И вот журнал «Российская библиография». Он сидит в отдельном кабинете и занимается сложным и увлекательным делом. В необозримых книжных джунглях ориентироваться нелегко. Русские и иностранные журналы, справочники и брошюры, толстые фолианты в дорогих переплетах и дешевенькие выпуски — все это проходило через руки Буринского. Он составлял библиографии по различным техническим вопросам, в том числе и по фотографии.
Как-то из статьи в немецком журнале Буринский узнал, что на Лейпцигской ярмарке в 70-х годах продали массу поддельных исторических документов с фальшивыми подписями Моцарта, Бетховена, Наполеона, Галилея и других знаменитых людей. Только случайно удалось установить, что документы изготовила группа предприимчивых мошенников.
Сделаны документы были столь тщательно, что даже крупные ученые-историки не сразу обнаружили подделку. Автор статьи, размышляя над тем, как уберечься от подобного обмана, предлагал использовать фотографию: она уже не раз помогала раскрывать различные загадки и тайны.
Статья увлекла Буринского, который сам был фотографом-любителем. Он решил собрать все сообщения в печати о необыкновенных свойствах фотографии. Начались поиски. Долгие месяцы день за днем Буринский перелистывал старые газеты, журналы, огромные, переплетенные в кожу отчеты Академии наук, внимательно изучал справочники на немецком, французском, английском языках.
Оказалось, что ученые давно уже знали о поразительных способностях фотографии выявлять на предметах и документах детали, невидимые глазом.
В 1839 году на заседании Французской академии наук директор Парижской обсерватории, крупнейший физик и астроном того времени Франсуа Араго сообщил о первых фотографиях (тогда их называли дагерротипами — по имени художника Луи Дагерра). Он же впервые попытался использовать фотографию для научных целей. Араго фотографировал Луну, и на снимке ему удалось выявить такие детали, которые в обычный телескоп не были видны. Многие ученые не поверили Араго, считая, что он пририсовал детали. Недоверие возросло особенно после того, как никому, в том числе и самому Араго, не удалось получить второго такого же снимка.
Через десять лет газеты многих стран опубликовали новое сенсационное сообщение. Французский археолог Гро обнаружил ценный древнегреческий манускрипт. Чтобы случайно не попортить документ, Гро решил сфотографировать его и пользоваться фотокопией. Легко представить изумление ученого, когда на негативе неожиданно появились строки нового текста, которые нельзя было разглядеть на оригинале. Но и Гро не удалось вторично получить такой же негатив.
После этого случая ученые других стран стали фотографировать древние документы по 20, 30 и даже 100 раз. Лишь немногие оказывались счастливцами.
А вскоре воображение современников потряс факт, о котором сообщил немецкий ученый Фогель. В 60-х годах XIX века одному берлинскому фотографу молодая женщина заказала большой портрет. Ее сфотографировали, но, проявляя пластинку, фотограф, к большому своему огорчению, увидел, что негатив испорчен: все лицо молодой женщины было покрыто множеством прозрачных точек. Фотографу пришлось сообщить клиентке, что негатив по неизвестным причинам оказался неудачным и ей придется позировать еще раз. Вторичный снимок получился на славу, но дама почему-то не приходила за заказом. Тогда фотограф отправил ей портрет с посыльным. Тот очень скоро вернулся. Оказалось, что заказчица через несколько дней после второго сеанса умерла от натуральной оспы. Фотограф остолбенел: значит, на первом негативе ему удалось выявить невидимые простым глазом признаки оспы!
Буринский не пропускал ни одного подобного случая. Он делал выписки из книг, газет, журналов, и это своеобразное досье постоянно увеличивалось.
В 1854 году во французском городе Монпелье слушалось уголовное дело. Подсудимого Пренья обвиняли в том, что он вытравил на документе одну сумму и написал в несколько раз большую. Пренья категорически отрицал подлог. Суд пребывал в нерешительности. Никто не видел, как подделывался документ, показания свидетелей были крайне противоречивы. Среди публики уже поговаривали, что преступника придется оправдать. Сам прокурор в перерыве между заседаниями признался своим знакомым, что подумывает о том, чтобы отказаться от обвинения. Но в ходе процесса потребовалась копия документа, и суд решил сфотографировать его. И тут произошло чудо. На снимке четко выступил вытравленный преступником текст. Правосудие восторжествовало.
Один бельгийский биолог обнаружил на микрофотограмме препарата такие детали и подробности, которые не видны были в микроскоп. Правда, все его попытки повторить фотоснимок кончились неудачей.
Таких сообщений набиралось множество.
Перечитывая вновь и вновь свои выписки, Буринский все больше поражался, какой сказочной, волшебной силой обладает фотография, как может она обогатить науку, если овладеть ее тайнами, если заставить ее делать явным то, что не различает простой глаз.
