– Хорошо, Салли, обещаю.
– Помни, что я – твоя лучшая подруга. И своей лучшей подруге ты рассказываешь все. Договорились? Так, ладно, а кто на самом деле твой лучший друг?
– Салли, если честно, так, наверно, ты и есть, – призналась Анни.
– Ой, детка, я сейчас, кажется, пущу слезу! В общем, как бы то ни было, ты сообщаешь мне как на духу все, что у тебя там происходит, а я о тебе забочусь дальше. Хорошо?
– Хорошо.
– Так вот, теперь твоя задача – пообщаться с этим мужиком из «Esquire», а его задача – написать о тебе хорошую статью, в которой он не станет разглагольствовать о твоих сиськах или о твоих лесбиянских успехах. Ладно?
– Ладно.
– Очаруй его.
– Будет сделано.
– Соблазни его.
– Будет сделано.
– Сделай все, что надо, вплоть до того, чтоб с этим парнем переспать.
– Поняла.
– А теперь повторяй за мной… Салли, больше я тебя не подведу.
– Салли, – послушно повторила Анни, – больше я тебя не подведу.
– Я знаю, дорогуша, – сказала агент, и на этом связь оборвалась.
Анни представила, будто самый центральный крот – ее недавняя «подруга» по съемочной площадке Минда Лоутон, с ее мелкими чертами лица, безумными глазенками и вытянутой, даже какой-то нелепой шеей. И Анни с такой силой запустила в этого грызуна молоток, что автомат скрипнул и застыл, а крот с жужжанием и стуком убрался обратно в норку.
«Даже не думай еще раз показаться», – злобно подумала Анни.
– А вы, я вижу, в «кротобойке» просто профи, – произнес внезапно нарисовавшийся возле нее мужчина.
Анни резко развернулась, непроизвольно вскинув, защищаясь, молоток, и увидела перед собой низенького очкарика в ослепительно-белой, застегнутой до горла рубашке и голубых джинсах. Он улыбался, держа в руках крохотный магнитофон, и явно забавлялся своим открытием, что Анни играет в этой галерее автоматов. Как есть картинка для обложки!
– Я Эрик, – представился он. – Из «Esquire». Вот уж точно показали вы этим кротам, кто тут хозяин!
Анни едва не послала его куда подальше: и оттого, что опоздал, и оттого, что застигнул ее врасплох, – но в последнее мгновение спохватилась, вспомнив предупреждение Салли. Тогда она вся внутренне подобралась, выровняла дыхание… и сразу стала словно сама не своя.
– А что, впечатляет? – улыбнулась в ответ Анни, покачивая в руках молот, будто некий непристойный инструмент.
– Более чем. Я уже даже представляю, как начну свою статью. Не желаете послушать?
Естественно, Анни меньше всего на свете хотелось это слышать.
– Я уж, как все, подожду, пока выйдет номер, – отказалась она.
– Резонно, – кивнул журналист. – Но начало и правда классное.
– Идем наменяем еще четвертаков, – сказала Анни и отошла от автомата.
Эрик быстро опустился на колено и оторвал запоздало выползшую ленту выигранных ею билетиков.
– Вот, не забудьте! – протянул он их Анни.
– А что, и впрямь, может, выиграю себе плюшевого мишку, – сунула она билеты в сумочку.
– Точно будет лучшая статья на все времена.
В одном из ее первых интервью, после выхода «Сильных мира сего» – киноверсии весьма успешного издания комиксов, – в котором она играла Леди Молнию, один журналист спросил Анни, увлекалась ли она в нежном возрасте комиксами.
– В жизни не читала комиксов, – ответила она.
Журналист даже скривился, потом замотал головой:
– Нет, я собираюсь написать, что девчонкой вы обожали комиксы. Даже типа помешаны были на них. Договорились?
Анни так была ошеломлена, что смогла лишь утвердительно кивнуть, и оставшееся интервью прошло в такой же манере. Он задавал вопрос, она на него отвечала, а потом выслушивала от журналиста, каким же на самом деле должен быть ее ответ. Хуже интервью не было за всю ее карьеру. И все же, когда у нее брали пятидесятое, шестидесятое, семидесятое и так далее интервью по поводу все того же фильма – с совершенно одинаковыми вопросами, причем от людей, которые, казалось, и фильма-то на самом деле не видели, и о ней самой не слышали ни разу, – Анни с тоской вспоминала то, едва ли не первое свое интервью с его удивительной простотой и непосредственностью.
