Немыслимые расклады — страница 44 из 48

— Насколько я знаю в двух траппах одновременно состоять невозможно.

Капитан молча кивнул.

— Тогда откуда у тебя такие возможности?

Капитан повёл плечом и тут же сморщился. Тело болело и ломило… через моментальное получение подобных объёмов опыта ему ещё проходить не приходилось. Всё, что он получал раньше было меньше на два, а то и три порядка. Потому что это было всего лишь тестирование. Скип нахмурился и негромко произнёс:

— Когда всё закончится — нам нужно будет обстоятельно поговорить.

Капитан кивнул. Скип ещё пару мгновений сверлил его взглядом после чего протянул руку, взяв его за запястье… Его тоже перекосило. Но куда слабее, чем Капитана. К тому же всем было видно, что он сразу же начал тратить полученные очки. Массово. Раз за разом. А потом, похоже, применил награду. Потому что его приложило уже куда более существенно… Нет на ногах он удержался. Но побледнел. И на лбу высыпали бисеринки пота… А затем он шумно выдохнул. И развернулся к пленникам.

— Шшух-шшух-шшух… сэр, й-а-а… шшух… — четыре обезглавленных тела упали на пол, Скип же молча развернулся и повёл подбородком. Мол, за мной… и вся толпа выскочила наружу из здания, в котором взбешённый лидер их траппы занимался допросом.

Снаружи было безлюдно. Скип снова повёл подбородком, и Такахаси, первым понявший что это означает, громко скомандовал:

— Становись!

— Я собираюсь вернуть мою женщину и наказать тех, кто попытался украсть её у меня, — глухо начал лидер траппы. — Но то, как я это сделаю — сделает меня врагом очень влиятельных людей, — он сделал паузу и оглядел стоящий перед ним строй, после чего продолжил:- Очень-очень влиятельных. Таких, которые никогда не простят мне сотворённое. И никому, кто будет со мною рядом. Тех, кто в моей траппе, я буду защищать изо всех сил, но то, что случилось с Мораной, показывает, что даже моих сил иногда не хватает… Однако, у вас есть близкие не только в моей траппе. И они не просто могут, но обязательно попадут под удар. Такие уж против меня ополчились люди… Поэтому каждый из вас должен подумать — остаться ли ему со мной, подставляя под удар близких и себя, или уйти. И хорошо подумать. Тех, кто решит уйти — я немедленно исключу из траппы и отправлю куда скажут — в Токио, Москву или, там, Хабаровск с Парижем. Думаю этого будет достаточно для обеспечения их безопасности… ну, относительно, конечно. Сами видите, какая у нас нынче жизнь…

Строй глухо загомонил, но лидер вскинул ладонь, и все мгновенно замолчали.

— Я даю вам десять минут — сейчас все вернутся в отель и хорошенько подумают. Командиры — проинформируют тех, кто пока не в курсе. Кураторы — обслугу. Потому что те, кто будут мне мстить — не станут делать особенных различий. Для них все, кто не они — одинаково черви под ногами. И кто игрок, а кто просто рядом постоял — им безразлично. Так что обслуживающий персонал тоже в группе риска. Вопросы?

Вопросы… были. Но никто их не задал. Все просто стояли и молча смотрели на Скипа. А он молча кивнул, махнул рукой, отчего рядом с ним возникло окно портала… очень сильно напоминающее Врата. Ну прям очень-очень… После чего он махнул рукой и первым вошёл в него.

Глава 15

Лейтенант Хаксли заскочил в дверь и, отпрыгнув в сторону от входа, прижался спиной к стене после чего замер, прислушиваясь. Оторвался или нет? Дьявол, как этот чёртов русский его отслеживает⁈ А ведь он точно отслеживает… Хаксли на мгновение задумался, потом окинул себя подозрительным взглядом и начал лихорадочно раздеваться. Ну ясно же, что где-то в одежде имеется маячок… Правда переодеться не во что. Да и чёрт с ним — всё равно требуется двигаться максимально незаметно, а не всё ли равно как прятаться — голым или одетым. Здесь, в руинах на окраине Лондона, оставшихся после боёв с тварями, любой человек, как бы он ни был одет или раздет — привлекал внимание…

Всё началось с того, что он снова выбрал не тот объект для развлечения.

Отец учил его: возможно всё — употреблять любые вещества, насиловать детей, убивать стариков и женщин… пока ты наверху. Ты — элита! К тебе неприменимы никакие моральные нормы и ограничения законов. Все они — инструмент. Причём, твой… То есть ты можешь делать всё, если умеешь пользоваться этими инструментами. И так будет до тех пор, пока ты не рухнул в пучину главного греха — то есть стал бедным. Это и есть единственный и самый непростительный грех! И Хаксли, которого тогда звали совсем иначе, лично убедился в том, насколько он был прав. Таким как он и его друзья действительно возможно всё! Ну вот решительно всё! Даже когда он, накумарившись вусмерть на одной из вечеринок и поехав «прошвырнуться и развеяться» вместе со своими товарищами изнасиловал и убил маленькую девочку, игравшую в песочнице, на которую упал их остекленевший взгляд, брошенный из окна проезжавшего мимо тихого ухоженного дворика спортивного автомобиля, полного обкуренных подростков — всё сошло с рук. Деньги, адвокаты, продажные полицейские и журналисты…

Отец же, узнав всё, только расхохотался и похлопав его по плечу ещё раз повторил свою сентенцию про единственный и непростительный грех. Именно тогда Хаксли и запомнил её навсегда. И именно эта мысль стала единственным ограничением его жизни. Причём, достаточно серьёзным. Потому что когда его развлечения доходили до того, что расходы на продажных судей, полицейских и адвокатов начинали превышать его ежемесячные доходы, выводя баланс в минус, он на какое-то время успокаивался и начинал с интересом оглядываться оп сторонам задумываясь как их увеличить.

