Я же ничего смешного в этих рассказах не находил, но из приличия тоже посмеивался, а в ударных местах даже совсем по-свойски хлопал обер-вахмистра по плечу, с каждым разом все сильнее и сильнее. В последний раз я уже хлопнул так, что он едва не скатился со стула и с удивлением уставился на меня.
— Зер гут, майн фройнд, — сказал я, чтобы немного сгладить положение.
Генрих принужденно хихикнул, уселся на стуле поудобнее, но истории свои больше не рассказывал. Впрочем, как раз в этот момент наверху послышались голоса, звонкий смех, и на лестнице показалась герцогиня Иоханна, следом за которой следовали Кристоф с принцессой Фике.
Герцогиня выглядела великолепно! За то время, пока я валялся на кровати и в полудреме вспоминал события последних дней, служанка успела поработать над ее поникшей прической, и теперь на голове у нее возвышалась самая настоящая сторожевая башня, укрепленная каркасом из металлических спиц, увенчанных навершиями в виде крошечных пушек. Несмотря на свою миниатюрность, сделаны они были с большим вниманием к мелочам: форма лафетов и длина стволов позволяли определить их, как «единорогов». Впрочем, это и не удивительно, ведь покойный супруг герцогини был генерал-фельдмаршалом. А до того, если верить обер-вахмистру — генералом от инфантерии.
На фоне своей матушки Фике смотрелась не столь ярко, но куда как свежее. Вместо строгой неподвижной маски, которую напоминало фарфоровое лицо герцогини, милое личико принцессы представляло собой целый театр чувств и эмоций, которые переполняли ее ежесекундно. Пухлые, наполненные молодой кровью губы то растягивались в улыбке, обнажая блестящие зубки, то поджимались, придавая лицу слегка обиженное и какое-то детское выражение. Глаза так и метались по сторонам, словно хотели увидеть и запечатлеть каждую мелочь.
Движения ее не были такими же грациозными, как у матушки — скорее резкими и порывистыми, — но это только добавляло ей той свежей прелести, которая начисто отсутствует у закостенелых матрон.
Кристоф, улыбающийся настолько широко, насколько ему это позволяло сделать анатомия, шел последним и что-то говорил принцессе. Она непрерывно смеялась.
Мы с обер-вахмистром Глаппом одновременно поднялись на ноги, чтобы приветствовать дам. Герцогиня спустилась в зал первой, подошла к столу и остановилась рядом со мной. Протянула руку для поцелуя, что я не замедлил сделать.
— Мадам, вы выглядите прекрасно, — сказал я.
Она натужно улыбнулась, явно не понимая смысла моих слов. А затем вдруг приподняла брови и спросила на неплохом французском:
— Мой друг, вы говорите по-французски?
— Уи, мадам, — отозвался я. — И весьма неплохо. Если верить, конечно, моему гувернеру Пьеру. Но он слишком много пил, а к концу жизни и сам уже говорил едва внятно.
Грозя мне пальцем, герцогиня позволила себе посмеяться над моей шуткой, которая на самом деле была чистой правдой. Тогда я услужливо выдвинул стул. Подскочившая служанка помогла подобрать пышные юбки, и герцогиня села, с интересом рассматривая яства перед собой.
— Выходит, вы все это время просто не желали со мной разговаривать, Алексей, — сказала по-французски герцогиня. — Мы с вами уже давно могли бы нормально общаться.
— Мне не так часто приходится вспоминать мой французский, — оправдался я. — Признаюсь, он не так уж и хорош.
Я знал, что он хорош. У во всяком случае не хуже, чем у самой герцогини. Но должна же она чувствовать превосходство надо мной!
Фике и Кристоф сели напротив нас. Кристоф сразу же схватил со стола вилку и показал ее принцессе.
— Вилка! — радостно оповестил он.
Должно быть, урок русского языка у них то и дело возобновлялся.
— Вилка! — столь же радостно повторила Фике. — Габель!
— Габель! — обрадованно воскликнул Кристоф.
Было уже непонятно, то ли он учит принцессу русскому, то ли она учит его немецкому.
— Милая моя Фике, говорите уже по-французски и не морочьте никому голову! — царственным тоном велела дочери герцогиня. — Знание русского вряд ли пригодится вам в жизни. Скоро вы станете Великой княгиней Сагарской, и говорить вам придется только на немецком.
— Хорошо, матушка, — послушно отозвалась принцесса.
— Я слышал, там у них в Сагаре особое произношение, — благодушно заметил Кристоф. — Как будто куры кудахчут.
— За титул Великой княгини Фике станет и кудахтать по-куриному, и даже мычать по-коровьи, если придется! — резко ответила герцогиня. При этом она сжала под столом мою коленку так, что я чуть не подавился жареной перепелкой.
Кристоф хотел что-то возразить, но в этот момент с кухни внесли огромный кипящий самовар и водрузили его в центр стола. Обер-вахмистр с Иоханной уставились на него в полном изумлении, а Фике даже тихонько взвизгнула, зажав рот руками.
— Самовар, — с довольным видом объяснил Кристоф.
— Са-мо-фар… — как зачарованная повторила принцесса.
Кристоф вкратце ознакомил заграничных гостей с устройством самовара, ошпарился кипятком, а затем мы приступили наконец к трапезе.
