ды, чтобы показать мою смышлёность соседкам, она по деревенской традиции спросила, «Саша, скажи, сколькя табе годочков?» Мне было четыре, но я ответил, что восемьдесят пять. Если к четырёхлетнему ребёнку можно было бы применить слова «в насмешку» или «троллинг», то оба слова очень подошли бы. Я троллил бабок. «Ох–ох–ох, какой няверный мальчик! Скажи: «Мне чатыре года!» — «Мне двести семьдесят лет!» — ответил я и пошёл. А что, они же знали, что мне четыре, зачем чушь спрашивать?».
С самого раннего возраста сына необходимо изолировать от стерв и других женщин непозволительного поведения: пьющих, гулящих, скандальных, вечно недовольных и т. п. В сыне формировать образ женщины–матери и уважение к её труду (если он, конечно, выполняется тщательно). Не к женщине как таковой — по половому признаку уважать людей глупо — а к работящей, старательной, хозяйственной, домовитой и многодетной матери. А вот раболепное отношение к любой женщине нужно как раз всеми силами удалять из сына (вернее, не вкладывать его туда, а с наступлением полового созревания — и удалять). Иначе он будет подкаблучником, и любая стерва станет сосать из него кровь. Уважение должно быть именно к труду и ответственному материнству. Ребёнок должен видеть, как мать помогает отцу, как создаёт в семье уют, благоприятную психологическую обстановку. Образ женщины у него с детства должен ассоциироваться не с клубной потаскушкой или стервой–разведёнкой, а с верной женой, матерью, спутницей мужчины и его опорой на случай беды.
Очень полезно прививать сыну ответственность за младших братьев и сестёр — но при этом старший брат должен иметь полномочия начальника. Он принимает на себя функции вождя небольшой группы людей (пусть даже из двух или трёх детей). Он указывает им, чего нельзя делать, и следит за тем, чтобы они этого не делали. И отвечает за результат. Ещё в первой половине прошлого века ребёнок восьми лет был воспитателем, нянькой для трёхлетки. Сидел с ним, приглядывал, играл иногда, воспитывал, тянул на свой восьмилетний уровень. Именно так, руководя младшими братьями и сёстрами, парень к пятнадцатишестнадцати годам становился взрослым мужчиной с навыками вожака. Кстати, будет ли сын тираном, или превратится в бессловесную скотинку, или же он будет справедливым вожаком своей семьи, определяется именно в этот период. У тирана нет обязанностей и ответственности, но есть большая палка. Его научили бить, но не научили отвечать за свой коллектив. Да и быть битым самому ему не приходилось. Бессловесную скотинку как раз нагружали обязанностями и ответственностью, лишая при этом всяческих прав. Впрочем, самые отъявленные тираны получаются как раз из тех, кого больше всего били. Когда эти «шестёрки» дорываются до палки, то начинается убой. Реализуется стремление низкорангового повысить свой ранг, опустив окружающих. Очень отчётливо это проявляется в армии.
Вера в Бога. Этот важный аспект (как в плане принятия Бога, так и в плане атеизма) в жизни мальчика. Религия формирует нравственность, причём такую, что ответ за аморальное поведение придётся держать не перед человеком, которого можно обмануть, а перед Богом. В некоторых религиях кара за дурные поступки настигнет тебя в этой или следующей жизни: невзгодами, несчастьями. Если выбирать для ребёнка атеизм, то нужно помнить, что когда человек лишается чувства опаски, когда он не боится ответственности, он склонен делать самые гнусные поступки. Инстинкты никуда не денешь, и если их не регулировать, они быстро начнут доминировать в поведении. С другой стороны, тащить ребёнка в храм (мечеть, синагогу) тоже вредно. Из–за такой агрессивной пропаганды у ребёнка может развиться неприятие веры вообще. Гораздо лучше просто беседовать с сыном на духовные темы, когда есть повод. Доносить Писание в виде простых историй. А уж веровать ли в Бога, в какого именно, каким образом, или стать атеистом — решит сын самостоятельно, когда вырастет.
В этом возрасте можно уже приучать сына к спорту и уж обязательно надо научить его защищаться и не бояться ударить нападающего. Часто мальчики, воспитанные мамой или бабушкой, настолько забиты женским «Драться нельзя! Ударить нельзя!», что не могут преодолеть это табу и дать сдачи. Их так и бьют более хулиганистые дети. А потом эти нежные мальчики становятся «терпилами» на всю жизнь. На них ездят, ни во что не ставят, чуть ли не ноги о них вытирают (а иногда вытирают и в прямом смысле), а они терпят. Это воспитание мамочки, заботливой наседки.
Детских садов вообще быть не должно. Это мёртвый абортус совка, которому было необходимо вырвать женщину из семьи, разрушить семью, дабы получить как можно больше безропотных и бесплатных рабочих рук. Дети до школы должны воспитываться исключительно в семье, причём не бабушками, а родителями. Я понимаю, что жизнь нынешних «свободных, самостоятельных» мамаш совсем иная. Суфражистки–феминистки добились для матерей права сдавать детей в концентрационные сады, а самим работать за те деньги, которые раньше получал муж вместе со своей зарплатой. Иначе семье просто не прожить, даже если муж пашет, как вол. Кто забыл — прочтите ещё раз главу «Феминизм» и скажите спасибо феминисткам. Но если у женщины есть возможность не работать или работать на дому, то ни в коем случае не сдавать своего сына на уродование. А если придётся сдавать, то контролировать всё, начиная от взаимоотношений со сверстниками и заканчивая профилактикой женской педофилии со стороны воспитательниц.
