— Жена — это как желе? Съедобно? — не унимается Зойка, к счастью, не понимая весь ужас ситуации, в которую она поставила свою горе‑мать.
— Э‑э‑э… это… — вырывается воздух из моего рта, и я, как рыба, вытащенная из водоёма, глупо открываю и закрываю рот.
Дроздов, помоги!
Но он помогать не собирается. Складывает руки на груди и молча смотрит, как я буду изворачиваться. Я же мозг этой промо‑компании. Идейный вдохновитель. Я даже лозунг придумала: «Хотите фиктивно выйти замуж? Спросите Лену Канарейкину как!»
Отличная месть, Ромочка! Я тебе это припомню.
— Жена‑жена‑жена…
Дочь крутится вокруг моей руки и прыгает на одной ножке. Ни секунды не может постоять на месте. Дома мы играем в игру «замри», и каждый раз малышка с треском проигрывает, не способная справиться с потоками энергии в своём маленьком тельце. Батарейка садится только к вечеру, когда она сладко засыпает.
— Это самая любимая женщина папы, — медленно произносит мать Дроздова, с интересом рассматривая вертящуюся как заводной волчок Зою.
Приподнимаю подбородок. Малышка у меня просто прелесть, и я очень горжусь ей.
— У папы есть Лиза. У неё красные волосы и родинка на носу, — решает поболтать о личной жизни отца Зоя.
— А у мамы?
— А у мамы… у мамы есть компьютер.
Взгляд женщины теплеет, напряжённая поза немного расслабляется, но она всё ещё сжимает ручку тележки до побелевших костяшек. Краска к её лицу тоже пока не вернулась. Не каждый день внезапно узнаёшь, что старший сын решил жениться.
— Меня Лена зовут, — обретаю наконец дар речи. — Лена Канарейкина, а это Зоя. Моя дочь. Мы ещё не знакомили её с Ромой. Да, Рома?
То, что у меня есть ребёнок, никогда не было для меня проблемой. Я её очень хотела, ждала. Плохо помню свою жизнь без неё, словно она всегда была со мной, моя маленькая вертлявая егоза. Разговаривала с ней, когда она была ещё в животе и долбила пятками мои ребра. Это помогло не чокнуться, когда её недалекий папаша нас кинул. Всё свободное время стремлюсь проводить с ней. Хочу заранее наверстать, если это возможно, год предстоящей разлуки. Конечно, я буду приезжать… но это всё равно не то. Зоя растёт в любви, окружённая вниманием со всех сторон в нашей небольшой семье. Мои родители будут хорошо о ней заботиться, пока я буду зарабатывать деньги на другом конце материка.
— Ого! Она с прицепом? — брякает возникший рядом Лекс.
В голове раздаётся звон, в глазах на секунду темнеет, словно мне в голову, прямо в лоб, прилетел плотно слепленный снежок. Никто и никогда не называл мою дочь «прицепом».
Никто. Никогда.
Наверное, отчасти поэтому я и избегала новых знакомств и романов. Не каждый мужчина способен понять и принять чужого ребёнка. Не каждый отнесётся к нему как к своему.
И сейчас, в окружении семьи Ромы, я никак не ожидала услышать это неприятное слово, которым характеризуют детей матерей-одиночек. Прицеп.
— Лёша! Как можно! — ахает мать семейства Дроздовых, бледнея ещё сильнее.
— Извинись, — со звенящими нотами угрозы в голосе говорит Рома и делает шаг ко мне.
Будто хочет загородить от своего безмозглого младшего брата. Защитить. Только это уже неважно. Сжимаю крепче руку Зои и начинаю вертеть головой по сторонам, в надежде увидеть Аллу и Алису. Да, я планирую трусливо сбежать.
— Да чё такого… да чё я сказал? — бормочет парень с искренним недоумением на лице. — Извините.
— Пошёл отсюда, — командует Дроздов, внезапно из молчаливого телка превратившись в разъярённого быка.
Ноздри у него раздуваются очень яростно. Бледная женщина пихает тележку в руки младшему сыну и, дав ему подзатыльник, подгоняет к выходу.
— Лена, простите сердечно. Ему шестнадцать. Никакой дисциплины и уважения к старшим.
— Всё нормально. Нам пора. Нас ждут.
Аллу я не вижу, но и стоять здесь больше не могу. Позвоню ей.
Губы подрагивают от внезапной обиды. Сердце болезненно колет и ноет. Только тёплая маленькая ладошка в моей руке не даёт мне расклеиться прямо здесь. У нас будет потрясающий выходной день вместе, который Зоя запомнит, несмотря на свой маленький возраст. Мы будем прыгать на батутах, есть сладкую вату и купаться в бассейне с шариками.
День будет просто замечательный. А номер Дроздова я удалю и заблокирую.
— Никуда вы не пойдёте, — опустив руку на моё плечо, произносит Рома.
— Да! Давайте вместе пообедаем. Зоечка, что ты любишь кушать? Суп?
— Пельмешки. Мам, хочу пельмешки!
Я пытаюсь трепыхаться и вырываться, не глядя на Дроздова, но он усиливает захват, а потом и вовсе притягивает меня к себе. Утыкаюсь носом в его цветастую футболку, пытаясь сморгнуть слёзы.
— Мой брат идиот, — тихо говорит Рома и проводит рукой по моим волосам.
Успокаивает. Ладонь у него горячая, большая. Тело твёрдое, вкусно пахнущее. Я на секунду прикрываю глаза, вдыхая его терпкий запах, который кружит голову. Во рту собирается слюна.
