ил я свою просьбу.
— Конечно, Алексей, это будет правильно, — одобрительно кивнула императрица и подозвала фрейлину. Шепнув ей что-то, Софья Андреевна отпустила нас.
Оказавшись в коридоре, Светлана непроизвольно подалась ко мне, словно намереваясь крепко обнять, но оглянулась на охрану и только сказала:
— Ваше Высочество, я так рада, что с вами все в порядке!
Я кивнул и отвел её чуть подальше, чтобы нас не могли расслышать, оставаясь, тем не менее, в пределах видимости гвардейцев.
— Сейчас мы не можем обсудить все подробно и не торопясь. Надеюсь, позже ты сумеешь навестить меня. Пока же у меня есть задание для тебя.
Глаза девушки вспыхнули жгучим интересом.
— Побудь, как и обещала, моими глазами и ушами. Мне нужно знать все, что говорят при дворе о вчерашнем взрыве в кофейне. Все, даже самые нелепые слухи, каждое слово!
Я требовательно смотрел на Светлану. Она, внимательно изучая меня, медленно кивнула. Потом прошептала:
— А вы изменились, Алексей Александрович! Я вижу перед собой не испуганного, забитого мальчишку, а целеустремленного, мыслящего цесаревича, который станет достойным правителем! — её глаза радостно заблестели, она едва слышно сказала, — все таки я не ошиблась!..
И склонившись передо мной в низком реверансе, она скрылась за дверью.
Вскоре мы с сёстрами уже направлялись в Петергофский лазарет, в котором и разместили серьезно пострадавших. Тех, кто был ранен легко или отделался легким испугом, отправили по домам. Я заблаговременно велел подготовить список всех адресов, чтобы никого не забыть. Работа предстояла тяжелая.
Наблюдая за сёстрами, я удивлялся и восхищался тому, как они преобразились. Явно к выбору нарядов они подошли с той же дотошностью, что и к моему. Длинные строгие платья в пол, с отложными воротничками, гладко убранные волосы, минимум косметики и украшений. Даже в таком образе они не потеряли ни грана своей красоты, скорее, даже подчеркнули аристократичность тонких черт.
Словно ангелы, спустившиеся с небес, княжны проходили вдоль больничных коек, находя для каждого слово утешения и ободряющую улыбку. Я же черной траурной тенью следовал за ними, стараясь как можно незаметнее оставить каждому несколько золотых монет. Тем не менее, на мою долю досталось столько же, если не больше, слов благодарности и благоговейных взглядов.
— Цесаревич… Алексей… Сам… — слухи о нашем приезде распространялись со скоростью лесного пожара. Отовсюду стягивались люди, желавшие хоть краем глаза взглянуть на императорского сына, с риском для собственной жизни спасавшего простых людей… Видя, насколько сильно я чувствую себя не в своей тарелке, сестры сочувствующе мне улыбались и поддерживали своим присутствием. Пока я, с трудом находя слова, разговаривал с собравшимися, выражая надежду на их скорое выздоровление и благодаря за стойкость и понимание, девчонки заняли скромную позицию чуть позади меня, словно показывая, что именно я представляю здесь императора.
Наконец мы, выполнив свой моральный долг, отправились к экипажу. Впереди ждало ещё более тяжкое испытание — визит в семьи, потерявшие своих родных.
Каждый раз, переступая очередной порог дома, в который пришло несчастье, я ожидал обвиняющих выкриков, ненавидящих взглядов. Столь велик был груз моей вины, в существовании которой я убедил себя, что мне казалось, он заметен всему миру. Поэтому то, с каким облегчением встречали нас, как искренне благодарили за слова участия и за помощь, стало для меня открытием. Тяжелее всего пришлось нам с сёстрами в доме тех самых молодых родителей, потерявших своё дитя, крохотную светловолосую девочку в розовом атласном платьице. Как живая, стояла она перед моим внутренним взором, и невозможно было принять факт её смерти. Глядя на горе родителей, сестры давились рыданиями, да и у меня по щекам катились слезы, которых я не стыдился…
Напоследок мы проехали по Невскому проспекту, остановившись у разрушенной кофейни, где застали одного из владельцев. Невысокий, худощавый француз, осматривая руины, заламывал руки, что-то щебеча на своём родном языке, иногда, впрочем, переходя и на ломаный русский.
— Ах, монсеньер, — причитал он, — какая трагедия! Какая жестокость! Вы найдете виновного, вы накажете его?!!!
Пообещав посильную помощь в восстановлении кофейни, мы отбыли во дворец. Голова раскалывалась от боли, на душе было тяжело.
— Ты молодец, Алексей, — ободряюще улыбнулась Екатерина. — Хорошо держался. Это непростая задача — искренне разделять чужое горе, не отделываясь дежурными фразами, а для каждого находя свои.
— Ведь сегодня важно было не вручить деньги, это второстепенно. А вот показать, что ты неравнодушен к страданиям народа, что ты не считаешь зазорным лично выразить свои соболезнования… Это бесценно. — подтвердила Лиза.
На самом деле, девчонки были вымотаны не меньше меня. Я видел, как заострились их черты, как покраснели от слез глаза. Сейчас они мало напоминали тех вертихвосток, что терзали меня своими шутливыми домогательствами, испытывали на прочность. Словно два маленьких воробушка, они, нахохлившись, устроились рядом со мной. Я молча обнял их и притянул к себе. Такого душевного родства с ними, как сегодня, я еще не испытывал, и благодарил судьбу за то, что они есть.
