— Мне повторить? — вздёргиваю подбородок повыше и складываю руки на груди.
— Рискни.
Дословно повторять что‑то не хочется. А вспоминать о тех поцелуях было ошибкой. И то, что они вообще были… это было фатальной ошибкой моей бурной юности. О таком даже подружкам не рассказывают. Просто тихо хоронят в уголках своей памяти и надеются, что данный позор никогда не найдет выход наружу.
— Мог бы быть и посговорчивее. Я в своё время помогла тебе, теперь твоя очередь возвращать долги. Ничего личного!
— Как же ты меня достала, Канарейкина, — мотнув головой, произносит Рома.
— Я ещё даже ничего не успела сделать, Ромочка! — вставляю ехидно.
Он несколько секунд о чём‑то думает, словно взвешивает все за и против, и вдруг начинает идти обратно ко мне. Широким уверенным шагом. Мне бы хотелось узнать, что он там только что решил в своей голове. Где будет прятать мой расчленённый труп? И я собираюсь об этом спросить, но вмиг тушуюсь, стоит повнимательнее взглянуть в лицо Роме.
От Дроздова исходит мощная аура ярости и чего‑то ещё. Смотрит давяще, принуждая мою тонкую фигурку никуда не двигаться. У меня даже ладони вспотели и язык к нёбу прилип. Лучше б вообще отсох! Все беды в моей жизни — от болтливости.
Рома широкими шагами пересекает коридор. В котором, на минуточку, ни души! Все, как прилежные ученики‑первоклашки, слушают бубнёж декана, доносящийся из приоткрытой двери аудитории.
Не стоило его бесить.
— Эм. Ты, кажется, собирался уходить, — решаю напомнить, потому что уже я пячусь назад к стене, до тех пор пока спины не касается прохлада бетона.
— Да ну? — обманчиво мягко интересуется Рома, ставя ладони около моей головы.
Видимо, первый шок от моего внезапного напора прошёл, и сейчас Дроздов выглядит совсем иначе.
Злой, уверенный в себе и очень нахальный. Такого Рому Дроздова я не знаю. Никогда не видела, не имела возможности познакомиться. Он всегда был где‑то на периферии моей студенческой жизни. Мы редко пересекались и до сегодняшнего утра перекинулись разве что парой фраз.
А сейчас он смотрит на меня так, как давно никто не смотрел. Жадно. Раздевает глазами, бесцеремонно скользя взглядом ниже моих ключиц. Мажет по моей груди и опять возвращается к лицу.
Глаза в глаза.
Капкан захлопнулся. Хищник обернулся добычей.
Кожа покрывается мурашками. Весь мой боевой запал и энтузиазм, распалявший моё нутро ещё секунду назад, сдулся как по мановению волшебной палочки.
— Да? — пищу неуверенно. — Ром, ты чего?
— Я теперь тоже кое‑что умею, Канарейкина. Показать?
— Можно я откажусь?
— А это был риторический вопрос, Лена.
Рома бесцеремонно вторгается в мое личное пространство, стремительно сокращая расстояние между нашими лицами. Задевает своим носом мой, делает глубокий вдох. Мгновение, и его дыхание обжигает мои губы. А потом уже его наглые губы осторожно накрывают мои.
Широко распахнув глаза, я оторопело наблюдаю за подрагивающими ресницами Дроздова. Ловлю его движение ртом и теряюсь от внезапного напора мягких мужских губ. Он демонстрирует мне все свои умения, покусывая и щекоча мои губы языком. Его поцелуй выбивает из равновесия до такой степени, что слабеют колени.
Качнувшись вперед, упираюсь руками в плечи Ромы. Пытаюсь сдвинуть эту скалу с места, чтобы глотнуть воздуха. У меня кислородное голодание и тепловой удар. Это безумие нужно прекратить! Сейчас же! Я не хочу с ним целоваться. Не хочу?
Наконец мне удается увернуться. Почему я не сделала этого раньше, даже думать не хочу!
Чужие губы задевают мою щеку и мочку уха в ужасно чувственном касании. Волна тепла прокатывается по телу и концентрируется внизу живота, мне приходится зажмуриться, чтобы не спалить перед Дроздовом все свои оголённые эмоции.
— Так ты… — прочищаю горло, голос внезапно стал очень хриплым, — женишься на мне?
— Не в этот раз, Канарейкина, — так же сипло отвечает Рома.
Он продолжает нависать надо мной, опираясь на собственные руки. Дышит так, словно пробежал на время стометровку. Рвано и часто.
Один глубокий и шумный вдох‑выдох, щекочущий мои волосы, и Дроздов лишает меня своей близости. Молча отстраняется и уходит.
Открываю глаза, только когда его быстрые шаги стихают парой этажей ниже.
Возвращаюсь в аудиторию и мешком опускаюсь на место рядом с Алкой.
— Ну что? Согласился? — шепчет подруга, смотря на меня с нескрываемым любопытством.
Костенко перевесился через свой стол, чтобы быть к нам поближе.
— Ну как? Денег дала?
— Никак. Слушать не стал, — бросаю в ответ.
Смеяться хочется оттого, как вытягиваются их лица. Парочка «сватов» переглядывается.
— А чего же ты так долго? — удивляется Алла.
— Нужно было показать ему сиськи! — со знанием дела говорит Вит, за что тут же получает затрещину от Волковой. — Ай! Чего такого‑то?
Отворачиваюсь от этих двоих под предлогом проверить мобильный. На самом деле — чтобы скрыть горящие щеки и губы.
