Ваня передернул плечами, вспоминая.
– Пожалуй, я согласен с Дворжаком, – кивнул он. – Пока нам не стоит искать вас. Нев сейчас роет в своих книгах нужную информацию, подождем результатов от него.
– Прекрасно! – фыркнула Саша. – Будем просто сидеть и ждать!
– Нет, мы тоже будем искать информацию, – возразил Войтех. – Вятко дал мне свои рукописи и материалы. Нужно изучить их, возможно, там будет что-то важное.
– Ага, инструкция, как змеиный царь строил этот дом! – Саша развернулась и вышла из комнаты, сильно хлопнув дверью.
– Кажется, Айболит с нами не согласна, – хмыкнул Ваня, проводив ее взглядом.
Войтех кивнул:
– Мы оба уже слышим голоса. Думаю, ее это нервирует. Поверь, ничего хорошего они не говорят.
Ваня мрачно посмотрел на него, а потом ехидно улыбнулся:
– Предупреди, когда вам начнет хотеться меня убить. Я должен быть готов к этому.
– Знаешь, – Войтех внимательно посмотрел на него, – тебя мне хочется убить все время вот уже четыре года, так что я бы на твоем месте вообще не расслаблялся.
Отчасти Войтех переживал, что Саша не послушает его доводов и отправится в подвал искать двойников, поэтому не стал задерживаться в комнате с Женей, а сразу следом за ней вышел в коридор. С Саши бы сталось. Она и так частенько игнорировала его просьбы и приказы, теперь же, когда неизвестный голос наверняка шепчет ей, насколько все вокруг неправильно, кто знает, что взбредет ей в голову? Свой голос Войтех пока мог игнорировать, а вот может ли Саша?
Она к тому времени уже успела спуститься на первый этаж и пересечь гостиную, но вскоре хлопнула не дверь, ведущая в помещение, где находился спуск в подвал, а входная: Саша вышла на улицу. Возможно, стоило дать ей время побыть наедине с собой и своими мыслями, по крайней мере, в подобных ситуациях Войтех хотел бы себе это время, но он уже неплохо успел узнать ее: она была другой. И сейчас наверняка хотела если не поддержки и обещаний, что все будет хорошо, то хотя бы простого разговора об этом. Это он не любил копаться в проблемах, она желала их обсуждать. Тем более она оставила на вешалке куртку, а на улице было еще недостаточно тепло.
Саша сидела на лавочке неподалеку от входа и курила. Почему-то это напомнило Войтеху их самую первую поездку в глухую деревню, где рано утром он вот так же вынес ей куртку и обнаружил ее на скамейке с сигаретой. Забавно, что даже время года было примерно то же самое.
Войтех молча накинул ей куртку на плечи и сел рядом, не зная, что сказать. С Сашей это никогда и не требовалось, она спокойно могла начать сама, рассказать о том, что ее волнует. Вот и сейчас, несколько раз затянувшись и выпустив в прохладный апрельский воздух сизый дым, который мгновенно унес прочь легкий ветерок, сказала:
– Я знаю, что обещала тебе курить поменьше, но как тут удержаться?
Войтех покосился на нее и согласно кивнул:
– Если тебя это успокаивает, то я тебе даже завидую.
– Мне кажется, в такой ситуации вообще ничего не успокаивает. Помнишь, когда мы проводили расследование в том городке с Зеркалом Смерти, которое мучило нас кошмарами, ты однажды признался мне, что боишься, что все это может быть ненастоящим, лишь твоей фантазией?
Конечно же, Войтех это помнил. Зеркало тогда погружало их из одного кошмарного сна в другой, в одном из которых он увидел себя в кабинете психиатра. Тот утверждал, что никаких расследований аномальных явлений, никаких новых друзей, никаких обоюдных чувств с Сашей у него нет. Все это лишь бред его воспаленного мозга, не способного справиться с пугающей реальностью, в которой он потерял работу, карьеру, друзей, родных, способность чем-либо заниматься в жизни и что-то значить. Очнувшись от того сна, Войтех еще долго не мог поверить, что это был всего лишь сон.
– Помню, – кивнул он.
– Я тогда много думала над твоими словами, – продолжила Саша, посмотрев на него. – Даже потом, когда мы уничтожили зеркало, уехали из того города и вернулись к обычной жизни. Пыталась представить, что я чувствовала бы, если бы вдруг однажды узнала, что вся моя жизнь – неправда. И что делала бы в таком случае.
– И что же?
– Попыталась бы принять правду, смириться с ней. Ведь даже когда я поняла, что влюбилась в тебя, и мне казалось, что ты испытываешь ко мне те же чувства, но на твоем пути снова возникла Кристина, я ушла. Потому что только настоящее имеет значение, не наши фантазии и мечты, какими бы приятными они ни были.
Войтех стянул с руки перчатку, отстраненно отмечая, что продолжает носить их по привычке, хотя в этом уже нет необходимости, и коснулся ее прохладных пальцев, сжимая в поддержке. Он не удивился ее ответу. Для нее всегда имела значение только правда.
– Но сейчас другое, – продолжила Саша. – Сейчас все вокруг – настоящее, даже если мне уже начинает казаться, что это не так. Все – настоящее, а я – фальшивая. И вот с этим смириться уже сложнее.
