Роман должен начинаться словами: «Денег не было ни на что. Даже на сигареты». И чтобы на 12-й странице главный герой дважды или трижды заваривал в чашке один и тот же чайный пакетик. И чтобы на 28-й странице он вываливал из сумки на кухонный пол 700 000 наличных долларов. А на 54-й – дарил южноафриканские изумруды одной ослепительно лживой блондинке на одном закрытом курорте во Французской Полинезии.
И чтобы его ни грамма не напрягали ни этот нищенский, спитой чай, ни эти безумные доллары, которые он просто мысленно «заказывает» в пространстве, – хоть на 190-й странице, хоть на 211-й, хоть прямо сейчас. Тем более что это реальный, симпатичный мне человек.
Давайте начистоту. Популярнейший в мире портрет – никакая не «Мона Лиза» Леонардо и не рафаэлевская Мадонна. А породистое, терпеливо-усталое лицо Бенджамина Франклина в центре купюры, осенённой стодолларовым номиналом.
Иногда страшно подумать, какое количество людей, какие неоглядные человеческие легионы отправляются по утрам выполнять свою муторную работу, идут на высший риск или на низость – только ради того, чтобы встретиться потом глазами с Франклином, хмуро или искательно заглянуть ему в лицо. Подразумевается: Франклин всё поймет и стерпит. Франклин не пахнет.
Если кому-то хочется думать, что стиль и вкус им надиктовали импрессионисты, Бергман и Феллини, Дольче и Габбана, Хельмут Ньютон и Vogue, – пусть думают!
Но убойнее всякого Vogue в нас пуляют из крупного калибра (прямой наводкой – в нежную подкорку) и строят нас по полной программе некие засекреченные художники, от слова «худо». Те, что отвечают за наивно-масонские виньетки американского доллара, театрально-индустриальную гигантоманию рубля, елизаветинскую миловидность фунтов стерлингов и резвую инфантильность еврофантиков.
В сущности, деньги – вещество свободы. Мы меняем на них одну-единственную, свободно конвертируемую жизнь, жертвуя свободой. Чтобы опять же прикупить себе свободы. Весь вопрос: по какому курсу?
Я спросил двух своих старинных приятелей: «Чем бы ты занимался, если бы имел ЛЮБОЕ количество денег?»
Один из них (крупный чиновник в ранге замминистра) заявил сразу:
– Я бы уехал в Вену и устроился работать гидом.
Второй (виртуозный компьютерщик) тоже не колебался:
– Займусь web-дизайном.
– Подожди, – говорю. – Ты, наверно, не понял. Ты имел бы ЛЮБОЕ количество денег, сколько захочешь. Быть гидом – потная, хлопотная работа… А у тебя-то с дизайном и так всё прекрасно.
Но всё они поняли правильно. И оба настояли на своих ответах.
И лишний раз доказали, что мне повезло на друзей.
Теперь я открою тайну, которую открывать нельзя. То есть приоткрою.
Деньги можно «заказывать». Этому способу меня обучила одна очень странная женщина два года назад.
Мы курили в парке на лавочке – и она рассказала. Я нескромно поинтересовался: она сама-то пробовала? И как у неё самой с деньгами? Нет, говорит, это дело такое, рискованное… Это всё равно что судьбу и свободу себе заговаривать. Поэтому сама не пробовала и вам не советую.
А я, гад такой, чуть позже взял и попробовал. Два раза, просто так. И оба раза получилось, но сильно иначе. То есть больше, чем «заказывал».
А про свободу она могла бы и не говорить.
Потому что свобода – это такая огромная вещь, что она практически нигде, нигде не умещается. Только в груди.
Чёрная кровь
Странный получился день. Мы гоняли со Стасом по его делам, поскольку мои – терпели до вечера. После обеда заехали на Тверскую в «Кофе Бин» забрать его сестру Алёну. Она села на заднее сиденье, и в машине стало нечем дышать, кроме «Диора».
– Ну, как ты? – сочувственно спросил Стас. Алёна отвечала подробно. По-моему, даже слишком.
– Понимаешь, какой ужас? Я люблю Пашу, а Паша – Светку. У Светы с Витькой как раз из-за Паши ничего не было, а у Олега с Иркой – из-за меня. Нас с Олегом Светкин Витька увидел. А потом в клубе Олег с Вовкой даже подрались из-за меня, а Ирка думала, что из-за Светки, и Паше всё рассказала, а Паша – мне… Представляешь, какой ужас?! А теперь вот Али прилетел…
Пока она докладывала про свой ужас, Стас дважды поговорил по телефону. Первый раз про баррели, второй – про караты.
Алёна торопилась в отель, к прилетевшему Али.
Гостиничный швейцар, сильно похожий на адмирала, взирал вопросительно. Стас нехотя буркнул что-то вроде: «По дискриминанту!» – и мы вошли. Это был кромешно дорогой отель, наверно, самый дорогой в России. Стас умчался на ресепшн, а мы с Алёной застряли в томных диванах.
Тут я впервые увидел её: платиновые косички, ресницы в полщеки, узкий льняной топ, а всё остальное – ноги. Как две Эйфелевы башни. Когда она закинула ногу на ногу, закинутая ушла за горизонт.
Рассказ об ужасах продолжился. Но теперь Али был центральным персонажем. Я спросил: а кто это?
– Али вообще-то шейх – по жизни. А так он насчёт нефти…
Вопрос уже стоял ребром: идти ей замуж или нет? Идти – значит, стать тридцать второй женой включительно. И, скорей всего, не последней. А это в принципе стрёмно. И вообще тошнит. А не идти – тоже нельзя.