— Весь в тебя, — бормочу, чертя пальчиком узоры на его груди, с удовольствием замечая, как сбивается дыхание мужчины.
— Мам, тебя надо спасать? — озабоченно интересуется Зоя.
Мама Дроздова пытается как-то отвлечь её от наших внезапных объятий, но ничего не выходит.
Судя по звукам и движению, дочь пытается лягнуть Рому в голень. Я вновь стараюсь отстраниться, и на этот раз получается. Быстро промакиваю уголки глаз пальцами.
— Не знаю…
Дроздов вдруг опускается на корточки прямо перед Зоей. Та смущённо потупливает глазки и начинает шаркать ножкой, складывая руки за спиной.
— Ну привет, принцесса. Знакомиться будем? — спрашивает Рома, протягивая руку.
Дочь поднимает на меня вопросительный взгляд, киваю, давая разрешение. Зоя вкладывает свою маленькую ладошку в огромную мужскую, и с важным видом эти двое обмениваются рукопожатием.
— Всегда мечтала о дочке, но не получилось, — тихо произносит женщина рядом со мной, трогательно разглядывая своего старшего сына и маленькую девчушку. — Меня зовут Марина Николаевна.
— Очень приятно.
Моё сердце дрожит. Как… как потом всем объяснить, что это понарошку?
Глава 8
— Хочешь кофе?
Обернувшись через плечо, смотрю на Зою рядом с Мариной Николаевной. Если бы мы сейчас были не на фудкорте, жутко людном месте, то я бы уже сгрызла весь гель-лак с ногтей. Вот так встреча с будущими свекровью и мужем, а также его малолетним братом. Одним «упс» не отделаешься. Наверное, лучше всё это прекратить, пока не зашло слишком далеко, и взяться за Костенко. Подстричь его и сказать, будто перепутали с Ромой в участке.
Мать Дроздова с интересом слушает, как моя дочь выдаёт ей все мои секреты. Смеётся, когда Зоя морщит нос, выдумывая новые небылицы, и крутится на пластиковом стуле, то слезая с него, то залезая назад.
Несколько минут назад я скинула Алле сообщение «sos», но та, прочитав его, нагло проигнорировала. Скорее всего, она видела, кого мы встретили, и теперь где-то здесь, затерявшись в толпе пёстро одетых людей, наблюдает. Тоже мне подруга.
— Канарейкина, ты где витаешь? — Рома аккуратно трогает меня за плечо, пытаясь вернуть моё растерянное внимание к себе.
От осторожного и такого нежного прикосновения по коже проносится электрический разряд, впрыскивая в кровь новую порцию адреналина. Я всё ещё помню тепло его объятий, близость его тела и своё навязчивое желание прикоснуться к шее губами.
— Ты что-то сказал? — спрашиваю, не прекращая смотреть в другую сторону.
— Я спросил, какой кофе ты пьёшь. И прекрати уже гипнотизировать их взглядом, моя мать не ворует детей.
— Капучино, побольше сиропа и корицы, — отвечаю нервно, размахивая детским рюкзаком с рогом единорога из стороны в сторону. — Ром, это всё слишком. Надо сказать твоей маме, что это не по-настоящему.
— Какой сироп?
Он серьёзно? Это всё, что волнует его на данный момент? А не то, как мы будем выпутываться из этой паутины лжи? Развернувшись корпусом, бросаю на Дроздова недовольный взгляд. Он в ответ лишь приподнимает брови. Такой весь из себя «мне по барабану, что моя мать десять минут назад обрела липовую внучку, я хочу съесть жирный бургер», примерно так.
— Ладно, возьму карамельный. Картошку ешь? Или тебе листья салата заказать пожевать? — говорит Рома.
— Ты меня слышишь вообще? Или у тебя мозг не работает, когда желудок просит его пополнить?
— Ага. И ещё в паре случаев я умею думать другим местом. Мужская такая особенность. Физиологическая.
— У тебя, я смотрю, хорошее настроение!
— Не жалуюсь, Канарейкина, очень мне нравится наблюдать за тем, как ты придумываешь свой очередной гениальный план.
Громко фыркнув, я отворачиваюсь, но уходить не спешу. Словно невидимой нитью меня к Дроздову пришили, и я теперь постоянно хочу отираться рядом.
Немного возмущённо помолчав, всё-таки не выдерживаю и поворачиваюсь обратно. Тычу пальцем в бицепс Ромы, который тут же напрягает мускулы. Красуется!
— Ты просто молчал!
Намекаю на его поведение при встрече. О том, как он меня обнимал, успокаивал и прижимался губами к моим волосам, решаю не напоминать. И так между нами отчётливо витает чувство напряжённости, которое я сейчас пытаюсь разогнать.
— Я дал тебе поле для действия. Знаешь, я ещё не в курсе всех тонкостей нашей сделки. Боялся, сказану лишнего. Ванильный рожок будешь?
— Я не хочу есть!
— А надо.
— Ром… ну правда… всё это плохо кончится для нас всех! Мои родители в курсе того, что всё это фарс. А твоя мама, пока мы ехали на эскалаторе… — сглатываю ком ужаса в горле и округляю глаза. — Она спрашивала, купила ли я платье! Маме врать нехорошо!
Пока я пыхчу, как маленькая собачка у ног жирафа, Дроздов невозмутимо оплачивает заказ пластиковой картой. Забирает длинный белый чек и, взяв меня под локоть, ведёт к другому открытому кафе, где десятью минутами ранее мы заказали для Зои разноцветные пельмешки.
— Я не собираюсь врать своей матери, Лена. Но…