е возможность побывать вне стен дворца, что это казалось почти праздником! Публика здесь собралась вполне достойная. За ближайшим соседним столиком вальяжно расположился одинокий тучный господин в деловом костюме, посверкивая стеклами небольшого пенсне, он изучал страницы «Петербургских Ведомостей». Чуть поодаль лакомилась мороженым влюбленная парочка. Юноша с тонкими чертами, длинными волосами, обрамлявшими вытянутое лицо, представлялся мне похожим на начинающего поэта, пишущего лирические стихи, посвящённые его даме сердца. Она же, то и дело поправляя белокурые локоны, выбивавшиеся из сложной прически, мило краснела, слушая своего кавалера.
Заметив, что я рассматриваю миловидную девушку, Дарья сурово пихнула меня острым локотком. Я поспешно перевел взгляд в другую сторону. Один из больших столов, покрытых льняными скатертями, занимало большое семейство. Высокий, худой мужчина со строго поджатыми губами неодобрительно взирал на свою супругу, невзрачную женщину неопределённого возраста. Похожая на пугливую серую мышку, она тихим, измученным голосом одергивала стайку сорванцов в возрасте от лет пяти и до двенадцати-тринадцати, которые шумно веселились, поедая сладости.
Полной противоположностью этой семьи казалась другая супружеская чета. Приятного вида мужчина лет тридцати пяти в военном мундире с удовольствием смеялся, слушая лепет маленькой дочери, наряженной, точно кукла — в розовое атласное платье с кружевами, со множеством бантиков. За ними с улыбкой наблюдала темноволосая женщина, отличавшаяся особой, породистой красотой… Вот к ним подошла ещё одна девушка с полным подносом всяческих пирожных. По её влюблённому выражению глаз, устремленных на мужчину, я понял, что это его вторая жена…
Тут я отвлекся, так как нам принесли заказ, сделанный Дашей. Именно на неё мы с Иваном и Петром возложили почётную миссию выбора сладостей и напитков.
— Какой прекрасный аромат! — произнесла Дарья, прикрыв глаза и забавно шевеля носиком, принюхиваясь к дымящемуся кофе.
— Да, — согласился я, — честно говоря, мне очень нравится запах свеже сваренного кофе, но вот его вкус… — я сморщился.
— Как ты можешь? — возмущенно воскликнула девушка, сверкнув пронзительной зеленью глаз. — Это же божественный вкус, такой насыщенный, бодрящий…
— Да-да-да… — поспешно согласился я, отхлёбывая огромный глоток, сразу ополовинивший изящную чашечку, — великолепно!
И зашипел, хватая воздух обожженным ртом.
— Вот! Бог все видит! — тут же воспользовался возможностью отомстить мне за мои нравоучения Пётр. — И ложь, пусть даже во благо, наказуема! Расплата настигает мгновенно!
Рассмеявшись, мы набросились на гору пирожных. Мой охранник тем временем озабоченно вглядывался в сгущающиеся за окнами сумерки.
Когда я потом пытался восстановить в памяти очередность последующих событий, я раз за разом убеждался, что все произошло буквально в одно мгновение. Раздался звон разбитого витринного стекла, в зал кофейни влетел какой-то тёмный предмет. В это время гвардеец уже опрокидывал столик, потянув меня в это импровизированное убежище. Не соображая, что происходит, я, тем не менее, схватил Дашу и заставил тоже спрятаться за массивной столешницей. В этот момент с оглушающим грохотом, разметав вокруг острые осколки стекла, камня, деревянную щепу, взорвался тот самый непонятный предмет, влетевший с улицы. Зал заволокло густым вонючим дымом, который тут же начало вытягивать в разбитое окно. Отовсюду раздавались жуткие крики, стоны, плач. Убедившись, что Даша цела, я жестом велел ей оставаться на месте, а сам, настойчиво потянув за собой своего охранника, выбрался из укрытия. Пётр и Иван, которые не успели укрыться за столом, ворочались на полу, их руки и лица были покрыты мелкими порезами, сочащимися кровью, но серьезных повреждений я не заметил. С облегчением выдохнув, я устремился дальше.
Господин, читавший пятью минутами ранее газету, лежал на столе, под ним стремительно росла лужа крови. С трудом приподняв его, я в ужасе отшатнулся. Один глаз с мертвой неподвижностью уставился на меня, другого практически не осталось, из него торчал осколок стекла. Судорожно всхлипнув, я снова опустил его на стол. Неподалёку я увидел ту самую белокурую девушку, что вызвала ревность Дарьи. Изломанной, окровавленной куклой она лежала на полу, возле нее рыдал её возлюбленный, растирая слезы вперемешку с кровью по лицу…
Семейству со множеством сыновей повезло больше, я видел, что все уже силились подняться на ноги, в ужасе озираясь вокруг.
После того, как я нашел маленькую девочку с кошмарной раной на светловолосой головке, залитую кровью, я впал в какое-то безумие. Все происходило, будто на старой пленке с дергающимися кадрами. Я вытаскивал раненых на улицу, с надсадными криками требуя помощи, приказывал привезти лекарей. Моя охрана сначала пыталась увести меня и моих друзей с места происшествия, но я с бешеными глазами пригрозил смертной казнью каждому, кто встанет на моем пути.
