Анна посмотрела на стрелка. Он подхватил второй мушкет, но пока медлил спускать курок. Прицеливался, зараза. Первым-то выстрелом только поцарапал.
Анна все понимала — парень увидел чудовище и приложил освященным серебром. Повезло, что почти промахнулся.
Она могла бы размазать излишне смелого дурака по камням. Могла бы одним взглядом превратить нахала в гниющий труп, а потом заставить танцевать. Могла бы… что угодно.
Наверное, великие маги так и поступают.
Раздавить мелкого человечка, как клопа — кто осудит ее за такой ответ на выстрел?
Анне Георгиевне Мальцевой очень нравилось быть уникальной, единственной и неповторимой. Некромантом-врачом, а не убийцей.
Она только что совершила чудо. Пока никто этого не понял, но Динхофф и Эдгар всем разъяснят. Вон, смотрят на нее с восторгом, трепетом, изумлением и благодарностью. Замечательный коктейль, особенно в глазах членов Ученого совета Академии.
Солнце сияло у нее за спиной. Из ущелья поднимался пар, и темные крылья некроманта сверкали в разноцветном ореоле…
Боль в руке нарастала, удерживать Ксению становилось все сложнее.
Стрелок потянул палец к спусковому крючку — медленно, как во сне.
«Да что ж вы все замерли-то?! Отберите у него ружье, идиоты! Как я вам Ксению лечить буду, если он во мне дырок наделает?!» — пронеслось в голове у Анны.
Вслух она сказала другое:
— Я хочу домой.
Неважно, что помехи все еще перекрывали возможность телепортации. Для величайшего некроманта материка это было просто досадной мелочью.
Глава 23Потомки Мстислава
Бежать и орать одновременно у Винса получилось только поначалу. Потом дыхание сбилось, вместо «отвалите, имперцы проклятые!» он мог только сипеть.
Винс захлопнул варежку и наддал.
Мужики топали следом.
А ведь как все начиналось-то! Он такие слова только в книжках читал: «Ваше Высочество, проследуйте с нами…», да еще и с чудным имперским акцентом. Токма Винс не дурак, знает, что от гнездовского «канай сюды, крысеныш» это мало чем отличается. Говорил господин (ой, отец… но даже в голове так не получается!), что надыть от таких подальше держаться.
Вот Винс и держится. Сколько дыхалки хватает.
Ох. Догоняют. Сильные, гады, шустрые! Винс тоже не дурак побегать, от торговок с краденым пирогом завсегда удирал, но то торговки, а то убивцы. Эти пострашнее будут.
В конце улицы Винс увидал знакомую компанию. Охранника при любимой кондитерской и, видать, его приятелей. Лишь бы охранник его запомнил! Хоть бы выручил!
— Помогите, дяденьки! — заорал Винс во всю глотку, подбегая к ним. — За мной имперцы гонятся, убить хотят!
— Украл чего? — лениво спросил седой дядька в синей шапке, перехватив Винса за плечи.
— Не вор я! Вон Янко, — Винс кивнул на охранника, — меня знает!
— Знаю, — согласился Янко. — Енто рыцарюги-следователя слуга. Эй, вы, захребетные, — это он уже подбежавшим мужикам, — чего от мальца надо?
Седой тоже к имперцам повернулся, Винса отпустил. Пацан не стал выяснять, чем у них разговор закончится, рванул так, что пятки засверкали. Успел только ругань услышать, да, кажись, кому-то в морду съездили.
Вот и ладушки.
Квартала через три Винс окончательно выдохся. Остановился отдышаться и давай соображать — куды деваться-то? Домой нельзя, там эти, вежливые, найдут. В стражу бежать? Путь неблизкий. Зато тут рядышком Ангел живет! И дело у Винса там есть, если спросит кто — пса покормить. Анна Егоровна как по делам собралась, так Винса спроворила к Рыжему раз в день заходить, проведать. Винс бы на нее и бесплатно поработал, но Ангел настояла, что по грошику платить будет. Добрая она!
Туда Винс и пошел. Ну и что, что утречком уже забегал, ни одна собака еще не обиделась от того, что миску дважды наполнили.
Сказано — сделано. Добрался Винс до колдуньиного подворья, уцепил крючок на калитке, как Ангел показывала, зашел во двор да и плюхнулся на землю от усталости. Пока бегать надо было, сил хватало, а как почуял, что в безопасности, так сразу и ноги ватные, и дышишь, будто рыба, на берег выкинутая.
Рыжий подошел, мордой в плечо ткнулся — ты чего, мол?
Винс пса по холке потрепал — ничего, нормально всё. Сейчас, передохну только.
— А знаешь, Рыжий, почему имперцев «захребетниками» зовут?
Закончить шутку Винс не успел.
В небе на мгновение потемнело. Пространство во дворе, прямо перед будкой Рыжего, разорвала радужная воронка, и из нее выпали две фигуры, перемазанные в крови и грязи.
Винс хотел было заорать, но звук не шел, как в страшном сне. Рот открыл — а не орется, хоть тресни! И страшно — жуть.
Рыжий глухо зарычал и пошел к… этому. Винс потом ни за что б не признался, но мыслишка мелькнула — пока пес с кошмаром дерется, надо бы за калитку рвануть и дать стрекача. Авось пронесет.
А Рыжий вдруг хвостом завилял! И ну одну из перемазанных фигур вылизывать!
