- Господин офицер, встали они! - голос извозчика выводит меня из размышлений, и я возвращаюсь в реальность. Что? Где я?!..
Дождь закончился, и из-под мрачных, свинцового отлива туч робко высунулось северное, холодное солнышко. Наша коляска стоит. Та, что впереди - тоже. Они куда-то приехали? Что это за район, интересно? Где-то недалеко от центра, судя по каналу рядом? Хотя этих каналов в Питере... Сам чёрт ногу сломит, как в Венеции! Проходит мгновение, и из коляски впереди выпрыгивает худощавый человек с кудрявой шевелюрой и свёртком под мышкой.
- Н-но, пшла, родимая!!! - доносится до меня и передний извозчик трогается.
Я даже не раздумываю. Сунув обалдевшему от счастья скряге пять мятых бумажек, соскакиваю в липкую жижу, немилосердно забрызгав парадные брюки мундира. Плевать!
Человек впереди явно торопится, как и я - не обращая внимания на лужи. Возможно, он подслеповат и просто их не замечает - неудивительно, он ведь на всех фотографиях в пенсне! Он вообще - странный с виду, этот человек: худощав, с резкими движениями и весь какой-то угловатый, нескладный. Наверное, будь у него в руках копьё и щит, а рядом тощий конь, его легко можно было бы перепутать с Дон Кихотом... Романтиком и сумасшедшим своей собственной революции.
- Лев Давыдович! - кричу я во весь голос, когда обе коляски скрываются вдалеке. - Лев Давыдович, постойте!!!
Фигурка удивлённо останавливается и оборачивается в ожидании. Дистанция между нами сокращается - вот осталось десять шагов, вот всего пять... Шаг, ещё один и вот мы стоим друг напротив друга. Лицом, так сказать, к лицу.
Меня встречает взгляд пары внимательных, умных глаз.
Да уж, не думал не гадал, собираясь в Зимний дворец свидеться на пути не абы с кем, а с самим Львом Троцким. Впрочем, случайности, как утверждал один герой мультяшного фильма, не случайны. Откуда это, кстати? Что-то про боевую Панду, кажется? Неважно!
Так, и что теперь будем делать, Слава? Плана, как обычно, никакого ведь нет, да? Значит, придётся импровизировать... Вот, если спросили бы меня какие-нибудь высшие существа: 'А чего ты хотел бы в этой жизни для себя, Вячеслав? Так, чисто для себя - не для Родины с её судьбами, а вообще?'. То я бы и ответил, им, наверное: 'А хотел бы я, уважаемые высшие существа, научиться логически планировать собственные действия. И мысли!' Мда...
- Чем обязан?..
- Чем обязаны, Лев Давыдович? - я с трудом перевожу сбившееся дыхание. Ранение всё-таки даёт о себе знать - одышка не отпускает. - Лев Давыдович Бронштейн, я правильно понимаю? Он же Лев Троцкий, это уже партийная кличка? - стараюсь дышать ровно я, глядя в его глаза. - Соратник Владимира Ульянова, мечтающий о мировой революции?
В глазах того мелькает удивление. Не испуг, нет. Всего лишь удивление.
- Псевдоним, не кличка, - спокойно поправляет он. - И я Лев Бронштейн, да. Мы с вами разве знакомы? Вы ведь не из полиции, судя по мундиру? Так чем я обязан... Господину флигель-адъютанту Его Величества? - взгляд его скользит по рукаву с шевроном. - В чине поручика по адмиралтейству?
Он ждёт. А я... А я не знаю, что ответить. Сказать ему, чем обязана ему страна, утопленная в реках крови? Так он ещё ничего такого не сделал, пока юный Лев - молодой Дон Кихот-романтик, мечтающий о светлом будущем. Кто из нас не мечтал в молодости перевернуть мир, сделав его лучше? Не у каждого получилось, а вот он - сумел. Да ещё как, сумел...
И неожиданно для самого себя я говорю, сбиваясь:
- Лев Давыдович. Я даю вам честное слово, что я не из полиции и никак не связан с охранкой. Слово чести офицера, если вы ему верите. Вы мне верите?..
В его глазах мелькает удивление, но он ничего не отвечает, ожидая продолжения. И я продолжаю:
- Но, Лев Давыдович, вас я знаю, как вы уже заметили. Как знаю и Владимира Ульянова-Ленина, знаю Плеханова, Кржижановского, Мартова... - я наугад перечисляю пришедшие на ум фамилии из школьного учебника. - И Носкова!.. - почему-то вспоминаю я невесть откуда выскочившую из памяти колоритную фамилию. Был, кажется, такой деятель в рядах ленинцев.
- И чего же вы хотите от меня, господин незнакомый мне флигель-адъютант? - легонько прищурившись, прерывает поток изречения фамилий Троцкий. - Знание вами всех этих господ разве обязывает меня к разговору с вами?
Дерзит. Особенно это заметно по презрительному прищуру глаз за пенсне. С Оболенским он так себя не вёл, был робок и покорен.
- Нет, конечно, Лев Давыдович. Но я... Я всё же хотел бы попросить вас об одной услуге!
- Об услуге? В чём же заключается эта услуга, господин незнакомый мне флигель-адъютант? Его Величества? - последнее слово он произносит с ударением и едва уловимой усмешкой.
