Я молчу, кусая губы. Мне совсем не нравится моя дурацкая реакция на Дроздова в компании Тани. Я не должна его ревновать. Не должна поддаваться чувствам и позволять им взять над собой верх. Мне это ни к чему. Ни мне, ни ему это не нужно.
Словно услышав мои беспорядочные, бесперебойные мысли о нём, Рома внезапно оборачивается.
Не успеваю отвернуться, пойманная за подглядыванием. Да и глупо прятаться и обижаться непонятно на что. Это только мои проблемы и только мои чувства были задеты. Дроздов сразу обозначил черту в наших отношениях.
Рома ловит в капкан своих лучистых каре-зелёных глаз мой взгляд и удерживает его. Тоненькие микроиголки прошибают током, порождая на коже табун мурашек. Я в капкане.
Дроздов широко улыбается именно мне и подмигивает, показывая подбородком на белый лист, прикреплённый к стене у нужной нам аудитории. Там требуется записываться в очередь на сдачу диплома. Входить будем по три человека.
Отрицательно качаю головой. Я не настолько смелая, чтобы идти в первых рядах. Рома тоже не спешит. Опирается плечом о стену и скрещивает на груди руки, продолжая играть со мной в «кто отвернётся первым».
Зато Костенко уже размашистым почерком вписывает свою фамилию напротив цифры один.
— Ну, чего ссыкуете? Это как полоска для депиляции: чем быстрее сдерёшь, тем быстрее свалишь, — говорит Виталик.
— Боже, откуда ты это знаешь? — в неверии качает головой Алла. Одногруппники, нервно посмеиваясь, начинают подходить к листку.
Дождавшись своей очереди, беру ручку у Паши Старикова и аккуратно, насколько это возможно, записываю себя в третью тройку. Там остаётся ещё одно место, и я надеюсь, что Волкова пойдёт со мной. Но она даёт заднюю и, бледная как полотно, шепчет что-то о том, что забыла распечатать презентацию в шести экземплярах для комиссии. Разворачивается на пятках и бежит в сторону лестницы.
— Куда это она? — озадаченно произносит Костенко, не спуская внимательного взгляда с напряжённой спины нашей подруги. — Нервы сдали?
— В ксерокс-центр, скорее всего. Кто хочет пойти под цифрой девять? — спрашиваю у оставшихся ребят. Нужно позвонить Алле и успокоить ее. Время еще есть.
— Я, — говорит Дроздов, делая шаг вперёд.
Вытягивает руку, чтобы забрать у меня ручку, а я, напротив, отвожу её чуть назад, дразня Рому. Насмешливо приподнимаю брови.
Я тоже умею флиртовать. И губы облизывать в нужный момент и волосы перекидывать с одно плеча на другое, тоже все это могу. Только делать не буду. Лишний раз напоминаю себе, что нам это не нужно.
Филатова, о которой, кажется, Дроздов успел забыть, потому что больше ни разу на неё не взглянул, топчется рядом. Таня удивленно поглядывает на нас, а потом и вовсе отходит чуть дальше по коридору к своей группе. Смотрит уже оттуда.
Пытаюсь затолкнуть рвущееся чувство торжества поглубже.
— Уверен? Хочешь увидеть, как я завалю защиту?
— Нет, — улыбается Рома. — Хочу видеть, как ты справишься.
Собираюсь послать Дроздова последить за его надувной бывшей, а не смотреть на меня во время выступления, но вовремя себя одергиваю. Не хватало ещё сцену ревности устроить на виду у двадцати пяти человек. Двадцати четырех: Алла всё ещё не вернулась. Виталик поглядывает в сторону коридора, ведущего на второй этаж, и, кажется, готов вот-вот за ней сорваться. Мешает ему сделать это только то, что он внёс себя в список на защиту первым.
— Как дела? — лаконично интересуется Дроздов и подпирает стенку рядом с моим плечом, складывая руки на груди. Рубашка сексуально натягивается на его бицепсах, и я заставляю себя опустить глаза. — Волнуешься?
Мне кажется, или все пялятся на нас, позабыв о повторении текста презентации? Во время обучения мы разве что парой слов перекинулись, а теперь стоим в нескольких сантиметрах друг от друга.
Рассматриваю носки своих белых туфель, выглядывающих из-под широких брючин, игнорируя любопытные взгляды.
— Я уже приняла, что факт защиты неизбежен. Знаешь, это как роды. Как ни волнуйся, этот момент всё равно случится.
Вскидываю голову проверить, не сбежал ли ещё Дроздов от такой темы. У меня есть ребёнок. Я могу говорить о родах, соплях, памперсах и режиме сна го-да-ми, но обычно держу себя в руках.
Сейчас внутренняя обида и протест на Рому за его скупое общение по мобильному, за его улыбочки Филатовой рвутся наружу. Как ни пытаюсь успокоить обуревающие меня чувства, выходит плохо.
Он стоит рядом. Мой пульс непроизвольно учащается. Он мне нравится. По-настоящему нравится.
— Никогда не слышал такого сравнения, — удивляется Рома, приподнимая уголки губ, всё ещё оставаясь на месте.
Вокруг его глаз собираются мелкие мимические морщинки, и мне нестерпимо хочется их пересчитать, а затем провести подушечками пальцев, разглаживая и изучая его лицо.
— Это потому, что ты не рожал, — усмехаюсь, но решаю быстро перевести разговор в другое русло: — Ты загорел.
— По работе летал на острова.
— Греческая свадьба?
