной тьме, в которую мы немедля и шагнули.
Кристоф с Фике шли чуть впереди, я следовал за ними. Время здесь отсутствовало. Если бы кто-то на входе засек по часам время, когда мы вошли в проход, а его приятель с такими же точно часами (будь это даже хронометр французского мастера Козара!) засек, когда мы вышли, то они сошлись бы во мнении, что произошло это в одно и то же мгновение.
Но для тех, кто находился на «тропе», время несомненно двигалось. Я слышал, как сердце мое отстукивает удар за ударом, считал сделанные шаги и даже мог примерно представить сколько времени занял это путь — минуту или две, в зависимости от обстоятельств. Но на деле всегда оказывалось, что весь переход занял ровно ноль мгновений.
Само собой, я узнал все это не из собственного опыта. Это рассказывал мне куратор Амосов на наших с ним занятиях, и я не видел причин сомневаться в его словах…
Выход открылся в сумрачное помещение с единственным окном, в которое падали лучи заходящего солнца. За тем окном раздавался гулкий собачий лай. Мы торопливо сошли с «тропы», и я сразу услышал, как проход закрылся за нашими спинами, обдав нас потоком пыльного воздуха. Фике немедленно чихнула. Лошади зафыркали, замотали гривами.
Я сразу узнал эту комнату. Это был дом братьев Дубасовых, Владимира с Андрияном. Его отстроил еще их дед, известный в то время маг. После смерти деда дом унаследовал сын его Константин, который магических свойств своего родителя не унаследовал, но и без них смог добиться солидного поста на государевой службе. К магии он был равнодушен, а после того, как на нее по всей Руси начались гонения, так и вовсе стал ярым ее противником.
Сынов своих на обладание чародейскими способностями он никогда специально не проверял, а потому, когда узнал, что оба сына уже давно проходят обучение в Потаенной Академии, то случился с ним апоплексический удар. Он онемел и окривел, и целый год провел в лежачем положении в своей комнате, в этом самом доме, пока не испустил дух. А сыновья, хотя больших успехов в магии не достигли, но мастерством открытия «тайных троп» овладели недурственно. И даже выделили в своем доме специальную комнату, куда другие «тропуны» могли открывать проход из любого места Российской империи.
Я бывал здесь уже как-то раз. Дабы не стеснять хозяев и других жильцов этого большого дома, попасть в другие помещения из этой комнаты не представлялось возможным. Имелся из нее единственный выход на задний двор. Охраняли его два огромных цепных пса, но предназначены они были скорее для того, чтобы отпугивать незваных гостей с улицы. Выходящих же из комнаты магов (а «тайными тропами» пользовались по большей части именно маги), псы те и сами побаивались, и при виде их торопились спрятаться в свои будки, поджав хвосты.
Далее пребывать в тесной комнате с двумя лошадьми представлялось мне крайне неудобным, и я поторопился отодвинуть засов на единственной двери посреди длинной стены. Распахнув ее на всю ширь, я под уздцы вывел Снежку на большой задний двор, засаженный по всему периметру кустами смородины. Псы моментально перестали лаять, заскулили и попрятались в будки.