Настает моя очередь ухмыляться: — Забавно. Не похоже, что ты считаешь меня непривлекательной.
По тому, как жестоко искажается его лицо, становится ясно, что я провоцирую зверя. К удивлению, он не спорит со мной.
Но то, что он делает дальше, гораздо хуже.
Дыхание перехватывает, когда он проводит кончиком пальца по моей шее. Движение нежное, но расчетливое. Сглатываю, когда палец скользит по груди, высоко стоящей благодаря лифчику без бретелек, надетому под корсет.
— Нокс.
Это должно было прозвучать как предупреждение, но звучит почти как мольба. И я ненавижу себя за это.
Его прикосновения должны ощущаться как лезвия бритвы, режущие кожу. Но они похожи на крошечные искры, поджигающие каждое нервное окончание.
Снова тянусь к дверной ручке, но он наклоняется так близко, что становится почти больно.
Его пронзительные глаза темнеют: — Встань на колени.
Господи Иисусе. Все, что я могу сделать, — не рассмеяться, потому что он, черт возьми, выжил из ума.
Убийственный взгляд предупреждает меня не сопротивляться.
Но я хочу.
— Ни за что, блядь.
Вскрикиваю, когда он наклоняет голову и впивается зубами в мою шею с такой силой, что прокусывает кожу. Он похож на ядовитую змею, вонзающую клыки в жертву… впрыскивающую в меня свой яд.
Маленькая капелька крови стекает по моему декольте, и он проводит кончиком языка по багровой жидкости, слизывая ее.
— На колени, Бродяга. Сейчас же, — ненавижу, как напрягается сосок, когда он щиплет его. — Я не буду повторять снова.
Когда не двигаюсь, его рот угрожающе нависает над моей яремной веной.
Он убийца, — напоминаю себе. — Ты заперта в комнате с чертовым убийцей.
И если кто-то способен убить собственную мать, он без колебаний убьет и сводную сестру, которую презирает.
Это суровое осознание заставляет меня уступить.
В тот момент, когда мои колени касаются пола, он роняет полотенце.
Конечно, я слышала Шэдоу, когда она говорила о его размере, но я поражена, узнав, насколько та была права.
Член Нокса толстый, с выступающими венами и такой же злой, как и он сам.
А еще он невероятно большой.
Настолько большой, что ты точно почувствуешь боль, когда он растянет тебя.
Желчь подкатывает к горлу, потому что ни сейчас, ни когда-либо еще у меня не должно быть подобных мыслей о Ноксе.
Он злобный психопат. И я отказываюсь быть его пешкой.
Поэтому не стану облегчать ему задачу.
Если он хочет этого, что очевидно, то ему придется буквально заставить меня.
Зажимаю рот, когда он обхватывает мою шею.
Его грубый голос вибрирует во мне: — Открой.
Подняв голову, взглядом посылаю его к черту.
Он только усмехается, как будто для него это все игра.
Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть.
— Аспен, тебе что-то нужно? — щебечет мама по ту сторону.
Понимая, что это мой шанс на свободу, говорю: — Д…
Пользуясь случаем, Нокс засовывает член в мой открывшийся рот.
Я слишком потрясена, что замираю на несколько секунд.
Хватка на моих волосах усиливается, и он двигает бедрами, проталкивая член так глубоко в глотку, что я не могу сдержать рвотные позывы, глаза начинают слезиться.
— Сестренка, тебе не следует разговаривать с набитым ртом.
— Все в порядке? — растерянно спрашивает мама. — Что происходит?
Словно почувствовав, что я собираюсь откусить эту чертову штуку, мудак вытаскивает свой член.
— Все хорошо, — говорю ей, чувствуя, как внутри все переворачивается от негодования. — Я просто ищу плойку.
— О. Возьми на четвертой полке в шкафу, — она издает раздраженный звук. — Мне нужно идти, я опаздываю на встречу с поставщиками.
Секунду спустя ее удаляющиеся шаги затихают.
Мне следует встать и уйти, потому что очевидно, что эта отвратительная перепалка закончена.
Но тогда он поймет, что победил, и решит, что держит все под контролем.
К черту это.
Прежде чем успеваю отговорить себя, раздвигаю губы и скольжу ртом по его толстому члену, засасывая так глубоко, как только могу.
На мгновение в его глазах мелькает удивление, затем они закрываются, и он стонет словно от боли: — Черт.
Нокс опирается одной рукой на раковину, а свободной обхватывает мое лицо.
— Хорошая девочка.
Борясь с внезапно нахлынувшим возбуждением, провожу зубами по его стволу, ожидая, что он взвизгнет и оттолкнет меня.
Но этого не происходит.
— Еще, — ворчит он, усиливая хватку.
Прикусываю сильнее, но это лишь заставляет его прорычать: — Это все, на что ты способна?
Мышцы на его шее напрягаются, на лбу выступают капельки пота. Очевидно, я причиняю ему боль. Но в то же время Нокс наслаждается этим. Как будто это он контролирует боль — контролирует меня, — а не наоборот.
— Давай, Бродяга, — рычит, его лицо напрягается, когда он смотрит в потолок. — Заставь меня истечь кровью.
Вот дерьмо. Он безумнее, чем я думала.