Странно, что никто: ни астрономы, ни археологи, ни работники полиции — не пытались раскрыть, исследовать эту тайну. Что ж, в таком случае он будет первым!
Задача ясна: надо повысить контрастность изображения. Но как? От сухих броможелатиновых пластинок Буринский вернулся к старому мокрому коллодионному процессу.
Мокрый коллодионный процесс изобрел Фредерик Скотт-Арчер и опубликовал результаты исследований в 1851 году в журнале «Химик». Арчер искал способ запечатлеть свои скульптурные работы, а сделал открытие, предопределившее развитие фотографии во всем мире более чем на двадцать лет, открытие, которым пользовались еще в 30-х годах нашего века. Сам Арчер не придал своему изобретению никакого значения и не запатентовал его. Он не был практичным человеком и умер в страшной нищете в 1857 году. Правда, английское правительство, вероятно почувствовав угрызения совести, назначило детям Арчера пенсию «за то, что их отец явился изобретателем очень ценного для науки процесса, который не принес ему лично почти никакой выгоды».
Мокрый коллодионный процесс довольно сложен в техническом отношении. Он включает восемь последовательных операций, связанных с изготовлением, экспонированием в мокром виде, проявлением и закреплением пластинок. Он применялся главным образом при павильонной съемке. Тому, кто хотел снимать на лоне природы, приходилось брать с собой огромное снаряжение.
Мокрый коллодион имел одно несомненное преимущество: он позволял получать контрастное изображение.
Но этого Буринскому было мало. Он проверял множество составов проявителей, пробовал менять свет, изобрел даже специальный счетный механизм для магниевой ленты, затем начал опыты с различными цветными стеклами.
Однажды Буринский налил на старое письмо красные чернила и сфотографировал его через красное стекло. Он спокойно проявил пластинку, не подозревая, какое открытие его ожидает. Он знал только, что красное чернильное пятно должно исчезнуть. И оно действительно исчезло, но на негативе проступил текст, залитый чернилами.
Неужели найден способ читать залитые тексты? Надо снова спокойно и придирчиво проверить. Новая серия опытов с желтыми, синими, красными пятнами… Результат неизменен. Текст выявляется.
Да, это открытие.
Казалось бы, можно остановиться. Но все только начинается. Ему удавалось усилить контрастность, когда он имел дело с текстом, который хоть и плохо, но все же можно было различить. Вовсе же стертый, уничтоженный текст он еще выявлять не может. Значит, надо искать и искать.
Часами сидит Буринский за письменным столом, перебирая пачки с негативами. И однажды приходит мысль: не усилится ли контраст, если составить два негатива и сделать с них фотоснимок?
Он фотографирует едва различимый текст, составляет полученные негативы и печатает фотоснимки. Тексты действительно получились более контрастными.
Однако через толстое стекло пластинок негативы совмещались плохо. И Буринский отыскивает способ, обеспечивающий точность совмещения. Он отнимал много времени, требовал исключительной тщательности, но другого выхода из создавшегося положения Буринский не видел. Пленки с эмульсионным слоем снимались со стекол еще мокрыми, совмещались, затем вновь фотографировались. Само фотографирование производилось с большой осторожностью. Малейшего дрожания было достаточно, чтобы изображения на негативах не совпали, и тогда все надо начинать сначала. Проехавший по улице ломовой извозчик, падение какого-либо предмета в соседней комнате, даже просто шаги человека — все мешало.
Но Буринский не сомневался в правильности выбранного пути. Опыты с совмещением пленок он иногда повторял по 10–20 раз, и результаты оправдывали усилия: совершенно невидимый текст постепенно становился все более и более контрастным и в конце концов оказывался вполне пригодным для чтения.
Конечно, процесс был трудоемким, и Буринский отлично понимал это. Он писал: «Я очень хорошо сознаю, что выработанный мною процесс страдает множеством недостатков и прежде всего медленностью, хлопотностью, сложностью приемов и трудностью манипуляций, требующих навыка и сноровки.
Необходимо, однако, принять во внимание, что один человек, располагавший самыми ничтожными денежными средствами, не мог довести до совершенства целую отрасль светописи, не имея при том ни предшественников, ни сотрудников. Во многих случаях результаты процесса не окупят труда и издержек на его производство; это я тоже знаю, но думаю, что и в таком виде процесс мой имеет значение как зародыш новой отрасли светописи, фотографии исследующей, которая, по глубокому моему убеждению, станет такою же retine du savant, какою признается фотография запечатлевающая.
Я сделал, что мог; другие сделают более».
Кроме лишений, нужды, исследования ничего ему не принесли.
После долгих раздумий Буринский решает начать делать экспертизы для суда. Таким путем он докажет всем практическую ценность разработанных им методов фотографирования и, что весьма важно, получит какие-то средства для продолжения научной работы.