– Пока рано, – туманно отвечает Вадик. – Слушай, маму оставлять так нельзя. Я как посмотрю на нее – так перед глазами эта секта с толпой. Тебя тащат в хмарь, а все воют, кланяются, орут…
Его передергивает.
– Она не будет такой, как те придурки, – возражает Серый.
– Хотелось бы верить, но верится с трудом, – вздыхает Вадик. – Надо что-то делать. Пока не знаю, но обязательно придумаю. Меня знаешь еще что интересует?
– Что?
– Чем ты за меня с хозяевами расплачивался? Ведь ты должен был чем-то расплатиться, – Вадик рассеянно дергает себя за волосы, взгляд у него одновременно серьезный и какой-то отсутствующий, устремленный вовнутрь.
Серый молчит и никак не находит слов, чтобы рассказать о том, что у его крови исчез металлический привкус. Теперь она пресная, отдающая землей. Нечеловеческая, хоть еще красная. Серый из школьного курса помнит, что если исчез металлический привкус, то должен исчезнуть и цвет. Ведь и привкус, и цвет крови дает железо.
Вадик оглядывается на него, и Серый понимает, что без ответа не обойтись, открывает рот. Получается с неожиданным трудом. Ощущение такое, что губы присохли друг к другу, приходится их облизать.
– Не волнуйся. Ничего страшного со мной не сделали, – наконец, говорит он. – А ты? Как ты… себя чувствуешь? Ну, я про… – Серый не находит слов, чтобы описать перья и странные птичьи повадки, и просто неопределенно машет рукой, но Вадик понимает и сжимает пальцы – от волнения у него вновь вылезли когти.
Он нервно смеется, глянув на них, и ложится на спину, закидывая руки за голову.
– На самом деле неплохо. Иногда я чувствую себя как во сне, и тело… Как-то непривычно чувствовать тело. Ноги, руки, сердце бьется, головой нужно вертеть, коленки сгибать… Куча суставов, костей, мышцы… – его лоб прорезает вертикальная морщинка от нахмуренных бровей. – И вроде бы так было всегда, но все равно… Не знаю… Еще и мутация эта… Ощущение, как будто у меня вырос хвост. Хочется расслабиться, помахать им, но надо постоянно поджимать.
– Раздражает? – Серый ложится рядом и засовывает в рот травинку.
– Не особо. Всё остальное компенсирует, – Вадик потягивается и с наслаждением дышит.
– Василек такой же. Ты заметил?
– Ага. Сразу же, – легко признаётся Вадик. – Он пахнет так же, как я. И в глазах перепонка…
Опять брат упоминает запахи. У него теперь обостренное обоняние?
– А еще я вроде как чувствую, где Василек ходит, – продолжает Вадик. – Вот, например, сейчас он вон в том сарае.
Вадик привстает и тычет пальцем в самую крайнюю бытовку, которая ближе всех стоит к пасеке. Единственное небольшое окно изнутри закрывает что-то белое, наверное, кусок обоев. Рядом в мангале догорает огонь. В ту же секунду, когда Вадик показывает туда, дверь распахивается, и из темных недр бытовки выходит голый по пояс Михась с насаженными на шампуры овощами и кусками белого мяса, ворошит короткой кочергой в мангале и укладывает шашлык, всем своим видом источая довольство. За ним из бытовки выходит Василек. Он выносит два стульчика, ставит их у стены и тут же устраивается на одном из них, очень осторожно откидываясь на спинку.
– Блин, я тоже хочу шашлык! – Вадик встает. – Где они взяли мясо? Это не Кроль?
– Мы утром зарезали курицу, – отвечает Серый и идет следом за братом.
А тот складывает руки рупором и без малейшего стеснения кричит на весь холм:
– Мы тоже хотим! Поделитесь?
Михась поднимает голову, одаряет их благодушной улыбкой и кричит в ответ:
– Поделимся! Мы на всех готовим!
А потом они вчетвером сидят за походным столиком и едят. Вадик и Василек сидят рядом, и Серый поражается, насколько у них одинаковые повадки: манера наклонять голову, держать шампур… Даже едят они одинаково: кусают и тянут, отрывая. Даже странно, что это видит только он.
– О, глядите, идут наши благодетели, – насмешливо бросает Михась, кивая в сторону кладбища.
Серый оглядывается и видит среди крестов Юфима и Зета. Близнецы неспешно вышагивают по ухоженной дорожке. Они пересекают кладбище, и их фигуры теряются среди деревьев в старой части.
– Может, поговоришь с хозяевами? – осторожно спрашивает Василек. – Еще не поздно…
– Зачем? Я все равно ничего у них просить не буду, – перебивает Михась. – То, что я хотел больше всего, уже со мной. Мне больше интересно, куда они ходят?
– К церкви, – хором отвечают Серый и Василек.
Михась удивленно оглядывает их.
– Какой церкви?
– Ты не видел? Там в роще стоит старая разрушенная церковь, – отвечает Василек, наливая себе компот.
– А зачем им ходить в развалины? – недоумевает Михась.
Василек пожимает плечами:
– Не все ли равно? – и улыбается. – Если хочешь, мы тоже сходим. Попозже, когда уйдут хозяева. Думаю, нам там тоже будет интересно.
– Хочу, – тут же кивает Михась. – Все равно тут больше ничего нет… Кстати, когда ты успел туда сходить? – спохватывается он.
– Я и не ходил, – со спокойной улыбкой отвечает Василек. – Мне Тимур рассказал.