Вернувшись домой, сестры, попрощавшись со мной, побрели в свои комнаты, мечтая о заслуженном отдыхе. Я тоже направился к себе, но перед тем, как позволить себе отдохнуть, мне необходимо было выполнить ещё одно важное дело. Устроившись за письменным столом, я взял листок бумаги с имперским гербом, вооружился пером и начал:
«Любезнейший князь! Глубокоуважаемый Валентин Михайлович! Пишу к Вам с огромнейшей просьбой — как можно скорее устроить встречу с нашим общим знакомым, не столь давно прибывшем с далеких берегов туманного Альбиона…
В задумчивости я покусывал кончик пера. Потом несколькими незначительными фразами завершил письмо, запечатав конверт, подписал его — князю Тараканову. И вызвал нарочного, велев срочно доставить конверт адресату.
Как ещё встретиться с английским дипломатом, графом Дарем, я не знал. И надеялся на помощь Валентина Михайловича. Если все сложится как я задумал, то завтра я встречусь с послом, заодно проведаю Петра, возможно, заеду к Нарышкиным.
Мысль о предстоящем свидании с Дашей подняла мне настроение. Веселая, непоседливая красотка после злополучного происшествия в кофейне открылась мне совсем с другой стороны. Вспоминая, как она самоотверженно помогала пострадавшим, перевязывала их, ни разу не поморщившись от жуткого вида ран, не падала в обморок от огромного количества крови, я испытывал огромную гордость. Нет, не ошибся я в своём выборе! Она будет достойной спутницей в моей жизни. Не знаю уж, смогу ли назвать её женой — или только наложницей — сердце мое будет принадлежать ей безраздельно…
Мои размышления прервал настойчивый стук в дверь. Отозвавшись, я удивленно встал, приветствуя вошедшего императора.
Бросая на меня яростные взгляды, он расхаживал по комнате, явно едва сдерживаясь от того, чтобы не начать сразу на меня орать. Я же недоумевал, чем мог вызвать такое неудовольствие. Наконец он нарушил молчание:
— Я требую объяснений, Алексей! По какому праву ты устроил сегодня это дешевое представление?! Кто дозволил тебе изображать посланца доброй воли, лицемерно раздавая налево и направо средства, которые — заметь! — тебе даже не принадлежат!
Я почувствовал, как во мне рождается ответный гнев.
— Ее Императорскому Величеству, Софье Андреевне было известно, куда я направляюсь. Более того, те средства, в растрате которых вы, отец, меня голословно обвиняете, были вручены мне именно ею, именно с целью раздать их пострадавшим после взрыва!
Никакого представления я не устраивал! Я счел своим долгом выразить соболезнования семьям погибших, оказать посильную помощь раненым. И в чем вы, Ваше Величество, видите здесь лицемерие — мне непонятно!
Император зло взглянул на меня.
— Непонятно, говоришь? Хочешь убедить меня, что ты — весь такой правильный и искренний — даже не задумывался о том, какие теперь ходят толки в народе?! Цесаревич Алексей — народный герой в белоснежных одеждах! Ты знаешь, что среди гвардейцев уже идут споры о том, кто будет охранять тебя? Каждый считает честью занять пост у твоих дверей. Переманиваешь на свою сторону войска? Метишь на трон? Не позволю! Я тебя насквозь вижу! Сегодня ты с беспримерной наглостью взял на себя смелость выполнять обязанности наследника престола!
— А где был этот наследник??? — не выдержав, заорал и я. — Разыскивал с горя, что снова не удалось устранить меня, очередную бутылку? Или дозу опия??? Или, может, готовил новое покушение на меня? Ведь он не остановится, Ваше Величество! И сколько при этом пострадает людей — ему безразлично! Поэтому, я думаю, он и не соизволил показаться перед народом!
Тяжело дыша, мы сверлили друг друга ненавидящими взглядами.
— Значит, ты знаешь. — выдохнул император. — И почему же молчал? Был такой шанс — объявить при всех, что Владимир пытался тебя убить. Выглядел бы мучеником. — он горько хмыкнул. Затем продолжил:
— А в нашей стране мучеников любят, святыми почитают…
Я мрачно буркнул:
— Канонизируют обычно после смерти. А я на тот свет, как вы должны были заметить, не слишком тороплюсь, Ваше Величество.
— Да нет, ты как раз таки делаешь все для того, чтобы твое устранение стало лишь вопросом времени! Если я сочту, что ты представляешь собой угрозу российскому трону… Говоря откровенно, сегодня меня сдерживает только то, что слишком многое в отношениях с Англией, могущественной державой, завязано на тебя! Иначе…
— Что — иначе, Ваше Величество? Устранили бы меня лично? — я вдруг ощутил поразительное спокойствие. Император, кинув на меня горящий злобой взгляд, крутанулся на каблуках и практически выбежал из моей комнаты.
— Рубикон перейден, господа, — злорадно размышлял я, оставшись в одиночестве. — Кто ищет предательства — найдёт, кто видит во мне врага — получит ответную вражду! И если недавно я мечтал лишь о спокойной жизни, то теперь я буду бороться за куда более высокие цели