Конечно, аспектов воспитания сына очень много, и все они не уместятся в книге. Но самые важные именно для мальчика мы рассмотрели. Перейдём к следующему периоду в жизни мужчины.
Начинается в 7–9 лет и заканчивается в 15–16 лет. На этом этапе авторитет родителей для ребёнка снижается, зато повышается авторитет компании сверстников и уважаемых взрослых вне семьи. Ребёнок встраивается в пирамидальную иерархию детских коллективов, будь то группа приятелей во дворе, спортивная команда, класс или шайка шпаны. Он начинает копировать поведение, которое приветствуется в той или иной группе. Его носителем может быть либо большинство ребят, либо какой–то авторитетный человек, который руководит, верховодит остальными. Делать, как они (он) в группе считается «круто», «клёво», «по–мужски». Противоположное или вообще любое иное поведение считается «отстойным», «лоховым». На этом этапе ребёнок начинает иерархическую борьбу, успех которой зависит от его ранговых амбиций и рангового потенциала.
В сбалансированном социуме делали так, чтобы ребёнок оказывался не в криминальной шайке, а в коллективе психически здоровых и конкурирующих между собой детей (подростков), возглавляемых уважаемым высокоранговым низкопримативным мужчиной. Именно в этом возрасте в Спарте мальчиков забирали из семьи в военные школы. В средневековье мальчиков отдавали в пажи, а в городской ремесленной среде — в ученики. В Англии мальчиков отправляли в закрытые школы, где группами подростков управляли умные, с высоким статусом мужчины, учителя — носители непререкаемого авторитета. На этом этапе мальчик уже в реальной жизни применяет свои ранговые задатки. Вместе с тем, он копирует поведение вожака — наставника, учителя, т. е. ВРНП мужчины. Низкая примативность и лидерские качества поощряются. Мальчик учится подавлять свои инстинкты. В настоящее время подобные мужские коллективы сохранились разве что в виде спортивных секций и суворовских военных училищ.
Мальчик уже имеет много чисто мужских обязанностей, основное время (кроме учёбы) проводит с отцом, приучается к мужскому поведению (т. е. поведению высокорангового низкопримативного мужчины, а не «настоящего», не бабораба). Часто на нём лежит ответственность за младших братьев и сестёр. Он не только перенимает поведение отца, но и сам, уже на своём опыте, учится управлять небольшим коллективом, пусть даже детей моложе него. И нести за них ответственность. Учится дозировать кнут и пряник, дабы знать границу и того, и другого и не переусердствовать в будущем. Сейчас это назвали бы канцелярским понятием «обучение управлению персоналом».
В матриархальном обществе искалеченный истеричной мамашей и воспиталками мальчик выбрасывается в школу, где повторяется то же самое, что было в детском саду, только с добавлением учебной нагрузки. Наше школьное образование рассчитано на зубрёжку и строгое следование за учителем. Бывают учителя, которые имеют педагогический талант и увлечены своим трудом. Они хотят не просто провести урок, а научить, причём способных детей научить дополнительно.
У нас была учительница математики Елена Анатольевна, которая умела доносить достаточно просто весьма сложные вещи. Кроме того, начиная класса с восьмого, мы учились не по школьным, а по ВУЗовским канонам: сдавали зачёты раз–два в месяц вечерами после уроков, отрабатывали двойки, а кто хотел — и четвёрки. Причём не просто работой над ошибками, а новым набором задач. И на контрольных ученики получали задания разных уровней. Отличник, чтобы получить пятёрку, был обязан решать задачи повышенной трудности, а обычный ученик на ту же пятёрку работал по обычному, среднему варианту. Если ты решаешь «отличнический» вариант и не справляешься с олимпиадным заданием, то получаешь четвёрку, а хорошист рядом с тобой за более легкий вариант мог обрести «отл», если решил всё. В общем, сложно, но безумно интересно. Кстати, она была весьма строгой и даже могла немного потроллитъ учеников–старшеклассников. Чувства юмора и иронии ей было не занимать. И этот троллинг вовсе не обижал, разве что было немного стыдно, когда тебя потроллят за болтовню на уроке, например.
Однако, таких учителей в школах очень мало, и не они задают основной тон. У нас была учительница, которая не умела решать задачки по своему предмету и всегда писала на доске или задавала только те, которые имели решение в её решебнике. Другая, вместо разбора темы, каждый урок, кроме контрольных, заставляла писать конспекты параграфов учебника, а потом собирала тетради и ставила оценки. Чем подробнее списано, чем выше оценка. Лично я был готов прорешать десять олимпиадных вариантов от Елены Анатольевны, чем заниматься этой бестолковой ерундой.