А вот ответ: «Анализ моего автографа, сделанный тов. Зуевым-Инсаровым, содержит совершенно правильные элементы, и я не нахожу никакого тщеславия в этих лестных для меня выводах, ибо те, кто работает во имя революции, должны иметь нормальное и определенное представление о своих характерных качествах. Редактор французской газеты „Юманите“ Вайян-Кутюрье. Москва. 3.ХІ.27».
В искренности известного французского писателя сомневаться не приходится. К тому же, пролистав книгу Зуева-Инсарова «Почерк и личность», можно найти еще немало подобных восторженных отзывов.
Хотим думать, что когда-нибудь можно будет установить тесную зависимость между характером человека и его почерком. Но пусть слово об этом скажет не интуиция, а наука.
В конце XIX века в криминалистике произошло знаменательное событие: француз Альфонс Бертильон выдвинул новую систему идентификации почерка. В журнале «Научное обозрение» появилась серия его статей под названием «Сравнение почерков и графическая идентификация».
Бертильон предложил перенести методы «словесного портрета» на почерк, то есть использовать для идентификации почерка признаки как наиболее часто изменяющиеся, так и самые характерные, постоянные, присущие только одному человеку.
В обиходной речи слова: почерк, письмо, написание — имеют один и тот же смысл. Вряд ли видит в них особую разницу и профессионал-литератор, который выбирает то или иное слово, руководствуясь собственным вкусом. А для криминалиста каждое из них совершенно конкретное понятие. Точно так же обстоит дело со словом «признак». Его легко заменяют привычные синонимы: примета, знак, симптом, показатель. Криминалистика же более строга и не позволяет вместо словосочетания «признак почерка» говорить, например, «симптом почерка». Поэтому пусть читатель не торопится укорять авторов этой книги за однообразие повторяющихся выражений, терминов, словосочетаний. Дело отнюдь не в бедном словарном запасе, а в том, что необходима максимальная точность, чтобы не исказить твердых, устоявшихся понятий.
Итак, в чем же идея Бертильона?
Главное — проследить, насколько часто повторяются различные признаки почерка (как отдельные, так и в совокупности). Подсчитав, можно сделать таблицу вероятности.
Но, предупреждал Бертильон, ни в коем случае нельзя ограничиваться только строением букв. Надо помнить и об общих признаках почерка: размере, наклоне, связности, соблюдении (или несоблюдении) линии в строке.
Большое значение придавал Бертильон исследованию разных движений в почерке по отношению друг к другу. В зависимости от направления движений он делил почерки на правоокружные и левоокружные.
Чтобы облегчить экспертизу письма, французский криминалист предлагал пользоваться фотографическими таблицами. На одной стороне должны наклеиваться буквы и сочетания из заподозренного документа, а на другой — из рукописи, не вызывающей сомнения (мы уже говорили, что такую таблицу впервые с блеском применил Буринский).
«Эксперту, — писал Бертильон, — весьма важно возможно полнее знать все обстоятельства, сопровождающие возникновение исследуемого документа; …кроме редчайших случаев, вопрос о подлинности документа не может быть разрешен, если оторваться от обстоятельств дела».
Для своего времени это было ново, неожиданно и справедливо. Но далеко не у всех нашло поддержку. Итальянец Оттоленги, по общим криминалистическим воззрениям примыкавший к антропологической школе Ломброзо, весьма отрицательно относился к тому, чтобы эксперт знал все обстоятельства дела: «Я настаиваю, что графический анализ должен производиться абсолютно отвлеченно от содержания документов, ограничиваясь изучением черт почерка, для обнаружения признаков его».
Оттоленги предлагал разделить ход исследования на два самостоятельных этапа: 1) собственно изучение почерка; 2) анализ обстоятельств дела, психологических мотивов, содержания документа и т. д. Второй этап, по его мнению, уже не входит в компетенцию эксперта, а является делом суда.
Как же конкретно предлагал он исследовать почерк?
Оттоленги исходил из того, что почерк ничуть не менее примечателен, чем внешность человека. И если говорят о росте, размере головы, форме носа, лба, уха, упоминают об особых приметах, то почему нельзя столь же подробно и достоверно описать форму и размер букв, направление движений, расстояния между словами и т. п.?
При этом сначала изучаются общие признаки почерка, а затем характерные: «по отдельным составным частям, по строкам, по межстрочиям и боковым промежуткам, по словам, буквам, частям букв».
«Вслед за выявлением идентификационных признаков, — пишет профессор Н. В. Терзиев, — и их фиксацией (при помощи описания, измерения и фотографии) наступает следующая фаза экспертизы — сличение признаков. Сличению подвергаются сначала выдающиеся постоянные признаки, характеризующие индивидуальный тип почерка, а затем — отдельные буквы. Последней фазой является оценка, суждение об идентичности».