Не хочу анализировать и думать о том, что сейчас произошло в коридоре. Но мысли, как тараканы, навязчиво лезут в голову, транслируя мне бегущую по кругу строку: «Рома Дроздов умеет целоваться». Не могу не согласиться. И делает он это просто феноменально.
Глава 3
Евгений Викторович отпускает нас через час. Он пристально изучал дипломы всех желающих — а мы с Аллой входим в это число — и давал ценные рекомендации по быстрым правкам и презентации. Защита назначена через неделю.
— Страшно, — бормочет подруга, запихивая свои вещи в сумку.
— Не то слово.
— Отсутствующим передайте, что с них будет особый спрос, — громко, чтобы перекричать гул голосов, произносит декан. — Кто настаивал на этой встрече? Вы! Мне она на фиг не нужна, я, может, рад буду вас всех завалить.
— Да ладно вам, Евгений Викторович. Пощадите, — умело подлизывается Костенко и протягивает декану руку для пожатия. — Бывайте, дамы.
Обернувшись к нам, Виталик поднимает ладонь и, подмигнув, выходит из аудитории.
— Какой же он всё‑таки неопрятный, — Алла, прищурившись, провожает взглядом его длинную нескладную фигуру и в отвращении передёргивает плечами. — Не хватает ему женской руки. Приодеть бы, причесать, вымыть!
— И?
— И будет завидный жених. Ты видела, какого он роста? И тощий такой. У отца новая пассия, как раз владеет модельным агентством. Как думаешь, если добыть пару фоток нашего Костенко и отправить ей? Мне кажется, у него есть потенциал, — задумчиво произносит Алла, постукивая длинными острыми ногтями по чехлу своего телефона.
Не могу сдержать смеха.
— Алла, ты не только в сводницы подалась, но и модельным агентом стать хочешь? Напомни, зачем тебе этот диплом?
— У меня глаз на внешность намётан! Не пропадать же такому таланту?
Подруга шутливо пихает меня в плечо, и мы, ещё раз рассмеявшись, выходим из аудитории вслед за Костенко. Я буду по ней очень скучать. Мы познакомились на первом курсе и сразу как‑то нашли общий язык. Алла весёлая, непосредственная, иногда своей наивностью напоминает мне ребёнка. Но в то же время она очень добрая и настоящий друг. Очень надеюсь, что наша дружба будет длиться годами и мы не отдалимся, даже когда мне придётся уехать.
Нахмурившись, поправляю ремешок сумочки. Если у меня получится уехать.
Постукивая каблуками, выходим из университета на душную майскую улицу.
— Взять хотя бы твоего будущего мужа… — говорит Алла, опуская на нос солнцезащитные очки, и поворачивается ко мне.
— Кого?
— Дроздова! Он на третьем курсе вес поднабрал, раскачался в рост пошёл. Стрижку модную сделал, шмотки сменил. И сразу спрос у противоположного пола заимел. Танька из двадцать первой группы, встречалась с ним пару месяцев в том году. Рассказывала, там есть на что посмотреть и что пощупать. Говорила я тебе, есть у него потенциал. Я таких сразу вижу! А ты: «Он целуется как жаба». Умора.
— Да уж. Обхохочешься, — отзываюсь глухо, расстёгиваю пуговицы на пиджаке, стягивая его с плеч.
Что‑то мне жарко. От погоды или оттого, что Алкин язык без костей опять болтает о Дроздове.
Украдкой оглядываю студенческую парковку. Насколько я знаю, Дроздов иногда приезжал на занятия на байке. Ни мотоцикла, ни Ромы в обозримом радиусе не нахожу. Куда он сбежал так быстро с последней преддипломной консультации? Кто ему позвонил? Он сказал, девушки у него нет. Наврал? А…
Так!
Что за ревнивые мысли, Канарейкина!
Пусть катается по своим делам и дальше. Через две недели наши жизни разойдутся по разным сторонам и концам света. Если, конечно, на землю не упадет метеорит, и Рома Дроздов вдруг не передумает и не станет моим фиктивным мужем.
— Вон из жабы какой принц получился. Теперь нос воротит, выбирает. А помнишь, раньше… — Алла хихикает и опускает очки на кончик носа. Смотрит на меня хитренько, продолжая посмеиваться. Улыбаюсь, слушая её. Классная она девчонка. — Раньше при тебе краснел, как варёный рак, и слова путал…
Знала бы Алла, как часом ранее её пугливый и строптивый Рома, заставил мои коленки позорно подогнуться, а мои губы почти раскрыться навстречу его. Почти…
— Ты в рекламные агенты и к Дроздову подалась? — хмыкаю, стараясь скрыть одолевающее меня смятение.
— Надо было его тогда себе брать, а не на смазливую морду Куликова вестись. Красивый, только мозгов одна извилина, которая умеет думать исключительно прямо. Шаг влево, шаг вправо — короткое замыкание, — продолжает подруга.
— Зато от Куликова у меня есть Зоя.
— Главное, чтобы интеллектом пошла в тебя.
За лёгкой болтовней мы доходим до кованых ворот, ведущих во внутренний дворик университета, и там расходимся. Алла бежит к своей белой новой «БМВ», а я бегу в сторону остановки, где меня ждёт белая и не совсем новая маршрутка.
Сажусь на свободное место у окошка и достаю из сумки телефон с наушниками. Краем глаза цепляюсь за мелькнувшую в окне знакомую коренастую фигуру своего бывшего. С удовольствием замечаю, что сердце стучит ровно и никуда не торопится. Я давно переболела Куликовым и пережила его предательство. С дочерью он видится не та