Смотрит исподлобья, почесывая ладонью подбородок. Он опять надо мной смеётся. Перепалка в кафе забыта, впереди у нас новый батл противостояния и борьбы характеров.
Я собираюсь узнать, кто спалил его студию и вытащить из него все подробности, а для этого надо усыпить его бдительность своей неотразимостью.
— Хочешь посмотреть на мои трусы, Рома? — наигранно ошарашенно. — Это такой коварный ход?
Эта гора тестостерона простила моё любопытство и решила позаигрывать? Потому что я определённо воспринимаю всё это как лёгкий флирт и ощущаю волнующую щекотку под рёбрами.
— Думай, что хочешь, — загадочно произносит парень и, развернувшись, продолжает свой путь. — Так мы поедем, или ты на автобусе?
Домой совсем не хочется; хочется вот так стоять посреди улицы, залитой майским солнцем и обдуваемой тёплым ветерком, хочется провести ещё немного времени с Дроздовым.
— Хорошо. Я с тобой.
— Отлично, есть в тебе дух авантюризма, Канарейкина! — салютует вверх двумя пальцами Рома и, к моему огромному удивлению, проходит мимо мотоцикла. Останавливается рядом со станцией электронных самокатов и, нырнув в свой телефон, грузит приложение для их аренды.
— А как же… — непонимающе всплёскиваю руками в направлении страшного скоростного монстра, оставшегося сиротливо стоять на полупустой парковке.
— Забудь. Он больше не мой. Я его продал, — говорит Рома и коварно улыбается, наблюдая за моей растерянностью.
— Самокат? Ни за что! Я согласилась на мотоцикл.
Зачем я вообще согласилась? До дома не так уж и далеко.
Затем, что обаяние Дроздова перевесило мой здравый смысл. Его ямочки на щеках, длинные ресницы, мускулистые руки и приятный тембр голоса каждую минуту затуманивают мой мозг всё сильнее.
Надо же было так вляпаться?
— Ты просто согласилась, Лена. Неужели дашь заднюю? Не знал, что ты такая трусиха. Со мной не стоит чего бы то ни было бояться, Канарейкина.
Наклонив голову набок, внимательно рассматриваю парня перед собой. Может, его расчёт в том, что я сама сбегу от его экстремального предложения и исчезну с глаз до момента, когда нам нужно будет сходить в загс?
Тогда он просто мог оставить меня на ступеньках «Лофта» и быть свободным, идти на все четыре стороны.
Рома непохож на человека, которой борется со своей раздражительностью. Он выглядит довольным, и наше общение его определенно забавляет. Несмотря на все сложности, которые я привнесла в его жизнь.
Неужели у него нет других более важных дел — например, разбираться с рэкетирами, которые сожгли его студию — чем продолжить проводить время со мной? В душе расцветают бутоны давно забытых чувств.
Покусываю губы, делаю робкий шаг вперёд и кладу руку на чёрную прорезиненную ручку самоката. С вызовом поглядывая на Рому, только бы не выдать, как у меня трясутся коленки.
— Я ничего не боюсь, Ромочка. Даже не надейся!
— Даже не надеялся, Канарейкина. Встань на него, — командует Рома, одобряя мой выбор самоката. — По росту подходит?
— Ты не поедешь со мной? Я, знаешь ли, могу и пешком, тут недалеко.
— Опять? — скептически интересуется Дроздов, намекая на мою непостоянность.
То я очень смелая… а то я «трус-трус на коне катался…» и как там дальше, думаю, все смогут пропеть сами…
— У меня плохо с равновесием.
— Я тебя подстрахую. И дам тебе шлем, его я оставил, — улыбаясь произносит Рома и кивает в сторону своего бывшего железного друга. — Это газ, Лена, а это тормоз.
Поняла?
Не поняла. Потому что думаю только о том, какие тёплые у тебя пальцы и блестящие каре-зелёные глаза. В общем, пускаю слюни, вместо того чтобы мыслить и рассуждать здраво.
Это же Роман Дроздов, и мы фиктивная пара.
— Почему ты продал свой байк?
— Любопытной Варваре, знаешь, что оторвали, Лена? — мастерски уходит от ответа мой будущий муж и щёлкает пальцем по моему, по его же словам, хорошенькому носу.
— Это связано с пожаром? А что говорит страховая?
— Я ничего не скажу тебе, Канарейкина, не-а. Даже не надейся.
Дроздов оставляет меня одну, чтобы забрать шлем с мотоцикла, а я, вцепившись мертвой хваткой в руль самоката, смотрю в его широкую прямую спину, обтянутую светлой футболкой.
Как можно быть таким упёртым закрытым ослом? Он со своими друзьями-подругами общается так же? Не удивлюсь, если его мама даже не в курсе этого пожара.
— Вот же! А-а-а-а…
Насчёт проблем с равновесием я не шутила…
Стоит на секундочку потерять концентрацию и воспарить поближе к розовым облакам, как самокат наклоняется и начинает падать, и я вместе с ним. Чтобы хоть как-то удержать баланс и опору, нажимаю на газ и… уезжаю я недалеко. Всего до бордюра, где самокат резко останавливается, встретив преграду, а я по законам физики с ускорением устремляюсь к земле.
— Лена, твою мать! — со стоном произносит Рома, спеша в мою сторону.
Сидя в центре клумбы, рассматриваю свои потери. Подол платья испачкался в грязи и порвался, коленки ободраны, ладони неприятно саднит. Солнечные очки валяются в одной стороне, вывалившийся из сумки блеск для губ — в другой.