За ужином мы условились, что завтра в путь отправляемся с рассветом. Разбойники в ранний час засады на дорогах не устраивают, да и звери хищные в это время уже спят. Самое безопасное время суток, по моему мнению. А что касается прочей нечисти… Тут уж мы ничего предугадать не в силах! Как господь даст, так все и случится. Тут главное не зевать. Как говорится, на бога надейся, а шпагу лучше держать наготове.
Беседа наша велась на странной смеси немецкого, французского и русского языков, и я порой терялся, забывая, кому и как следует отвечать. И в конце концов полностью перешел на французский, которым в той или иной мере владели абсолютно все.
Усиленно наглаживая мое колено, герцогиня уверяла всех, что является родной сестрой наследника шведского престола Адольфа Фридриха, и если бы жизнь сложилась немного иначе, то и сама могла бы стать в будущем шведской королевой.
— Да-да, любезные мои, это очень даже вероятно! — заверила она. — В нашем роду издавна было принято беречь чистоту крови, так что браки внутри семьи для нас — вполне обычное дело. Моя мама́ была кузиной моего папа́, а бабушка с дедушкой, между прочим — родными братом и сестрой. И сохранившуюся чистоту нашей крови вы можете лицезреть прямо сейчас!
Герцогиня по такому случаю отпустила мое колено и обеими руками провела вдоль своего красивого личика, белокурых волос и выпирающей из-под корсета груди, как бы демонстрируя всем саму себя.
— Вы прекрасны, мадам! — согласился Кристоф, при этом поглядывая на Фике.
— А вы что думаете, Алексей? — обратилась ко мне Иоханна.
— Полностью согласен с моим другом, — ответил я сдержанно. — Если бы я был скульптором и получил государев заказ изготовить статую Афродиты, то я несомненно ваял бы ее с вас, сударыня.
Герцогиня замерла на мгновение, глядя на меня с удивлением, а затем вдруг расхохоталась. Погрозила мне пальцем.
— Вы так настойчиво пытаетесь меня очаровать, мой друг, что я теперь и не уверенна, смогу ли устоять! — заявила она.
Я вновь едва не подавился чертовой перепелкой.
— Уверен, что вы очень стойкая дама, — ответил я, немного подумав.
Продолжая смеяться, она покачала головой:
— Не все бастионы способны выдержать такой напор.
Черт меня подери! Черт, черт, черт меня подери!!! Я же не ваш брат, мадам, вам будет со мной не интересно!
Примерно так я хотел бы ей ответить, но на самом деле лишь утер губы салфеткой и выпил еще водки. Герцогиня терпеливо ждала моих слов, а я продолжал молчать, потому как не знал, что можно еще сказать в такой ситуации. Но мое положение спас Кристоф.
— Должен заметить, — сказал он, с аппетитом уничтожая стерлядь, — что в России кровные браки не поощряются.
— Почему же? — полюбопытствовал Генрих, орудуя ножам, чтобы отрезать от кабаньей ляжки кусок. — Мы с моей Греттой прекрасно уживаемся.
Кристоф скривил губы.
— Точно сказать не могу, поскольку никогда не изучал этот вопрос специально, — ответил он. — Так что могу озвучить только собственное суждение по этому поводу.
— Было бы интересно услышать! — сказала Фике, повернув к нему невинное личико. — Так почему же?
Кристоф развел руками.
— Во-первых, потому что это противно! — воскликнул он.
Герцогиня так и подалась к нему, наклонившись низко над столом, отчего грудь ее еще больше выперла из-под корсета.
— Вам противна ваша сестра? — строго спросила она.
Кристоф растерялся, не зная что на это ответить, и я пришел ему на помощь.
— Мой друг имел в виду, что это противно перед Богом, — сказал я. — Так принято в России, мадам.
Иоханна выпрямилась и бросила вилку на стол.
— Дикари! — заявила она. — Вот видишь, Фике — тебе стоит благодарить господа нашего Иисуса Христа, что он сделал тебя невестой князя Сагарского, а не русского наследника! Они слабо чтут чистоту своего рода. К тому же тебе пришлось бы поменять веру, а вместе с ней и имя свое! И стала бы ты здесь какой-нибудь Екатериной Алексеевной, а по дворцу ходила бы в огромных валенках.
— Не могу с вами не согласиться, — кивнул я, наполняя из самовара чашки для себя и герцогини. — Менять веру — последнее дело. Она дается один раз и до самой смерти. Человек не волен ее выбирать.
Герцогиня развернулась ко мне настолько резко, что я от неожиданности чуть не расплескал чай.
— В этом мы с вами сходимся, мой друг! Удивительно, как много у нас с вами общего! — Тут она наклонилась ко мне и прошептала на ухо: — И я даже рада, что мы с вами не родственники, иначе бы ваши предрассудки не позволили бы вам общаться со мной ближе, чем это позволяют светские условности.
Она с улыбкой потрепала меня по щеке. Я выпил горячий чай до дна, не отрываясь. Потом отставил чашку, схватил большой калач и, откусив от него добрый кусок, принялся отчаянно жевать. Не то, чтобы я все еще хотел есть, но мне было просто необходимо, чтобы мой рот был занят, и у меня не было возможности что-то отвечать герцогине.