В девять утра Вася припарковал «ленд ровер» на своём законном месте возле полосатой колонны, бибикнул сигнализацией и заметил Германа.
— Здорово, Герка! — обрадовался он, протягивая руку. — Тыщу лет не виделись! Пошли ко мне в офис, кофейку с коньячком выпьем.
— Погоди, — улыбнулся Герман. — Сначала у меня вопрос без свидетелей.
— Тогда давай обратно в машину сядем.
— Хорошая тачка, — сказал Герман в салоне и похлопал по рукояти на дверке. — А ты, значит, Вась, матпомощь в «Коминтерне» распределяешь?
— Распределяю, — несколько напряжённо согласился Вася. — И тачка у меня нормальная. А что ты хотел узнать, Немец?
— Можешь мне найти парня, он из наших, у которого своя турфирма? Имени не знаю, названия фирмы тоже. Хочу купить для себя паспорт с нуля.
— Поищем по базе, — кивнул Вася. — А тебе зачем корки?.. Ну да, блин! — Он спохватился и усмехнулся. — Слушай, Немец, многие думают, что они — самые хитрые, и этот способ сработает. Но я тебе ответственно говорю: в банках всегда проверяют кредитную историю, и если её нет вообще, то большой кредит тебе не дадут, потому что человек без финансовой истории внушает подозрения. А на нулёвую ксиву кредитной истории всяко нет.
Вася решил, что Немец задумал взять деньги на фальшивый паспорт.
— Вась, не хочу обсуждать, — виновато поморщился Герман. — Найдёшь мне человека — спасибо, нет — значит, нет.
— Найду, — заверил Вася. — Пошли в офис, там комп с базами.
На третий этаж они ехали в лифте.
— Недавно встретил Флёрова, — рассказал Герман, — он ругался, что «Коминтерн» отказал ему в кредите. Почему, Вась? Флёров же нормальный.
— Знаю, — не глядя на Германа, ответил Вася. — Но такие суммы — уже не моя компетенция. Это лично Щебетовский постановил. Он же командир.
— А ты?
— А я, Немец, занимаюсь доплатами к пенсиям, пособиями, страховыми полисами, гарантиями по ипотеке. Хочешь путёвку в санаторий «Зелёный дол» под Саранском? Или льготу на протезирование зубов? Это ко мне. Могу проездной за полцены подогнать. А за кредитами — к Николаичу.
Офис «Коминтерна» состоял из двух просторных светлых комнат. В одной за столами с мониторами сидели три девушки («зассыхи‑умнявки» обозвал их Флёров), другая комната была кабинетом Васи Колодкина.
— Машенька, организуй нам кофе, — попросил Вася.
Герман сел в пухлое кресло, а Вася сразу сунулся в компьютер.
— Щас всё найду, — пробормотал он. — Слышал, Завражный переехал на ПМЖ в Чехию? Тоже мне, блин, чех. Только пиво дуть горазд.
Герман не знал, как к этому относиться. Он хотел в Индию.
— А как вообще парни живут? — спросил он. — Ну, в целом. Я теперь почти ни с кем не общаюсь, ничего не знаю.
— По‑разному живут, — пожал плечами Вася. — Но ведь и раньше все по‑разному жили, Немец, только имели одинаково — ни шиша. Кто‑то работал, а кто‑то бухал. Вот сейчас кто‑то новую тачку покупает, а кто‑то бухает по‑прежнему. Дудоня спился и квартиру продал. Голендухин помер — цирроз. Лещёва жена выгнала, теперь он живёт у какой‑то стервы, вместе покупают боярышник. Чича тоже от запоя до запоя: месяц слесарит, месяц керосинит.
— Я не бухаю, Вася, я работаю, — негромко сказал Герман. — Но хаты у меня нет. И тачки нет. Не «ленд ровера» даже, а простой «девятки».
— Что за намёки, Немец? — рассердился Вася. — Думаешь, я из общей кассы себе стругаю? Обижаешь, Герыч. Щебетовский мне хорошую зарплату положил. Да, я тут деньги Фонда распределяю, но сам я, блин, копейки чужой не взял! Чтобы «афганец» у «афганца» тырил? Похабство.
В соседней комнате закурлыкал телефон.
— Добрый день. Это Союз ветеранов Афганистана. Меня зовут Лиза, — ласково заговорила в трубку офисная девушка. — Чем я могу вам помочь?
Вася стучал по клавиатуре и злобно смотрел в экран.
— Почему, блин, меня все попрекают? — спросил он с застарелой обидой. — Чего такого я сделал‑то? Этому проплатил, этому проплатил… Конечно, часто приходится отказывать, но куда деваться? По одному видно — дашь ему, а он спустит всё, что получит. Другой реально не заслужил таких денег: я же знаю наших парней. А третий на какую‑то сущую фигню выпрашивает: «хочу свозить одноклассников своего сына по Золотому кольцу» — ну в рот пароход, чес‑слово! Хотя, конечно, всё это обычные заморочки… жизнь… но я же сам — «афганец», и потому чувствую себя сукой.
Герман вспомнил, как пятнадцать лет назад Вася Колодкин боролся с Бычегором за восстановление социалки в «Коминтерне».
— А при Лихолетове не так было? — спросил Герман.
Вася смотрел в экран и крутил колёсико на «мышке».
— Вчера мне звонит Маша Ковылкина. Просит беспроцентную ссуду на холодильник. И я ей отказал. Она же не отдаст. Она разведёнка, двое детей, а Саня ей почти не помогает. Ну не отправлю же я к Маше коллекторов… А Лихолетов вызвал бы какого‑нибудь Витю Басунова, приказал бы ему найти Саню и пробить ему фанеру, чтобы вспомнил про совесть и купил жене холодильник. Вот и вся ссуда по‑лихолетовски. Но я так не могу.
