– Семена? – удивляется мама.
– Да, это семена Centauréa, или по-русски василька синего, – говорит Юфим. Он шевелит пальцами, и семена перекатываются по тонкому хлопку, стукаясь друг об друга. – Очень интересный цветок. Когда-то в Риме жил синеглазый юноша Цианус. Он так любил васильки, что целые дни проводил в поле, плетя венки из них. Всю жизнь он воспевал эти цветы, и больше ничего другого не желал. Жизнь его, впрочем, оказалась очень короткой. Однажды его нашли в поле мертвым, а его тело было усыпано васильками. Богиня Флора так растрогалась, что обратила его тело в васильки. Чудесная легенда, не правда ли?
Ночью, в разрушенной церкви посреди кладбища, да еще рассказанная человеком, обладающим какими-то мистическими силами, эта легенда кажется вовсе не чудесной, а леденящей душу. Серый невольно делает шаг назад.
– Но то Рим, – продолжает Юфим, рассматривая семена в задумчивости. – В Риме васильки были всего лишь сорняками. Они заполоняли поля, с ними сражались и выкорчевывали с корнями. Безуспешно, ведь василек – очень стойкий и упрямый цветок, он выживает даже в таком холоде, какой другие цветы не выносят. А вот в Греции это прекрасное лечебное растение, символ верности и преданности, а верность и преданность всегда были в цене… Сорняки, да, но такие красивые и полезные, – он заворачивает семена в платок и бережно прячет их в карман. – В нашем саду давно не было подобного. Посажу, а там посмотрим на их поведение. Если уживутся с другими, пусть цветут в свое удовольствие. Пойдемте отсюда. Я вас провожу. В потемках здесь легко потеряться.
Тимур идет за Юфимом первым. Прапор и мама переглядываются, еще раз обводят фонариками церковь и тоже идут на выход, разочарованные и угрюмые. Серый с Вадиком послушно идут впереди мамы.
– А где вороны? – спрашивает Тимур, светя фонариком на дорогу.
– Они живут дальше, за пределами нашего холма, – Юфим, не оборачиваясь, машет рукой в сторону закрытых ворот.
Прапор и мама идут позади. Серый отчетливо слышит их перешептывания.
– Куда они могли деться? Марина, может, сходить за границу? Мы не проверили только там, а возвращаться к Верочке вот так…
– Завтра. Ночь уже, я в темноте по хмари уже ходила – больше не хочу, – шепчет мама в ответ и вздыхает. – С Верочкой я уж как-нибудь поговорю… И верни пистолет, пожалуйста. И надо раздать оружие другим.
– Извини, но пока нет, – заявляет Прапор. – А то опять пальнешь в какую-нибудь тень с перепугу, а это окажется Зет.
– Слушай, сами Михась с Васильком уйти не могли. Они же шашлыки сегодня устраивали, улья смотрели, никуда не собирались! Значит, что? Что их увели! Так что верни пистолет, я хочу быть готовой к приходу новых гостей. Вдруг они ночью придут?
– Вот в караул пойдешь – тогда верну. Насчет автоматов – выдам парням. Серый умеет стрелять?
– Конечно! У него отец был полицейским!
– Что думаешь? – тихо спрашивает Серый, толкнув Вадика в бок. – Ну, про чужих?
Вадик наклоняется к нему.
– Что нет никаких чужих. Ты лучше нашего хозяина спроси, куда эта сладкая парочка делась.
Серый хмурится. Да, он чувствует, что Юфим имеет отношение к исчезновению, но это всего лишь смутное ощущение. Даже догадок нет – на их месте лишь размытые тени. И то лишь из-за семян в кармане.
– Паленые волосы, – шепчет Вадик. – Внутри алтаря, в кубке с семенами хозяин жег волосы.
– Ой, смотрите! – ахает мама позади, и они дружно оборачиваются.
Мама наклоняется у одной из оград и шарит под невысоким кустом акации. Кладбищенскую тишину разрывает громкий шелест целлофана. Прапор подходит ближе, светит, и Серый заключает:
– Михась и Василек все-таки здесь были. Это пакет из нашего дома.
В руках мамы покачивается пакет, в котором Василек хранил свою отрезанную косу.
Серый моментально вспоминает, как Василек предлагал косу хозяевам в качестве оплаты, а ему посоветовали придержать ее на потом, потому что это «слишком много». И затем жутковатая легенда о васильках, запах паленого в церкви и семена в кармане Юфима сплетаются в ослепительное, пробирающее до самых костей знание.
Глава 17
Серого прибивает, пришибает так, что дорогу до дома он воспринимает словно сквозь толщу воды: все далекое, гулкое и искаженное. Вот мама и Прапор что-то обсуждают за спиной, кажется, что-то про проверку деревни, вот Юфим провожает их до самых ворот, вот Тимур обнимает выскочившую Олесю и молча качает головой, а вот Верочка стоит, вцепившись в косяк, и темные пряди ее волос ярко выделяются на фоне белой кружевной шали. Голубые глаза такие огромные, что в них можно утонуть.
– Что значит нет? Он должен быть там! Вы просто плохо смотрели! – бормочет она. – Марина, вы плохо смотрели!
– Там нет, Вер, – мама подходит, осторожно прикасается к ее плечу. – Но мы не проверили деревню.
– Но что им делать в деревне? – растерянно спрашивает Верочка.
– Да, что могут делать два человека ночью в пустом доме? – саркастично шепчет Вадик. – Потрясающая наивность!