– Ты не фальшивая, – возразил Войтех. – Разве ты чувствуешь себя фальшивой?
– А разве имеет смысл то, что я чувствую, если мы оба знаем, что ненастоящие? Двойники тех, кто сейчас, скорее всего, заперт где-то в подвале. Мы существуем меньше двух недель, я – не Саша Рейхерд.
Войтех крепче сжал ее руку, затем поднес ладонь к губам и коротко поцеловал.
– Ты и есть Саша Рейхерд. У тебя ведь есть все ее воспоминания, ее чувства, так?
– Как я могу быть уверена, что это именно ее воспоминания? Что я ничего не придумала?
– Это вскрылось бы, обязательно. Ведь эти две недели мы не жили в изоляции. Мы общались с другими людьми, ходили на работу, встречались с родными. И ни разу ни у кого не возникло подозрений, что что-то не так. Наши воспоминания совпадают, а значит, они настоящие. Ты же помнишь наше расследование в исчезнувшем замке?
– Не всегда все четко, но помню, – кивнула Саша.
– Вот! А ведь его даже, по сути, не было. Когда мы вернулись из замка, реальность изменилась. Если бы сейчас твои воспоминания были фальшивыми, не Саши Рейхерд, едва ли ты помнила бы то расследование.
Саша ненадолго задумалась, докурила сигарету, затушила ее о край лавочки и положила окурок рядом, чтобы выбросить, когда пойдет в дом. Возможно, сама она не обратила на это внимания, но для Войтеха это было еще одним доказательством того, что все ее привычки – настоящие. Саша никогда не бросала окурки на землю.
– А тело? – снова спросила она. – Тело ведь ненастоящее.
– Смотря что для тебя важнее: сознание, чувства, привычки и мысли – или тело.
– Допустим, я скажу – сознание, но что будет с телом? Ведь сейчас нас двое. По крайней мере, если судить по Жене. Если мы сможем разобраться с этим делом, то кто из нас останется?
Войтех ненадолго задумался, продолжая машинально поглаживать ее пальцы. Он не знал ответа на этот вопрос, более того, боялся его узнавать. Ему казалось, что сейчас это бессмысленно: они не знают, что происходит с настоящим телом, возможно ли его спасти. Как и пока не знают, как остановить деградацию двойника. Так какой смысл сейчас думать о том, кто из них останется? И что произойдет с тем, кто не останется?
– Даже несмотря на то, что мы – фальшивые, я бы хотела, чтобы остались эти мы, – внезапно сказала Саша.
– Почему? – удивился Войтех. Это ее заявление шло вразрез со всем, что она говорила раньше.
Саша посмотрела на него, не зная, стоит ли говорить то, что вертится на языке, но не выдержала. Она не хотела приезжать сюда с расследованием. И если бы все не случилось так, как случилось, возможно, нашла бы способ уговорить Войтеха не делать этого, не пытаться все вернуть. С того самого момента, как она узнала о его опухоли, это пугало ее до обморока. Она пообещала ему не паниковать, не искать лучшие клиники и знакомых врачей, добровольно отдала все наблюдение в руки Долгова, но сама, конечно же, не могла не быть в курсе. После каждого обследования тщательно просматривала результаты, благо доступ у нее был, сравнивала, порой даже решалась как бы невзначай поинтересоваться мнением Долгова. Тот от нее ничего не скрывал, сразу предупредил, что еще один сильный скачок роста опухоли Войтех может не пережить.
Перед Новым годом Саше удалось посетить одну врачебную конференцию, на которую она заглядывалась уже больше года, еще работая в больнице, и даже проконсультироваться с ведущим российским нейрохирургом. Увидев снимки Войтеха, у того загорелись глаза. Он с радостью взялся бы за операцию, поскольку в этом месте оперировать ему еще никогда не приходилось, а для научных трудов очень пригодилось бы. К сожалению, несмотря на желание взяться за такого пациента, никаких обещаний он дать не мог. Саша не ждала от него гарантий, понимала, что это в принципе невозможно, когда дело касается такой тонкой науки, как нейрохирургия, но и процент благополучного исхода он давал не больше, чем остальные. Ему просто было интересно получить такой материал, что, конечно, совсем не устраивало Сашу. И уж тем более не устроило бы Войтеха.
И когда опухоль исчезла сама по себе, Саша с трудом смогла скрыть радость. Видела, что Войтех скорее расстроен этим, а потому сдержалась. Ничего не сказала, но сама надеялась придумать такие аргументы, которые он смог бы принять. Да, у него больше не будет его дара, но его жизни ничего не будет угрожать. И где-то в самой глубине души она понимала, что на его месте тоже хотела бы все вернуть. Потому что даже самая долгая, но скучная жизнь никогда не перекроет короткой, но яркой и насыщенной. Ей хотелось обезопасить его, но его желание она могла понять. И вот времени заставить его передумать у нее не осталось.
– Потому что у старой версии нас, скорее всего, остались все наши старые болячки, – просто сказала она. – И черт с ней, с моей рукой, но я не хочу, чтобы у тебя снова была эта опухоль. Татуировку, если уж так хочешь, можешь сделать заново, но опухоль – я не хочу.
Войтех посмотрел на нее удивленно, как будто в его голове что-то не сходилось.