— Господи, — восклицаю, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Что, блядь, с тобой не так?
Он не произносит ни слова, пока я встаю, и это злит еще больше.
— Ты такой мудак, — смотрю на него, — еще раз выкинешь подобное дерьмо, и я расскажу твоему отцу.
Он выдерживает мой взгляд: — Сделай это.
Враждебность ледяным потоком течет венам.
— Я ненавижу тебя.
Он поднимает с пола полотенце и обматывает вокруг талии.
— Я ненавижу тебя еще больше, — уголок его губ кривится. — И для протокола, ты делаешь дерьмовый минет.
Мне следует забыть об этом и уйти, но я не могу. Отец всегда говорил, что последнее слово должно оставаться за мной, что ж, он был прав.
— Поверь, я не пыталась доставить тебе удовольствие. Черт возьми, ты заставил…
— Когда ты опустилась на колени, я отпустил дверь. Ты могла уйти в любой момент. Но ты этого не сделала.
Вау. Он бредит.
— Это потому, что моя мать стояла прямо за дверью…
— Значит, ты скорее отсосешь у сводного брата, чем попросишь помощи у дорогой мамочки? — он потирает подбородок. — Интересно.
Сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не придушить его.
— Отвали. Я не хотела…
— Тогда тебе следовало уйти, — ухмыляясь, он подходит ближе. — Но вот ты здесь, — горячий взгляд пригвождает меня к месту. — Господи, какая же ты жалкая.
Открываю рот, чтобы заговорить, но он протискивается мимо меня.
— Я знаю, чего ты хочешь… но этого никогда, блядь, не случится.
— Мне ни черта от тебя не нужно, мудак, — шиплю, прежде чем дверь захлопывается.
Но даже когда слова слетают с губ, я знаю, что это ложь.
Потому что в глубине души… за всеми обидами и болью.
За всей ложью, в правдивости которой убедила себя, и за всей правдой, в лживость которой заставила себя поверить…
Я хочу знать, почему что-то внутри меня оживает, когда он рядом.
Я хочу знать, что движет им и что делает его таким злым.
Я хотела битвы… но он подарил мне войну.
Когда выхожу из Volvo Трейси, резкий запах дыма от большого костра заполняет ноздри.
Стейси что-то говорит мне, но я не могу разобрать, что именно, из-за рэп-музыки, льющейся из большой колонки, которую кто-то установил возле пня.
Однажды я была на озере Devil’s Bluff, но не во время вечеринки.
Поворачиваю голову, чтобы попросить Стейси повторить, но она обнимается с Трейси, и они обе спешат впереди меня, чтобы оказаться в большой толпе людей, собравшихся вокруг костра.
Не только чувствую себя не в своей тарелке, но и всерьез жалею, что не взяла с собой толстовку, потому что здесь, в горах, прохладно.
Грязь и ветки хрустят под ботинками, когда я делаю неуверенный шаг. Затаив дыхание, оглядываюсь по сторонам. Из расщелины между двумя огромными горами, окруженными деревьями и мхом, виднеется пресноводное озеро.
Здесь царит безмятежность и умиротворение. Словно пейзаж, созданный талантливым художником.
Ну, если не считать большого бочонка, различных бутылок со спиртным, которые передают по кругу, красных стаканчиков Solo, валяющихся на земле, и полуодетых подростков, трущихся друг об друга.
Я обхожу тусовщиков стороной и направляюсь к полому бревну, возвышающемуся над озером. Чувствую себя глупо из-за того, что пришла сюда, и сожаление тяжелым грузом оседает в груди. Я так долго была изгоем, что просто хотела узнать, каково это — вписаться в общество.
Однако мне следовало бы знать лучше. Не нужно лечить зубы, чтобы понять, что будет неприятно, и здесь то же самое.
— Привет, — раздается низкий голос позади меня. Когда оборачиваюсь, вижу Кена Ракмана.
— Привет.
Сделав шаг вперед, он жестом указывает на бревно, на котором я сижу.
— Можно присесть?
Немного отодвигаюсь, чтобы дать ему и его широким плечам немного места.
Хотя, возможно, мне следовало бы дать ему больше пространства, потому что он оказывается немного ближе, чем я ожидала.
Он смотрит на озеро и делает глоток пива.
— Наверное, это не совсем твое, да?
Не знаю. Меня никогда раньше сюда не приглашали. Но пока что? Это отстой.
— Это так очевидно? — бормочу, жалея, что не могу сказать что-нибудь более остроумное.
Не то чтобы я стремилась произвести впечатление на Кена. Хотя он невероятно милый со своими волнистыми светло-каштановыми волосами, медовыми глазами и красно-черной спортивной курткой с эмблемой школьной футбольной команды.
— Вроде того, — он пожимает своими широкими плечами. — С другой стороны, ты никогда не следовала за толпой.
У меня на языке вертится мысль о том, что толпа никогда не хотела видеть меня рядом, но он добавляет: — Это то, чем я всегда восхищался.
Не могу сдержать смех, потому что, хоть Кен и не является лидером популярной тусовки, он определенно ее часть.
— Вау. Это… — качаю головой, позволяя словам повиснуть в воздухе.
— Что? — спрашивает он, обращая на меня взор своих медовых глаз.