Дроздов вопросительно заламывает одну бровь. Чёрт. Этой информацией я не владела, и он точно понял, что я подслушивала их с Филатовой. Ну и ладно, подумаешь.
Может быть, они слишком громко разговаривали, по коридору летало эхо и долетело до моих ушей.
— Она.
— Ты часто так летаешь по работе?
— Бывает. В Дубай тоже как-то залетал, — уклончиво отвечает Рома.
— Может быть, залетишь как-нибудь ещё ко мне, — выпаливаю, не подумав, и тут же корю себя за слишком откровенный флирт. Откровенный и корявый.
Нам это ни к чему.
— Обязательно. Это же входит в твой годовой план нашего брака, забыла?
— Точно. Придерживаемся плана. Ни шага в сторону, — стараюсь скрыть разочарование в голосе и отвожу глаза.
Вежливый диалог двоих ненастоящих приятелей себя исчерпал, но Рома с места не двигается. Остаётся рядом, словно показывает нашим одногруппникам, что имеет право стоять именно здесь.
Смешно, конечно, от таких мыслей. Ничего он никому не доказывает.
Взглянув на Костенко, качаю головой. Виталик, зажав в одной руке телефон, другой показывает большой палец вверх. Подмигивает. Одобряет мой выбор. Правда, веселье с его модельной, по словам Аллы, физиономии быстро испаряется.
Приёмная комиссия занимает свои места в кабинете, и первую тройку приглашают на защиту. Посерьёзнев и три раза перекрестившись, Костенко делает отважный шаг вперёд и громко хлопает дверью.
«Волкова, ты где? У тебя всё нормально?»
«Скоро буду. Вы что, уже всё?»
«Только начали». — успокаиваю подругу.
— Может, сядем? — Дроздов легонько трогает меня за руку и кивает в сторону окна, под которым стоит пустая лавка. — Наше время ещё не скоро.
Киваю и, подхватив свои немногочисленные вещи, иду в указанном направлении.
Алла возвращается с огромной пачкой распечатанных презентаций наперевес. Вся всклокоченная, словно не в ксерокс-центре побывала, а на ринге. Бледная, покрытая испариной и с хаотично бегающими глазами. Дроздов уступает ей место, а спустя время и вовсе идёт в сторону лестницы.
Меня одолевают непонятные чувства, когда смотрю в его прямую, обтянутую белой классической рубашкой спину. Нужно не привязываться к нему сильно. Лишнего не придумывать. Мы играем в одной театральной труппе, в нашем небольшом спектакле. Отчего же тогда внутри всё ноет и сжимается? Хочется окликнуть его, попросить вернуться и сесть рядом. Просто помолчать.
Когда Рома находится от меня в нескольких сантиметрах, ненароком задевает рукой или ногой моё тело, чувствую себя в разы спокойнее и адекватнее.
Он возвращается и исполняет мою немую просьбу. Опускается по другую сторону от меня и протягивает нам с Аллой по стаканчику кофе из аппарата, стоящего внизу.
— Боже! Спасибо! Дроздов, я готова тебя расцеловать, — с жаром говорит Алла.
— Да и я тоже, — подхватываю и добавляю поспешно: — Фигурально.
— Рома, это она стесняется. На свадьбе тоже будете «фигурально» целоваться? — изобразив кавычки в воздухе, интересуется Волкова и пихает меня в бок.
— Да потише ты, — шикаю на неё.
Пристроившись неподалёку, Пашка Стариков с интересом поглядывает в нашу сторону.
— Она в курсе? — обречённо вздыхает Дроздов и двигается ближе ко мне. Широко разводит колени, опираясь на них локтями. Смотрит выжидающе.
— Она в курсе.
— Кто ещё?
— Костенко, — вставляет Алла, поправляя взлохмаченные волосы. — Мой брат, его жена, их дочь… Тяжело вздохнув, невинно улыбаюсь опечаленному Роме и прячусь за кофе.
Время действительно тянется ужасно медленно. Уставившись в пустоту, мысленно перебираю в голове детали своей речи, несколько раз сбиваюсь и повторяю заново. По соседству Дроздов нервно подёргивает ногой, уставившись в телефон. Краем глаза замечаю, что отвечает на сообщения в социальных сетях и комментарии под своими снимками. Видимо, пытается убежать от давящей действительности. Своей очереди ждать томительно и нервно.
Костенко, отстрелявшись первым, выходит из кабинета, победно вскинув вверх кулак.
— Ес!
— Поздравляю, — кисло говорит Алла, когда он бесцеремонно теснит её и садится рядом. — Как прошло? Послушать хотят многие, и Виталик оказывается в центре внимания.
Спустя полтора часа наступает наша с Ромой очередь. И мне хочется взять свои слова обратно. Я нервничаю. Даже очень.
Словно почувствовав это, Дроздов находит мои ледяные пальцы своими и ободряюще сжимает. На секунду упираюсь лбом в его плечо. Мне всё равно, кто это увидит и что подумает. Поднимаю глаза и благодарственно шепчу: «Спасибо».
Свою защиту почти не помню. Мне кажется, я только встала к проектору и набрала в грудь побольше воздуха для речи, как уже отбиваю летящие в меня вопросы от членов комиссии. Их оказывается немного.
Слегка контуженная выхожу в коридор, бросая последний взгляд на Дроздова. Всё моё выступление он смотрел на меня, не отрываясь, и я буквально чувствовала летающие в воздухе его поддержку и веру. Его защиту мне посмотреть нельзя.