Достигая этого пункта, Оттоленги становится чрезвычайно осторожным. Графический анализ, говорит он, в состоянии лишь констатировать сходство или несходство почерка, что отнюдь не следует смешивать с суждением об идентичности, с идентификацией писавшего, с установлением подлинности заподозренного документа. Значительное сходство позволяет сделать вывод «о большей или меньшей вероятности подлинности… всегда только о вероятности и никогда о достоверности».
Приметоописательный метод получил в начале XX века широкое распространение. Конечно, это было еще не совершенное оружие, ибо неверно механически переносить метод словесного портрета на исследование почерка. Однако некоторые разработанные приметоописателями приемы сравнения общих признаков почерка, топографических признаков письма и частных признаков отдельных слов, букв и их элементов до сих пор с успехом служат криминалистам всех стран.
Признаков почерка немало, и все они сугубо индивидуальны для каждого человека. Давно уже было замечено, что их можно описывать, классифицировать. Со временем возникла мысль, что к почерку возможно применить и количественные мерки. Этим особенно интенсивно занимались немецкие исследователи, а позднее — французский криминалист Э. Локар, которого считают родоначальником графометрии (науки об измерении почерка) в ее нынешнем виде.
Локар говорит:
«Графометрия — это метод, который имеет целью выявить в подделке путем изменения почерка и в подделке путем имитации количественные пропорциональные величины, которые определяют почерк и которые подделыватель не изменяет, так как они не явно выражены.
1. Измерения должны быть выражены в десятых частях миллиметра. Если их производят непосредственно на оригиналах, то это ведет за собой быструю и все возрастающую глазную усталость, которая может послужить причиной ошибки. Кроме того, если постоянно производить изыскания над документами, то они от этого портятся. Следовательно, нужно будет сделать фотоувеличение в два-три раза. Фотоувеличение должно производиться с помощью миллиметрованного текста. Все документы должны быть увеличены в строго одинаковых пропорциях.
2. Увеличение можно измерить с помощью плоской линеечки из слоновой кости или металлической, разделенной на половины миллиметра.
3. Всякое измерение хорошо при условии, что его можно будет сравнить между собой. Это значит, что в каждом виде анализа эксперт может выбирать наиболее подходящие для него методы работы с условием, что он будет употреблять абсолютно эти же, идентичные методы для анализа других документов, взятых для сравнения. Если одной и той же экспертизой занимаются несколько экспертов или если директор лаборатории поручает своим помощникам графометрический анализ, то не следует, чтобы один лаборант выводил кривую, основанную на данных подлинного документа, а другой на материале сомнительного, так как здесь индивидуальная разница в применении технических приемов может чрезвычайно исказить результаты.
4. Для всякого вида операций следует произвести возможно большее количество измерений, так как ценность данного метода возрастет пропорционально с количеством выведенных серий, диаграмм, имеющих целью образовать правильные кривые там, где имеются налицо многочисленные статистические данные.
5. Общий принцип метода следующий: нужно измерить в подлинных текстах серию величин того же типа и представить их в виде кривой. На материале сомнительного документа вывести соответствующую кривую и наложить обе эти кривые друг на друга. Совпадение или подобие этих двух графиков будет означать идентичность происхождения двух текстов, каково бы ни было различие их форм; их расхождение укажет на то, что их писали разные лица, как бы сильно ни было внешнее сходство».
Графометрия, таким образом, отвлекается от качественных показателей почерка, замыкаясь в рамках одних лишь измерений, и потому в целом как направление в исследовании почерка не может быть принята. Это не мешает современной криминалистической экспертизе использовать ряд технических приемов графометрии. Медленно, на ощупь, находя и отвергая найденное, двигалась вперед наука о почерке, прежде чем заслужить право именоваться наукой. В каком же состоянии она находится сейчас, на что она способна? Но прежде об одном необычном исследовании…
Как известно, криминалистика (по определению) занимается методами раскрытия преступлений, а раскрытие всегда связано с тайной. Может быть, именно любовь к тайнам, стремление докопаться до истины и сблизили однажды криминалиста с известным литературоведом, доктором филологических наук Дмитрием Семеновичем Бабкиным, изучающим жизнь и творчество Александра Радищева.
Криминалиста давно интересовали обстоятельства смерти писателя-революционера. Многое казалось непонятным и противоречивым. Самоубийство или случайная смерть из-за трагической оплошности? Вопрос задавался не из праздного любопытства. Ответ на него подкреплял ту или другую версию о настроениях Радищева в последние годы жизни. А версии эти прямо противоположны.