Впрочем, с этим тоже особенных проблем не было. На всех прибыльных делах и главных финансовых потоках сидели родственники или знакомые. Этот — двоюродный брат, с этим — вместе учились в Итоне, этот — сын маминой подруги, этот — троюродный дядя, этот — однокашник по Кембриджу, а с этим вместе играли в регби… На тех высотах, на которых вертелись самые большие деньги, посторонних практически не было. Так что, если ты не идиот — для того, чтобы заработать деньги и перевести баланс из отрицательного в положительный, достаточно было просто пошевелить пальцем… Ну а как только дела приходили в порядок — наступало время отпустить вожжи и как следует оттянуться. Жизнь ведь предназначена для наслаждений, не так ли? Иначе зачем тогда жить? Легче просто застрелиться… И так продолжалось до тех пор пока в Лондоне не открылись первые Врата.

Как ни странно, поначалу случившееся лишь подтвердило правоту папашки. Потому что то, что оказалось огромной трагедией для одних — обернулось большим выигрышем для других. Причём на нём самом это отразилось особенно наглядно. Потому что к тому моменту он уже давно перевалил за восьмидесятилетний юбилей, вплотную приблизившись к девяноста. Так что из развлечений у него остались только теплый плед и подогретый грог иногда по вечерам. Но потом из России пришла информация о возможностях навыка «регенерация» — и пришло время волшебства…

Хаксли судорожно вздохнул и покосился на трусы. Снимать или нет? С одной стороны — снимать надо всё. Потому что где именно может быть маячок — неизвестно. С другой… бегать совсем уж голым как-то не comme il faut. Да и как маячок могли засунуть ему в трусы? Он же снимал их только в душе! К чёрту! Пока оставлю, решил англичанин. И, осторожно вытянув шею, выглянул в проём двери. Вроде никого…

Получив страстно желаемое, но ранее невозможное Хаксли снова пустился во все тяжкие — ночные клубы, пьянки, вещества, податливые сучки и накаченные жопки профессиональных педерастов, ночные гонки на спортивных машинах, скачки, казино… он заново открывал для себя уже забытые удовольствия. Но, увы, всё это довольно быстро приелось. Как выяснилось — развлечения времён «пика пубертата» хороши только в первый раз. А когда ты уже прожил жизнь и попробовал очень много разного другого — они довольно быстро надоедают. Нет, не то чтобы совсем уж — гормональный всплеск от молодого тела никуда не делся, но он был не таким уж и бурным. Всё-таки пик «гормональной бури» приходится на возраст от четырнадцати до восемнадцати, его же тело омолодилось лишь до двадцати пяти. К тому же последние сорок лет перед омоложением он чаще уступал побуждениям верхней «головы» нежели нижней, получая куда больше удовольствие от изящных игр на струнах человеческих желаний, страстей и устремлений нежели от простых физических радостей. И ему снова захотелось испытать характерное для них «интеллектуальное послевкусие».

Однако, как выяснилось, обстановка для подобных игр в метрополии после открытия Врат оказалась не слишком подходящей. Империя снова, как и много раз до этого, напряжённо боролась с внешними врагами, отстаивая своё место в мире, так что текущий общий тренд был на единение — «нация вместе, плечом к плечу противостоит всем врагам»… А он, поначалу, не понял всей серьёзности подобного подхода. Да и к выбору «объекта» своей игры тоже отнёсся легкомысленно. На чём и обжёгся… Казавшийся безобидным тип оказался задействован в какой-то ключевой правительственной программе, которую курировали очень важные люди. И ему сильно повезло, что это дело поручили одному из его приятелей, из числа подобных же «игроков», но играющих уже на государственном уровне — Стэну, 8-му маркизу Монберли, однокласснику по Итону и сотруднику… а может и начальнику одного из отделов СИС. Вследствие чего он всё понял правильно и пригласил Хаксли на приватную встречу, на которой внешне мягко, но непреклонно посоветовал ему «придержать коней». Сообщив, что Хаксли, неожиданно для себя, едва не поломал кому-то серьёзному очень важные планы.

Встреча закончилась тем, что Стэн посоветовал ему на время уехать из Лондона. Куда-нибудь подальше. Пока всё не успокоится… Причём, лучше всего, не самому по себе, а, как бы, поддержав «патриотический тренд». Надеть мундир, например. И применить свои навыки на благо метрополии. Потому что — ну ты понимаешь: «Вся нация в едином порыве плечом к плечу»… Так что, немного подумав, Хаксли решил принять предложения приятеля и, как и пятьдесят лет назад, съездить «на охоту в Африку». Он там уже побывал. В семидесятых. На охоте. Когда он загорелся желанием собрать «Большой шлем». Так что в его «охотничьем домике», когда-то принадлежащем самим герцогам Мальборо, с тех времён над камином пылились чучела из голов слона, носорога, буйвола, льва и леопарда, которых он добыл лично. Как оно тогда и было положено в лучших домах Лондона… И он был совсем не прочь добавить туда головы новой добычи. Ну, фигурально выражаясь. Потому что предметом его охоты была дичь под названием «человек». А вешать над камином человеческие головы было совсем не comme il faut… Хотя, кто его знает, как оно там повернётся в ближайшем будущем. Мир изменился, и кое у кого уже появились над камином головы тварей. Причём некоторые из них оказались весьма похожи на человеческие.