Немой миньян

Даже постоянные обитатели и изучающие Тору завсегдатаи Синагогального двора, а также состоятельные обыватели словно и не были знакомы с теми людскими типажами и образами, которые встречаются в «Немом миньяне»[1], столь бедны и незначительны в жизни они были. Но я, воспитывавшийся среди них с детства, следил за ними и после того, как перестал принадлежать Синагогальному двору и окружавшим его переулкам. Отдалившись от них, я все же не отводил глаз от этих бедняков, пока они не исчезли в дыму войны, под руинами Литовского Иерусалима. Среди всех евреев, которые немо шли в Понары[2], они были самыми немыми. И когда я после Катастрофы вернулся на руины Виленского гетто, кроме меня не осталось никого, кто бы помнил их и прочитал по ним поминальную молитву. Именно поэтому они требовали от меня посмертного собирания душ[3]в гораздо большей степени, чем другие ушедшие, которые все еще живут в чьей-то памяти и чьих-то книгах. Но я не стремился сделать этих нигде не упоминаемых, одиноких, никем не замеченных аскетов, изучавших Тору, и скрытых праведников «интереснее» с помощью захватывающего сюжета, который собрал бы и удерживал их всех вместе. Я соединил отдельные образы и истории их жизней меркнущим светом сумерек, который падает равно на каждого из них, в то время как они сидят почти недвижимо на сером фоне своего двора и своей молельни.

Читать дальше