Экземпляры пистолетов, ставшие музейными, историческими, изготовлялись, естественно, не для стендов и не снабжались специальными бирками. Это были обычные пистолеты, имеющие свою судьбу, — иногда столь примечательную, что она приводила их в музей. От этого, однако, их боевые качества ничуть не уменьшались, и они вполне могли сослужить службу — хотя бы экспериментаторам.
Защитники Короткова увлеченно цитируют дуэльный кодекс, предполагая, что уж секунданты знали его досконально. Доказательств, правда, никаких. Более того, действия секундантов наводят на совсем противоположную мысль. Из черновиков показаний Мартынова известно следующее: «Условия дуэли были: 1. Каждый имеет право стрелять, когда ему угодно, стоя на месте или подходя к барьеру. 2. Осечки должны были считаться за выстрелы. 3. После первого промаха… противник имел право вызвать выстрелившего на барьер. 4. Более трех выстрелов с каждой стороны не было допущено по условию».
Дуэли до трех выстрелов вообще не существовало, говорят авторы. Верно! Но отсюда автоматически как раз и следует, что секунданты не так уж хорошо разбирались в дуэльном кодексе. В противном случае придется признать, что все они (в том числе и друг Лермонтова Столыпин, хранивший память о нем — рисунок Шведе и пистолет) сговорились убить Лермонтова. Именно к этому и сводятся утверждения авторов.
Они, кстати, напоминают, что во время поединка категорически запрещалось делать резкие телодвижения (наклоны, повороты). Но ведь совершенно ясно, что, когда соперники сближаются, положение их тела не остается неизменным. Да и на месте можно стоять вовсе не грудью к противнику, а боком. Когда же человек поднимает пистолет и целится, вполне возможен небольшой наклон туловища в противоположную сторону, то есть влево, если оружие — в правой руке.
Авторы статей правильно отмечают, что направление раневого канала зависит от степени разворота туловища, и в этом они солидарны с экспертами. Но каков угол наклона раневого канала?
Авторы считают, что пуля вошла в тело Лермонтова под углом в 35–40 градусов по отношению к горизонтальной плоскости. Комиссия же склонялась к цифре 20–35 градусов, поскольку Лермонтов стоял несколько выше Мартынова, туловище его могло быть наклонено влево и, наконец, пуля могла рикошетировать и при вхождении в тело, и при движении внутри него, и при выходе из грудной стенки.
Несостоятелен вывод авторов и о пробивной способности пули. Абстрактными рассуждениями невозможно опровергнуть практику. А опыты показали, что пуля, пущенная с близкого расстояния из дуэльного пистолета, входит в ватный пулеприемник глубже, чем пуля из нагана, но не так глубоко, как из пистолета ТТ. Ссылка на данные П. Пономарева лишь подтверждает значительную пробивную способность пуль кухенройтерских пистолетов на дистанции от 10 до 20 шагов.
Судить же о пробивной способности пули только по максимальной дальности полета или по прицельной дальности слишком рискованно. На пробивную способность пули влияют ее форма, вес, скорость полета, а кроме того, ее устойчивость при прохождении преграды, то есть изменение угла мутации, или попросту «способность к кувырканию» и другие факторы. Есть пули, которые способны лететь далеко, но, наткнувшись на препятствие, быстро теряют устойчивость и потому обладают меньшей пробивной способностью.
Что касается описания ран на теле М. Ю. Лермонтова в «Свидетельстве» от 17 июля 1841 года, то исходить только из него неправильно — в нем слишком много изъянов. «Свидетельство» неточно локализует раны, не позволяет быть уверенным, что правильно определено входное и выходное отверстия; вызывает споры и направление раневого канала.
Авторы статей обвиняют экспертную комиссию в том, что она якобы внесла в «Свидетельство» такие поправки, которые «изменяют его коренным образом». Это не соответствует истине. Более того, комиссия редко высказывала категорические суждения, часто ограничиваясь лишь допущением. Например, она отнюдь не утверждала, что пуля обязательно вошла под 9-м ребром, а только допускала такую возможность при некотором смещении кожи кверху. Точно так же она не утверждала безоговорочно, что выходное отверстие расположено «между 6-м и 7-м ребрами», но считала вероятной такую возможность.
Эксперты тщательно и критически отбирали доказательства и формулировали выводы крайне осторожно. Комиссия убедительно доказала, что Мартынов мог ранить Лермонтова. Оппоненты же не только верят в убийство Лермонтова из-за угла, но и пытаются убедить, что выстрел Мартынова никакого отношения к ранению Лермонтова не имеет.
Но вера, даже самая искренняя, не заменяет научных доказательств. А какие это доказательства, видно хотя бы из следующих слов: «Уже в семидесятых годах, отвечая на вопрос первого биографа поэта о присутствии возле дуэльной площадки посторонних, один из главных организаторов дуэли, Васильчиков, сознался: „Может быть, и были…“ — и опустил голову».