Винсу любопытно стало. Встал, подошел осторожненько. Ба-а-тюшки! Это ж Ангел и эта… пассия папашина, которую тот у князя увел! Ангел больше в кровище угваздана, а пассия в грязище. Подрались, что ли?
От обалдения Винс и не заметил, что впервые мысленно назвал господина «папашей». Как-то очень обыкновенно получилось, будто так и надо.
Ангел с земли поднялась. Покачнулась — Винс подбежал, поддержал аккуратно. Подивился мельком — они же почти одного роста стали! Раньше он на Ангела снизу вверх смотрел, а тут…
— Спасибо, — чуть слышно сказала она. На Винса глянула — а глазищи чернющие! И сверкают!
Винс не отшатнулся, а ведь хотелось!
— Чего стряслось-то?! — выдохнул он.
— Мост упал, — ответила Ангел. Странно как-то ответила. То ли с радостью, то ли будто заплачет сейчас.
— К-как упал?
— Вниз.
Ангел посмотрела на него так мрачно, что у Винса чуть ноги не подкосились. Через несколько очень долгих секунд ее лицо изменилось, стало обычным, а не жуткой маской злой колдуньи.
— Кто-то там, на перевале, убил очень много людей, — сказала она грустно, но уже без отчаяния. — Ксения, — Ангел кивнула на перемазанную в грязи дамочку, — спасла, кого смогла. Теперь ее саму спасать надо.
Винс охнул. Вот ведь! Одно дело в книжках про такое читать, а другое…
Что — другое, Винс не придумал и просто спросил:
— Вам чем помочь, Анна Егоровна?
И началась у Винса беготня. Воду вскипятить, скатерть на столе расстелить поровнее да почище — туда Ангел колдовством беспамятную тетку перенесла. Принеси, подай, ножницы наточи…
Ангел с тетки одежду срезала, чтоб, значит, лечить сподручнее было. Винс все понимал, что это для врачевания надо, но все равно неловко было на голую смотреть. Отворачивался. Ангел на него шипела — не время скромничать, помогай, помрёт!
У самой Ангела на плече свежий рубец был. Будто недавно поранилась, но не кровило уже, заросло. Странно оно — на шубе, что она в угол скинула, как раз в том месте кровищей все залито. И в платье на плече дыра окровавленная. Неужто на себе зарастила?
Так она ж Ангел, всё может… Винс постеснялся спрашивать.
Потом Ангел велела в сторонке ждать, а сама стала водить руками над беспамятной. Заподвывало что-то, то ли Ангел под нос песню пела, то ли тетка от боли стонала, то ли хором они — не разберешь.
Винсу жутковато стало. Будто стоишь у погоста вечером, а оттудова могильным холодом повеяло, да кусты зашевелились. Не поймешь, то ли ветер, то ли лезет кто. И бежать охота без оглядки.
Винс бочком-бочком двинул в сторону кухни.
— Я вам покуда обед спроворю, — сказал вслух. Не признаваться же, что по хребту мурашки с мышь размером скачут!
— Нет у меня ни черта, — проскрипела Ангел, — в карман шубы залезь, возьми деньги и на рынок сбегай. Меня не отвлекай, тут дел до вечера.
Винс поручение за счастье посчитал. И пользу принесет, и подальше будет от темного колдовства.
На рынке было на редкость безлюдно, но несколько торговок все равно стояли у лотков. Они-то и объяснили Винсу, что за горе приключилось. Мост, мол, рухнул, народ — в кашу, князя убили, ужас, кошмар и караул.
В рассказах было столько подробностей, что Винс засомневался. Ангел, конечно, вся побитая появилась, но «племяш мой там был и сам видел, все померли, никто не выжил» звучало как-то неубедительно. А заявление «это все имперцы проклятые, точно вам говорю» тем более показалось бредом.
«Что, тетка, ежели все померли — племяш-то твой как с тобой пообщался? С того света? А про имперцев тебе лично князь поведал?»
Винс это все подумал, но не ляпнул. Тетка обидится, скандалить начнет, пользы не будет.
Он поохал, купил снеди, какая нашлась, и — ну молодец ведь, что промолчал! — тут же получил вознаграждение за сдержанность.
— Ты, парень, на площадь к собору сбегай. Там епископ народ собирает, молиться будет за нас, грешных…
— Спасибочки, тетенька! — кивнул Винс и двинул к собору.
Оно, конечно, надо бы к Ангелу вернуться и ее подробно расспросить. Колдунья-то точно на перевале была, знает небось, что да как!
Только… Как вспоминал Винс подвывание замогильное, так ноги к дому Анны Мальцевой поворачивать отказывались напрочь. Да и сама она сказала — до вечера, мол, не беспокоить. А вечер нескоро. Копчености и крупа не прокиснут… Решено. Надо глянуть одним глазком, чего там, у собора.
В Гнездовске было тревожно. Улица Трактовая, по которой от рынка до площади прямиком идти, почти опустела. Только на углу с Малой Торговой стояли крепкие мужики да стражники в броне и с дубинками. Судя по жестам и тону разговора — не сорта пива обсуждали. Как бы драться не принялись.
Винс мимо них побыстрее прошмыгнул. Еще не хватало в чужой замес залезть ненароком. И свернул, решил срезать переулками. Ну их, стражников.
Многие лавки были закрыты, ставни на окнах крепко заперты, как ночью.
На площади гудела толпа. Винс ее еще не видел, но уже слышал. Такое бывало, когда идешь на осеннюю ярмарку, только там звуки радостные были, а тут — непонятные. Пахло растерянностью, страхом, надеждой и злостью.