— Цела? — раздаётся рядом озабоченное.
Хочу похныкать. Лицо непроизвольно кривится, когда Рома аккуратно тянет меня вверх.
— Это ты виноват.
— Естественно.
От его мягкого и заботливого тона плакать хочется ещё сильнее. Шмыгнув носом, я вытираю его пыльной ладонью.
В полном молчании под руку мы добредаем до ближайшей лавочки в тени. Рома опять оставляет меня одну, предварительно убедившись, что я не сдвинусь с места и не сверну себе шею.
— Жди меня.
— Куда я теперь денусь.
Подняв несчастный самокат и поставив его на место, Дроздов широким и быстрым шагом направляется к ближайшему дому с зелёной вывеской «Аптека». Покорно жду и не двигаюсь, рассматривая, как на коленках выступают капельки крови. С тоской думаю о том, что у меня с собой даже влажных салфеток нет. Только анисептик. Можно попрыскать им на раны, чтобы не умерь от столбняка.
Пока я решаюсь на это, возвращается Дроздов с небольшим пакетом всего необходимого.
Опускается передо мной на корточки и осторожно обхватывает пальцами мою лодыжку, тянет на себя.
— Я сама, — пищу протестующе.
— Ага, я только что видел, какая ты самостоятельная. На секунду отвернулся, уже нашла приключения на свою задницу. Вот точно, Канарейкина, с тобой не соскучишься.
Точно так же отчитывал меня папа в детстве, когда я, свалившись с велосипеда, разодрала себе локти. А потом мазал их зелёнкой, дуя на раны и вытирая мои слезы. Сейчас я не рыдаю, крови не так много, да и зеленку Рома не взял, ограничился перекисью водорода и пластырем, но эмоции, которые я испытываю, очень похожи.
Несмотря на боль в коленях и ладонях, на душе и в сердце тепло и спокойно.
— Знаешь что, Ромочка?
— Что? — спрашивает, не отрываясь от дезинфекции моих ссадин, действует нежно и осторожно.
Аккуратно обрабатывает нетравмированные участки вокруг и стирает капельки крови ватным тампоном. Рассматриваю ёжик его волос, борясь с нестерпимым желанием провести по нему рукой.
— С тобой тоже не скучно, — мой голос звучит не так беспечно, как раньше. Тихо и искренне.
Дроздов медленно приподнимает голову и с удивлением заглядывает в мои глаза. Я выдерживаю этот взгляд и безуспешно пытаюсь скрыть толпу бегущих по коже мурашек. Он дует мне на раны, а я, кажется, проваливаюсь под лёд так не вовремя нахлынувших чувств.
Глава 11
Несколько следующих дней проходят относительно спокойно. Мы с Ромой никак не контактируем, не видимся и не переписываемся. Руки так и чешутся настрочить ему дурацкое: «Привет! Как дела? Что делаешь?» Мне правда интересно, чем он занят в последние майские дни. Обрабатывает фотографии? Правит диплом? Снимает свадьбы? Или занимается расследованием пожара в своей студии? Однако это глупо, и никуда такое общение нас не приведёт. Точнее, приведёт… в тупик. А из тупика какой выход? Только лезть на стену или поворачивать назад. Назад поворачивать в романтических отношениях всегда немного унизительно.
Поэтому я просто мечтаю о том, чтобы Дроздов как-нибудь сам объявился, обаятельно улыбнулся и спросил о моих коленках. Это было бы очень мило с его стороны, а мне очень приятно.
Вместо Ромы объявляется Куликов.
Звонит ранним утром, в тот момент, когда Зоя смотрит «Малышариков» и ковыряется в своей тарелке с овсянкой, и заявляет, что соскучился по дочери. Надо же! Прямо так среди недели и соскучился?
«А ещё нам нужно поговорить» — басит в трубку и отключается. А вот это уже настораживает.
Наши с ним разговоры ничем хорошим не заканчиваются, плавно перерастают в крики и ссоры. Часто родители одного ребёнка, живущие не вместе, бывают несогласны в некоторых аспектах воспитания, а когда на одну из сторон давит ещё и несостоявшаяся свекровь…
В общем, мы с Женей почти не разговариваем, и это к лучшему, хорошо бы так и оставалось.
Приезжает мой бывший через сорок минут. Видимо, правда очень соскучился по дочери, прям невтерпёж было.
— Папа! — взвизгивает Зоя, как только видит отца на пороге. Подбегает, обвивает руками ноги папаши, виснет на них, поджав свои.
Женёк рассеянно треплет светленькие волосы на макушке дочери и внимательно на меня смотрит.
— Привет, Лена. Вы одни? — спрашивает, вытягивая шею в сторону кухни.
Папа поехал по нашим с Дроздовым делам в загс, скоро уже должен вернуться или позвонить. А мама ушла на работу.
Моих родителей Куликов, понятное дело, недолюбливает, а ещё очень боится. После его финта ушами, когда он бросил меня на сносях и укатил в свой Египет, папа обещал отстрелить ему яйца. Мама поддержала эту идею.
— Одни. Вы сразу гулять пойдёте? Мне её переодеть надо.
— Я бы выпил чаю, — загадочно бубнит Женя, сбивая меня с толку своим внезапным желанием остаться.
Он никогда у нас не задерживается. Всегда очень занятой и важный, спешит по своим делам, зажимая под мышкой чёрный кожаный портфель. Он и сейчас у него там же.