Итак, на горизонте вновь появляется мифическая фигура пьяного казака, созданного фантазией С. Д. Короткова. Не лучше ли все-таки заглянуть в литературу о Лермонтове? Хотя бы в воспоминания художника Арнольди (которого авторы статей цитируют охотно и часто, но весьма выборочно и произвольно). Вот что там сказано:
«Я полагаю, что, кроме секундантов… вся молодежь, с которой Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся.
…Не присутствие ли этого общества, собравшегося посмеяться над Мартыновым, о чем он мог узнать стороной, заставило его мужаться и крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?»
Поистине, странная ситуация, если принять версию авторов. Мало того, что секунданты единодушно решили погубить Лермонтова, участниками заговора оказались и те, кто прятался вблизи площадки. Не слишком ли много свидетелей для сохранения тайны?
Но тогда уж надо последовательно идти до конца. III отделение должно было составить подробнейший список всех, кто тайно и явно присутствовал на дуэли, и каким-то образом зажать им рот.
Кстати, многие из этих лиц дожили до той поры, когда заговор молчания вокруг Лермонтова был снят. Они могли бы заявить во всеуслышание обо всем, что знали и видели. Почему-то они молчали.
Да и сам Мартынов, над которым всю жизнь тяготело проклятие убийцы, нигде и никогда не попытался свалить вину на кого-то. Может быть, он боялся? Или авторы полагают, что он оставил разоблачительные документы, которые после его смерти похитили те же вездесущие, всезнающие, способные все предусмотреть жандармы? Правда, и Николай I, и граф Бенкендорф давно уже покоились в могиле. Но ведь они могли передать грозный приказ в наследство потомкам.
Подобные аргументы, конечно, вряд ли кто примет всерьез.
Знакомое лицо
Память бывает разная. Одни без запинки называют номера телефонов всех своих знакомых, другие, не задумываясь, сыплют датами, третьи наизусть читают целые поэмы. Подобная память вызывает уважение и поражает. Зрительная память мало кого удивляет. Человек легко может забыть фамилию, имя и отчество случайных знакомых, а внешний облик запоминается надолго, особенно если в нем есть что-то необычное.
Криминалисты давно обратили внимание на это свойство памяти. Еще в середине XVIII столетия парижская префектура завела специальный реестр на лиц, отбывавших тюремное заключение. Против их фамилий начали указывать основные приметы, которые помогали разыскивать бежавших или рецидивистов. Точно так же ловили преступников и на Руси. Помните, у Пушкина в «Борисе Годунове»: «А лет ему от роду двадцать. А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волосы рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая».
Сведения были краткие, но все же достаточные, чтобы опознать Гришку Отрепьева.
В русской полиции карточки заполнялись по стандартной форме: рост — такой-то, волосы — такие-то, особых примет не имеет. Вот типичный образчик, относящийся к концу 1906 года. 15 декабря в «Вологодских губернских ведомостях» в разделе «Сыскные статьи» появилась следующая заметка:
«Вологодское губернское правление предписывает полицейским управлениям губернии сделать распоряжение о розыске бежавшего 3 декабря сего 1906 года из вологодского исправительного отделения административно ссыльного студента С.-Петербургского университета Дмитрия Захарова-Мануильского и о результатах розыска донести. Приметы бежавшего следующие: 22 лет, роста среднего, лицо чистое, глаза карие, волосы на голове и бровях черные, нос и рот умеренные».
Найти по таким приметам человека, не проживающего в данной местности и незнакомого сотрудникам полиции, было невозможно. Число разыскиваемых непрерывно увеличивалось, тем более что, заметая следы, преступники изменяли не только фамилии, но и внешний облик.
Значит, следовало разработать специальные методы опознания, чтобы человек не мог скрыться, несмотря на все уловки и маскировку.
Один из подобных методов имеет солидный исторический стаж. Уже в глубокой древности преступников, особенно рабов, подвергали клеймению. Можно вспомнить и «Трех мушкетеров» Дюма, когда на плече миледи «д’Артаньян с невыразимым ужасом увидел цветок лилии, неизгладимое клеймо, налагаемое позорящей рукой палача». В Австрии на спинах осужденных выжигали буквы. По ним определяли, какое преступление и где совершил заклейменный.
Во Франции выжигали начальные буквы слов: галеры, каторжные работы, каторжник бессрочный (или временный), подделыватель, вор, вор-рецидивист и т. д.
Но такой способ регистрации был не слишком удобен. В конце концов нельзя же выжигать на теле целую анкету. Вот почему с прошлого века клеймение начали отменять: во Франции в 1832 году, в России в 1863 году, в Китае в 1905 году.
Существовал и другой прием опознания. Особенно широко он практиковался в Англии. Во дворе тюрьмы шеренгами выстраивались заключенные, и вдоль рядов ходили местные и приезжие чины полиции, рассматривали арестантов, пытаясь узнать тех, кто скрывался под вымышленными фамилиями. Назывались эти процедуры полицейскими парадами. Проводятся они и в настоящее время, но уже на базе современной техники. Преступники и полицейские поменялись местами. Теперь агентам, удобно устроившимся в мягких креслах, демонстрируют подозреваемых или разыскиваемых по телевизору. Конечно, и здесь нет гарантий от ошибок.