– Что? – переспрашивает Верочка. – Что ты сказал?
Эти слова выдергивают Серого из созерцательного состояния. Он пихает брата в бок, тот послушно замолкает, хотя его взгляд так и сочится неодобрением. Но уже поздно.
– Миша и Вася?.. – тянет Верочка и качает головой с нервным смешком. – Глупость какая! Они друзья! Миша меня любит, у нас все замечательно. Они, наверное, правда пошли в деревню… А там… Там же нет щита… Они потеряли дорогу, просто заблудились. Их надо найти.
Она отталкивает маму, сходит с крыльца, делает пару шагов к деревне и с оханьем хватается за живот.
– Больно… – растерянный, беспомощный тон бьет по нервам.
Серый подхватывает ее под руку. Первую мысль, что это, подсказывает сама Верочка удивленным:
– Ой, это… уже?
– Уже?! – подхватывает Прапор. – Это… В дом! Срочно в дом! Это… что надо-то? Марина, скажи чего-нибудь!
Серый еще никогда не видел, чтобы этот мужчина терялся, но вот он – исторический момент. Впервые в жизни Прапор не знает, как реагировать, и начинает бестолково суетиться и размахивать руками. Тимур и Вадик дружно белеют, Олеся молча прижимается к Тимуру. Юфим же спокойно подхватывает Верочку под другую руку, они вдвоем с Серым ведут ее в дом. Догадка о родах испаряется со словами мамы:
– Еще слишком рано!
Спокойствие покидает Прапора окончательно, а в голове у Серого поселяется гулкая черная и очень страшная пустота, с каждой секундой разрастаясь все сильнее. Что делать, как помочь? В их группе нет ни одного толкового врача…
– Сначала следует зайти в дом и уложить Веру Петровну, – говорит Юфим. – Тимур Ильясович, Вадим Алексеевич, будьте так любезны, сообщите моему брату, что Вера Петровна очень сильно перенервничала. Марина Викторовна, застелите диван полотенцем или простынею. Вера Петровна будет огорчена, если испортит обивку. Вера Петровна, дышите между спазмами и будьте спокойны. Я знал женщину, которая родила четырнадцать детей. Поверьте, с ней во время беременностей случались вещи и пострашнее, чем эта нелепица. А вы идите на кухню и вскипятите воды в кастрюле побольше, найдите самого крепкого вина или водки и чистые тряпицы, – велит он Прапору.
Паника разбивается о спокойствие хозяина, словно шторм о гранитные скалы. Беспорядочное движение сменяется четким. Тимур и Вадик бегут в усадьбу, диван оказывается покрыт тканью, Прапор исчезает в недрах дома, одним словом, всем находится какое-то дело. Один Серый сидит рядом с Верочкой. Его разрывает от противоречивых желаний: с одной стороны, нестерпимо хочется убежать, чтобы не видеть и не слышать, как ей плохо, с другой – жжет осознание, что ее нельзя бросать. Верочка вцепляется в его руку так, что белеют пальцы, и только это удерживает Серого от истерических воплей. Он знал, что роды – это больно, но не знал, что это еще и очень-очень страшно…
– Это не роды, – говорит Юфим беззаботно и с улыбкой заглядывает Верочке в лицо. – Всего лишь спазмы. Дышите, просто дышите.
Серый ловит себя на том, что дышит точно так, как она. Юфим гладит ее живот поверх платья, жмет на какие-то точки своими музыкальными пальцами, и спустя минуту Верочка расслабляется и обмякает.
– Прошло? – ласково говорит Юфим.
– Да, намного легче! – выдыхает она.
– Вот и славно, – заключает Юфим, выпрямляется.
Серый с облегчением встает, но Верочка вдруг вновь охает и смыкает пальцы на его запястье. Живот у нее как-то странно дергается.
– Ай!
– А вот это уже роды, – спокойно замечает Юфим, бросив взгляд на полотенце.
Серый готов поклясться, что брови у хозяина беспокойно нахмурены, но когда тот поднимает голову, на лице вновь играет благожелательная улыбка.
– Нет! Я не хочу! – кричит Верочка. – Вы что? Седьмой месяц! Какие роды?!
– Близнецы часто рождаются недоношенными, – отвечает Юфим.
– Но седьмой месяц?! Они же не выживут!
– Захотите – они не только выживут, но еще и вырастут за три дня. А теперь отпустите бедного мальчика, а не то он сейчас упадет в обморок.
Верочка смотрит на Серого так, словно только что осознает его присутствие, разжимает пальцы, и Юфим молча подхватывает его под локоть. Серый совсем теряется и лишь может послушно перебирать ногами. Юфим выводит его в коридор, где Серый тут же попадает в цепкие руки Вадика и вяло удивляется. Вроде бы только что брат с Тимуром убежали. Когда они успели вернуться? Но часы бесстрастно показывают, что нет, времени прошло достаточно, просто оно промелькнуло очень быстро.
– Юфим Ксеньевич, вы меня звали? – церемонно говорит Зет.
Юфим кивает, пропускает его в комнату, и тут из кладовки выбегает Прапор, потрясая бутылкой вина:
– Вот вино!
– Вода сейчас вскипит! Вот тряпки! – вторит мама, спускаясь по лестнице.
– Чудесно, – улыбается Юфим. – Вино разлейте по бокалам, в кипяток бросьте спагетти, тряпками вытрите пол, а то мы тут наследили, – и тут же захлопывает дверь перед носом Прапора.