Мы стоим друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Он сильный, здесь к гадалке не ходи - взгляда не отводит, от неуверенности в общении с Оболенским нет и следа. Тот ему просто был зачем-то нужен, вот он и изображал этакого лошка. А здесь, один на один с неизвестным вооружённым офицером - в его взгляде нет и тени неуверенности, наоборот - он силён и спокоен. Мне знаком тип таких людей, это прирождённые бойцы. Либо, сумасшедшие...
- Я прошу вас, Лев Давыдович, об услуге... Я хотел бы выступить перед собранием вашей новой, объединённой партии. Сделав это перед максимальным количеством её членов и руководства. Если таковое собрание состоится в ближайшее время, прошу этому поспособствовать лично вас.
Сказать, что перед Троцким только что разорвалась бомба - не сказать ничего. Вот тут, что называется, я сумел удивить его по полной. Широко раскрытые глаза его, преодолев рамки пенсне увеличились до огромных, мягко говоря, размеров. Да что - он... Я и сам себе удивляюсь, если честно. Да так удивляюсь, что... И откуда во мне всё это берётся только, а?
- Вы?!..
- Я.
- Меня?! Поспособствовать?!
- Я. Вас.
Серый район серого, вечно холодного города, одетого в гранит. На одной из серых улиц которого стоят, и под робкими солнечными лучами беседуют двое ненавидящих друг друга людей. Первый ненавидит другого за будущие деяния, второй - ненавидит за прошлые. Прошлые деяния класса людей, к которому, как он думает, отношусь я. Но - стоят и даже разговаривают. Добро против зла и наоборот. Как странно устроен этот мир...
- Но... Зачем это вам, и самое главное - зачем нам? - приходит, наконец, в себя Троцкий. - Если ответите внятно, я обещаю подумать. Господин незнакомый мне флигель-адъютант!
Ах, да, я ведь даже не представился... Он уже три раза намекнул!
- Смирнов. Вячеслав Викторович, - я торопливо разворачиваю офицерское удостоверение. - Флигель-адъютант его Императорского Величества. Мне - вы правы, незачем. Поскольку рискую я всем, даже общаясь с вами сейчас здесь, на улице, Лев Давыдович. Но я всё же готов это сделать. А вам зачем... Мне хотелось бы провести лично с вами публичный диспут при максимальном количестве членов вашей партии. Согласны? Или, боитесь?
Я бью уверенно и в самую точку. Троцкий - непревзойдённый оратор, как и король словесных поединков. Да и гордец - тот ещё.
- Вы смеётесь надо мной, господин Смирнов? Вы сумасшедший, быть может? - он картинно отступает на шаг, смерив меня взглядом с головы до ног. Однако, в глазах читается если не замешательство, то что-то к нему близкое. Но я уже нашёл слабину и уверенно её использую.
- Можете считать, что я буду представлять на этом поединке всё так ненавистное вам лично: буржуазную Россию и тот класс, против которого вы боретесь, Лев Давыдович. Я приду один и, если потребуется, с завязанными глазами - мне ровным счётом всё равно, где вы собираетесь. Для меня главное - присутствие на собрании если не всей партии, то основной части её руководства. И если вы не примете вызова, Лев Давыдович... Я обещаю: о вашей трусости обязательно узнают ваши коллеги-однопартийцы!..
Чуть понизив голос и подойдя вплотную, я добавляю полушёпотом:
- Я из вас котлету сделаю в диспуте, господин Бронштейн. Будьте же мужчиной, не дрейфьте!
Эй, эй... Похоже, зацепил-то я его не на шутку, ага? Тю-тю-тю... Драться с тобой на улице вовсе не входит в мои планы, поостынь, Давыдыч! На нас уже и без того прохожие оборачиваются, спокуха, Лев!
Троцкий и впрямь выглядит как человек, готовый сию минуту броситься с кулаками на обидчика: по лицу пошли красные пятна, гуляющие под кожей желваки живут своей собственной, отдельной от головы, жизнью. Крепко сжатые кулаки с побелевшими костяшками эффектно завершают картину - хана мне, очевидно. Неплохо я его зацепил, ведь умею же, ей-ей, когда захочу!
Надо отдать ему должное: после секундной вспышки гнева тот довольно быстро берёт себя в руки. Лишь покрасневшее лицо выдаёт внутренние эмоции человека, которого сильно задели за живое.
- Хотите диспута со мной, господин флигель-адъютант? - угрожающе наклоняется он ко мне. - Я предоставлю вам такую возможность, решено!
Тон его голоса не предвещает ничего хорошего, но я встречал и не таких.
- Я устрою с вами дискуссию. Но... - на секунду Троцкий задумывается. - Раз вы меня вызвали, полагаю, на словесную дуэль, то я вправе выбирать оружие, не так ли? Господин поручик?
- Так. - киваю я. А он соображает! Но - выбирай что хочешь, Лев Давыдович. Приму любое твоё решение.
- В таком случае, господин Смирнов, я согласен. Оружием станет выбранная мной тема дуэли... - он задумывается на секунду. Внезапно, его осеняет: - Я выбираю темой 'Самодержавие как прогнившее, отжившее себя явление!'. Не сдрейфите, господин Смирнов? Будете мужчиной? - возвращает он мне встречную любезность, улыбаясь свысока.
Не сдрейфлю, не боись. Царизм так царизм. Идёт!
- Я согласен! Где и когда?
Троцкий задумывается.
- Диспут постараюсь организовать в самое ближайшее время - думаю, вы понимаете, единолично принять решение о подобном я не в праве и мне необходимо посоветоваться с товарищами... Надеюсь, сиё понятно?
Я киваю. Понятно, чего там! Конспирация и все дела.