– Почему нельзя-то?
– Я уже не могу ездить на «ауди»… Сам прикинь!
В эту минуту к нам приблизился Али под конвоем. Это был чистокровный арабский Карлик Нос. Он сказал открытым текстом: «Ахлян ва сахлян! Сабек маарифату». Алёна напрягла спину, шею, макияж и чётко ответила: «Йес, оф кос». Жених кивнул и под конвоем отошёл. Можно было расслабиться.
Она снова попросила меня прикинуть: с этим Али она не может ни сидеть, ни лежать, ни одеться, ни накраситься, ни поесть, ни кончить, ни даже нормально покурить… Но ладно! Это всё роли не играет.
– А что играет?
– А только нефть.
Когда мы жили в Империи, было ясно: нет в мире бомбы, которая выпнула бы эту престарелую имперскую власть на заслуженный отдых. Но такой бомбой стало падение всего одной цифры в мировом прайс-листе. Как ни срамно это признавать, «Союз нерушимый» повалила рухнувшая нефтяная котировка.
Теперь нас настигла странная сладкая пора, когда эта же цифра взлетает в стратосферу, так что ахает весь мир. Когда казна лопается от нефтедолларов, а кабинет министров всё никак не решит, куда их грамотно девать. Когда ты, вроде как последний русский демократ, спрашиваешь: «А в чём, собственно, разница? Насколько андроповское время отличается от нынешнего?» Я тебе скажу – на сколько. Только ты не обижайся. На 22 доллара за баррель.
Но ещё неизвестно, где от нас требуется больше достоинства – в роскоши или в нищете, на войне или на «гражданке». Особенно если приходят и говорят тебе открытым текстом:
– Ахлян ва сахлян!.. Мне на фиг не нужны твои поделки, твои платья, мебель, автомобили. И бензин твой не нужен! Мне нужна только твоя сырая нефть, твоя чёрная сырая кровь. Твои наивные, дикие, неотёсанные алмазы. Погонные метры твоих гладких голых ног…
Прыжок с полуметровой высоты
Этот разговор я случайно подслушал в аэропорту, в кафе.
Зрелая девушка лет двадцати семи учила жить незрелую сорокалетнюю:
– …Вот ты можешь спрыгнуть с полуметровой высоты?
– Могу, конечно. А ты?
– Никогда в жизни. Он для чего рядом стоит? Пусть снимет!
Когда я уже дотягивал свой кофе, они коснулись ещё более возвышенной темы.
– …А иногда нужно смотреть сквозь него. Тогда взгляд вообще очень выразительный становится! Сама замечала. Вчера один мужчина в отеле даже не мог отвести от меня глаз, а я просто глядела сквозь него и наблюдала, наблюдала… Взгляд очень задумчивый получился.
Так называемые женские штучки невозможно загодя просчитать, поиметь в виду и систематизировать, как шифры, мины-ловушки и сильные наркотические средства. Зато на них легче лёгкого проколоться, подзалететь и подсесть. В редких случаях, имея талант контрразведчика, их можно подсмотреть.
Однажды мне оказали страшное доверие – разрешили порыться в дамской сумочке. Это была самая прелестная и непостижимая женщина из тех, кого я знал. Она умела сводить с ума одним движением расчёски. Иногда хотелось потерять свободу и репутацию только ради того, чтобы она разулась в твоём присутствии.
Вот она и разрешила – точнее говоря, попросила, сама будучи в скоропостижном отъезде, порыться у неё в сумочке, чтобы сверхсрочно отыскать там какую-то «фиолетовую бумажечку с оторванным краем». Я приступил к операции, ощущая себя маньяком-вуайеристом, тайным агентом, взломщиком и кардиохирургом в одном лице.
Итак, что я обнаружил.
Маленькую золотистую рыбку из оникса. Флакон туалетной воды Chris 1947. Склянку эфирного лимонного масла. Девочковую заколку для волос в виде божьей коровки.
Записную книжку из коричневой замши с растительным узором, которую я не стал читать, но хорошенечко встряхнул. Встряхивание выявило: один несъеденный автобусный билет со «счастливым» номером, две мелкие бумажки с пометками «Не забыть!!» (красным фломастером) и рецепт солянки…
Далее. Тёмно-черешневую, почти чёрную помаду Clinique. Контурный карандаш для губ. Платок носовой розовый с бледно-лиловыми цветочками, обшитый кружевом по краям. Загранпаспорт со спрятанной под обложку фотографией мужчины (точно не мужа). Прошлогодний авиабилет в Прагу.
Товарный чек с надписью: «Фугенфюллер 2 мешка».
Японские очки от солнца Shimano. Зажигалку Feudor. Мужское обручальное кольцо.
Таблетки «Триквилар». Крем для рук с пчелиным молочком. Чего-то там с «крылышками». 10 долларов США одной купюрой. Фантик от конфеты «Mozart».
Из холодного оружия: швейцарский перочинный ножик Victorinox, пилочку для ногтей, шуруп-«сороковку».
Из посуды: пластмассовую ложечку для мороженого из Венеции (помню, что ели вместе, но я свою там же и выбросил).
Искомая фиолетовая бумажка лежала почему-то в пудренице. О том, что на ней было написано, я лучше умолчу. Агенты и маньяки – тоже люди.
Что я узнал о ней? Практически всё. Практически ничего.