Все смешалось, я видел, как мечется Дарья по залу кофейни, разрывая скатерти на полосы и перевязывая раненых, я видел, как Пётр срывает тяжёлые бархатные занавесы и накрывает тела погибших, мы с Иваном вытаскивали пострадавших, одного за другим передавая их по цепочке…
Вокруг собиралась толпа зевак, которых сдерживали гвардейцы, не подпуская никого к разрушенной кофейне. Наконец, стали подлетать экипажи с лекарями. Один из них подбежал ко мне, чтобы убедиться, что я не ранен.
— Ваше Высочество, с вами все в порядке? — цепким профессиональным взглядом он осматривал меня, пытаясь оттащить в сторону.
Я отмахивался от него, сипя сорванным голосом:
— Туда! Там нужна помощь, скорее!
Спустя примерно полчаса я наконец-то поддался на настойчивые уговоры охраны и, убедившись, что мои друзья, такие же грязные, покрытые коркой из крови и копоти, рядом, ввалился в экипаж с имперским гербом на дверце. Весь обратный путь мы проделали в тяжелом молчании. Прогулка, которая должна была быть лёгкой, веселой и развлекательной, обернулась настоящим кошмаром. А еще я думал над тем, кто был нападавшим и как его проворонила охрана…
В кабинете императора с хмурым видом расхаживал Владимир Громов. Сам хозяин кабинета сидел за своим рабочим столом, уронив голову на скрещённые руки.
— Ты осознаешь, к чему все идет? — всесильный канцлер, казалось, за последние пять минут постарел сразу на десяток лет. Горькие складки у крепко сжатого рта углубились, под глазами появились тени.
— Ты не понимаешь… — глухо простонал Александр Первый, — он же мой сын, мой родной сын!
— Он мерзавец, преступник! С твоего попустительства он почувствовал себя вне закона, вне морали! Сколько раз мы с тобой прикрывали его злодеяния? Тебе напомнить, сколько раз приходилось Тайной канцелярии улаживать дела с семьями девушек, которых он насильно затягивал в постель? Сколько раз мы выплачивали компенсацию за покалеченных им людей? Господи!..
Громов дрожащей рукой отер лоб, покрывшийся холодным потом.
— Эти покушения на Алексея. Чего нам стоит каждый раз спускать все на тормозах? Ты знаешь, какие слухи ходят в народе?
— Народ… — недобро усмехнулся император, подняв голову, — Я здесь власть! Нет никого выше меня, кроме Бога! А перед ним я сам за все отвечу!
Канцлер сверкнул глазами, в воздухе отчетливо запахло озоном.
— А ты не боишься, что отвечать придется гораздо раньше, чем ты думаешь? Ты не задумывался, что твой наследник вдруг решит ускорить своё восхождение на престол?! Если он так просто готов отнять жизнь у родного брата…
— Он знает… — тихо проронил Александр Павлович.
— Что-о-о? — Владимир Громов задохнулся от неожиданности. Затем тихо произнес:
— Зачем? Зачем ты рассказал ему? Ты понимаешь, чем это может обернуться???
— Да не рассказывал я!!! — заорал император, потом сник. — Я не знаю, откуда Владимиру стал известен этот секрет.
— Ты сам виноват! Почему, почему ты не мог придерживаться нашего плана? Почему, вместо того, чтобы воспитывать Алексея в семье, как родного ребенка, приучая его к тому, что он должен быть правой рукой старшего брата, ты отдалил его?! Эта вражда, эта ненависть — твоих рук дело!
Император вскочил, подбежал к канцлеру, тяжело дыша, со злобой смотрел на него:
— А ты знаешь, что такое видеть этого ребенка каждый день и понимать, что это — чужая кровь, это сын врага! И изображать любовь, испытывая только отвращение??? Да, я слаб, я не смог! Я не смог принять его как своего, он был укором для меня, постоянно одним фактом своего существования напоминал о том, как я уничтожил его род под корень! За это мне тоже предстоит отвечать! Это ты, ты задумал эту подмену! Может, скажи тогда мы правду, оплакали бы утрату, и сегодня не оказались бы в такой ситуации!
— И тогда ты потерял бы жену. — жестко отрезал Громов. — Ни к чему ворошить прошлое! Сейчас надо думать, крепко думать! Ты же понимаешь, что судьба российского престола висит на волоске? Законный наследник наворотил таких дел, что ему вовек не отмыться. И где гарантия, что, когда придет время, ему позволят сесть на трон? А если он и станет императором — что ждет нашу страну? И как нам не допустить того, чтобы на престол взошёл приемыш?
Два самых могущественных человека в Российской империи с безнадежностью во взглядах смотрели друг на друга, не находя выхода…
Глава 16
После разговора с императором Громов не мог найти себе места. Метался по собственному кабинету, пока не довел себя до изнеможения. Потом уселся за рабочий стол. Устало перебирая ворох бумаг, что уже скопились за время его непродолжительного отсутствия, канцлер постоянно ловил себя на мысли, что упускает что-то очень важное. Иногда у него создавалось ощущение, что какой-то пресс с каждым годом все сильнее и сильнее давит на плечи, заставляя их опускаться под непосильным грузом.
Невольно Владимир Алексеевич вернулся мыслями в далекое прошлое, когда он, молодой, не обременённый заботами и печалями, вместе со столь же юным будущим императором, вошёл в число первых студентов только созданной Высшей Академии Магии.