— Те времена уже не вернуть. И отношения не вернуть.
За стенкой снова закурлыкал телефон, и уже другая офисная девушка заговорила таким же парфюмерно‑заботливым голосом:
— Союз ветеранов Афганистана. Меня зовут Света. Чем вам помочь?
— Знаешь, Немец, я каждый день слышу про Щебетовского всякий хай, а ведь Николаич натурально тратит на благотворительность куда больше, чем уходило при Серёге, Егоре или Каиржане. Почему же его поливают?
— Потребности выросли? — предположил Герман.
— Не только. Просто многое не решить деньгами. Машу Ковылкину холодильник не спасёт. Ей нужно, чтобы муж вразумился. Но Саню ссудой для Маши не исправить. А у Николаича нет других средств, кроме денег.
— Вась, мне как‑то несподручно жалеть Щебетовского, — сказал Герман. — Если тебе невмоготу — уволься. Дурацкий совет, но другого не имею.
— Я не могу, Немец. Мы так рвались сюда, а здесь тошно, и уйти некуда.
«Залезай в свой «ленд ровер» и гони на Малабар», — подумал Герман.
Васю он тоже не пожалел. У Колодкина отличная зарплата, нормальная работа, большая квартира, жена, двое детей… Это хорошо, что Вася мается и думает. Значит, душу он не продал. Но Вася — взрослый мужик. У него всё в порядке. И он бывший солдат. Сражайся. Где‑то есть выход из ненастья.
Вася отыскал того человека, про которого спрашивал Герман, — некий Игорь Шульп. Владелец и директор турфирмы «Ветер странствий». Герман никогда не слышал ни про Шульпа, ни про его фирму. Но в «Коминтерне» числилось три тысячи парней, и не все из них были знакомы Немцу или Васе.
— Распечатай мне схему, где контора Шульпа, — попросил Герман.
Шульп оказался улыбчивым мужичком невысокого роста — редеющие светлые волосы, тонкие очки, белая рубашка с закатанными рукавами и галстук. Типичный благовоспитанный клерк с мягким рукопожатием.
Герман объяснил, что ему нужно, стараясь не называть вещи своими именами, и Шульп тотчас указал пальцем на дверь своего кабинета.
— Об этом лучше в рекреации, — пояснил он.
Комната отдыха находилась в конце этажа.
— Что‑то я тебя в «Коминтерне» не встречал, — Шульп неожиданно перешёл на «ты». — Я с девяносто седьмого в организации.
— А я с девяносто первого. К девяносто седьмому я уже набегался.
— Ты мне подозрителен. Ты хотя бы примерно прикидываешь, почём тебе обойдутся шесть паспортов? Зачем тебе столько? И откуда деньги?
Под упругой резиной клерка Герман ощутил ржавое железо солдата.
— Много лишних вопросов, Игорь Палыч.
— Я под статью зайду. Я должен убедиться, что ты надёжный.
— Могу убедить только деньгами. Других аргументов нет.
— Колодкину, конечно, я доверяю, но что ещё можешь сказать о себе?
— Был бы Лихолетов — он бы сказал. Но его ты, наверное, уже не застал.
— Однако слышал. Ты где служил?
— Шестьдесят первая автобригада, сороковая армия, Шуррам, а потом Шахтджой, водила, ДМБ восемьдесят шесть.
— Наливник, кунг или бортовая?
— Сначала кунг, в восемьдесят шестом пересадили на «зушку».
«Зушкой» называли и зенитную установку — спарку зенитных автоматов, и бортовой грузовик, который возил в кузове такую установку.
— «Ирокезы» сбивал?
— «Союзы‑Аполлоны». По горам работали. У зениток угол позволяет.
— Что у вас там было? Забиуллу брали в Шадиане? «Кареру» гасили? Чольбахир и Мугулан чистили?
— Я просто водила, не тигр снегов. Я вокруг Ханабада катался.
— «Лаи лях илля миах ва…»
— «Мухаммед расул аллах», — закончил Герман калему.
Шульп прощупывал Германа, чтобы на уровне генетики определить, свой или чужой этот человек. Свой — это который помнит Афган. Свой не сдаст. Герман подумал, что «афганская идея» Серёги Лихолетова работает до сих пор. Вот прямо сейчас, сей момент. Ради одних только денег Шульп не будет рисковать. А ради «афганца» — уже может.
— Ладно, убедил, — сказал Шульп и усмехнулся. — Смастырю.
Кроме документов, для ограбления Герману требовался ещё автомобиль. Какая‑нибудь рядовая и не новая легковушка. Тот же Вася Колодкин навёл справки и сообщил, что Ванька Ксенжик продаёт свою старую «девятку». Герман созвонился с Ванькой, договорился о покупке, и в конце августа Ксенжик пригнал машину на парковку Шпального рынка.
Герман залез в «девятку» рассчитываться и удивился облику Ваньки. Ксенжик приехал в синих брюках с двойными красными лампасами, в камуфлированной куртке, под которой была тельняшка, и в какой‑то странной сизой фуражке с красным околышем. На груди у Ваньки блестели яркие значки с всадниками и сабельными эфесами, аксельбант и две медали — серебряные кресты; на кокарде синели буквы «БКВФ»; предплечье украшала чёрная нашивка с золотой надписью «Спасибо, господи, что мы казаки».
— Ты чего такой расписной, Вань?
— Положено, — сухо ответил Ксенжик.
Раньше он был весёлый и открытый, играл на гитаре, а сейчас держался замкнуто и даже надменно, будто показывал, что выше насмешек.