Ответ Михася устраивает полностью. Серый же, хоть и не чувствует лжи, все равно очень сильно сомневается. Василек и Тимур видят друг друга за день от силы раза два, а говорят и того меньше: «привет» да «спокойной ночи». Не интересен Василек Тимуру как человек. С чего бы им откровенничать?
Вадик же явно думает о другом: он встает и, вежливо поблагодарив за угощение, собирается:
– Мы, пожалуй, пойдем.
Михась их не задерживает и так же вежливо выпроваживает:
– Да-да, идите, пацаны. Мы сейчас пчел выпускать будем, а костюмов у нас только два. Вот, возьмите шашлык, отнесите Верочке.
Серый прижимает тарелку к груди и вместе с Вадиком послушно уходит, хотя внутри неприятно царапает. Эту пасеку и этих пчел он желал для Верочки, чтобы она радовалась. А в результате Михась устроил из нее убежище для игрищ со своим… Серый затрудняется в определении Василька. Михась с ним спать не может, у него для этого есть Верочка. Дружескими их отношения назвать тоже нельзя.
– Да, весело тут у вас, – тянет Вадик и потягивается. – Михась вроде как муж беременной?
– Угу, Верочки, – уныло соглашается Серый.
– А постоянно тусуется тут со своим дружком. Меня так и подмывало спросить, кто кого, но этот Василек бережет спину, чего не может быть, если они… – рассуждает Вадик и оживляется, заметив хмурый взгляд Серого. – О, ты знаешь? Кто они друг другу?
– Михась у нас немножечко маньяк – если никого не бьет, то слетает с катушек, – бурчит Серый. – А Василек у него громоотвод… И не вздумай сказать об этом Верочке, понял? Она беременная. Ей нельзя расстраиваться.
Вадик присвистывает и вновь тянет:
– Да, весело тут у вас… А когда планируешь рассказать? Ты же планируешь? Всё же женщина она красивая, на Скарлетт Йохансон похожа…
От понимающих смешинок, пляшущих в глазах брата, хочется спрятаться.
– Никогда, – еще тише отвечает Серый, выставляя перед собой тарелку с шашлыком и стараясь стать меньше. – Это не мое дело.
– Се-е-еры-ый… – тянет брат и отбирает шашлык, попутно треснув по хребту. – А то я не вижу, как ты на нее смотришь! Дать знать по любому надо. Во-первых, это отец ее детей. А ну как у них что-то такое вылезет? Во-вторых, есть шанс, что она бросит этого мужика и уйдет к тебе!
– Ага, ко мне, держи карман шире, – злобно отвечает Серый, борясь с желанием треснуть любимого братца по макушке. – Скорее к тебе. Я, по ее скромному мнению, для нее маленький. А тебе двадцать один уже.
– Я буду вести себя с ней как последнее чмо, – обещает Вадик. – У нее не останется другого выбора! Не отбивать же у родного брата девушку? Да и вкусы у тебя специфические… Беременная женщина! Разница в возрасте десять лет! Какой ужас, мой братец – геронтофил! – и он в притворном ужасе прижимает руки к щекам, округляя глаза.
Вадик такой Вадик. Серого затапливает чувство благодарности.
– Придурок, – со смешком отвечает он. – Но ты ей ничего не скажешь! Обещай! Я сам разберусь!
– Ладно-ладно, как скажешь, – вздыхает Вадик. – Обещаю, что ничего ей не скажу.
– И вообще никому! – добавляет Серый. – Нам же всем вместе жить, понимаешь?
– Да ну как сказать… – загадочно тянет Вадик и замолкает с загадочным видом.
Они приносят шашлык домой, затем увлекаются уборкой, потом Прапор заводит их обоих в мастерскую, чтобы они помогли с покраской очередных полочек, из мастерской их вытаскивает Тимур и ведет на очередной концерт для виолончели соло. Верочка, мама, Олеся и Прапор слушают новую мелодию и дружно признают Тимура гением. Вадик же, далекий от классического искусства, с трудом сдерживает зевоту.
– Как-то скучновато, – заявляет он прямо. – Вот рок или хотя бы фолк-рок – это да. Можешь сбацать тему «Игры престолов»?
– Скучновато?! – тут же вскипает Тимур. – Рок?! Ты издеваешься? Какой рок и фолк? У меня из инструментов – только виолончель и бокалы, а звукозаписи вообще нет!
– Нет – так закажи у хозяев, – невозмутимо отвечает Вадик. – Они тебе кролика притаранили, думаю, и аппаратурой поделятся. Чего тупишь?
– Я не туплю! – гордо отвечает Тимур. – Я не дергаю хозяев без острой надобности! Кроль – это другая история. Я хотел его съесть и передумал лишь из-за его милашности, понял? А какая мне острая надобность в звукозаписи в этой дыре? Мелодии я могу записать и в тетрадку, а творю исключительно для Олеси!
– Да? – восхищается Вадик. – Олесь, ты слышишь? Ты у него муза!
– Ну хватит уже! – краснеет Олеся.
– Да я чего? Я в музыке ничего не понимаю, – смеется Вадик. – Так бы сразу и сказал, что не можешь в «Игру престолов».
– Я не могу?! – разгоряченный Тимур плюхается на место и взмахивает смычком так, что тот рискует лопнуть. – Да я тебе сейчас все мировые хиты из кино зафигачу! По памяти!
И сдерживает слово легко и играючи, спрашивая из какого фильма та или иная мелодия. Все включаются в игру, даже Прапор. Тимур в конце добавляет переложение хита группы AC/DC. Последнее деморализует Вадика окончательно.