За следующие двадцать минут Анни удалось навалять этому парню из «Esquire» в игре под названием «Летающая гильотина-3»[7]. Поскольку она ни разу не играла в первые два выпуска, Анни просто давила на кнопки как бог на душу положит и наблюдала, как ее герой – гигантский полумедведь-получеловек в килте, – точно заколдованный, с такой свирепостью выполняет все ее команды, что Эрику оставалось лишь бессильно лицезреть, как его персонажа, субтильную японку в наряде танцовщицы из Лас-Вегаса, мутузят до смерти всю игру.
– Да ты тут вообще суперски играешь, – произнес он.
Анни продолжала рьяно загонять его персонажа в землю.
– А мне кажется, на самом деле просто ты тут слабак, – ответила она, не отрывая глаз от экрана и получая несказанное удовольствие от того, как ее смутные желания вдруг прямо на глазах обретают ясность и законченность.
– Да нет, – возразил Эрик, с силой вжимая кнопки и вцепившись в джойстик так, что он исчез в ладони, – обычно я очень даже неплохо играю.
Шотландский мишка поднял танцовщицу в воздух, три раза крутанул и бухнул в землю вверх тормашками, оставив изрядную вмятину.
– А теперь, значит, решил повалять дурака? – усмехнулась Анни.
Они засунули в автомат еще по четвертаку, и на этот раз Эрик выбрал себе брутального задиру, очень смахивавшего на Брюса Ли, который к тому же все время пылал огнем. Анни по-прежнему стала играть полумедведем-получеловеком. Не успели они закончить первый раунд, как Эрик спросил:
– Не хочешь поговорить о «Сестрах и любовниках»?
Анни на несколько мгновений замерла – этого времени как раз хватило герою Эрика, чтобы выполнить три круговых удара ногой, заодно подпалив ее медведю шкуру.
– Похоже, все равно придется, да? – вздохнула Анни.
К концу первого раунда ее персонаж лежал, простершись на земле, тихонько тлея.
– А как тебе такой вариант? Если я эту игру выигрываю – ты мне рассказываешь про тот скандал с раздеванием на съемочной площадке, – предложил Эрик.
Анни молча глядела на двух противников, нетерпеливо подпрыгивавших на цыпочках и готовых сцепиться между собой, едва начнется новый раунд, и раздумывала над предложением. Салли, разумеется, предпочла бы, чтобы та история канула в Лету и ее подопечная сделала бы вид, будто ничего не произошло. Однако Анни даже испытала некоторую радость от самой возможности изложить свое видение случившегося. К тому же она уже без сомнений влюбилась в этого человека-медведя. Уж он-то ее точно не подведет!
– Годится, – ответила она.
Спустя два раунда огненный персонаж Эрика оказался не только потушен, но еще и поколочен до такой степени, что надолго выбыл из игры. Анни довольно улыбнулась сопернику.
– Да, похоже, горячего эксклюзива мне не светит. – Эрик пожал плечами, а потом, улыбнувшись, вычеркнул вопрос из списка, чем немало растрогал Анни.
Что ж, все как будто складывалось нынче в ее пользу.
– Нелегкими были съемки в этом фильме, – все же призналась Анни, стараясь не глядеть на Эрика. Ей самой было неведомо, откуда в ней взялась эта внезапная потребность выговориться, излить кому-то душу. – Невероятно трудной оказалась роль, и хотя я в принципе была к этому готова, но едва ли отдавала себе отчет, насколько выматывающе будет день за днем в нее вживаться.
– И как тебе отзывы на фильм, что уже появились? – спросил Эрик, пока не вынимая магнитофона из кармана рубашки.
– Мне трудно об этом судить, – ответила Анни. – Я знаю, что у Фримэна весьма неординарное видение мира, и, возможно, другим людям довольно сложно его оценить.
– Само-то кино тебе в итоге понравилось?
– Я, пожалуй, не стала бы так описывать свой опыт просмотра фильма с моим участием.
– Понял.
Они молча встретились глазами.
В этот момент на экране автомата возникла рекламная заставка: гигантский дьявол с седой гривой громко хохотал, маня зрителя присоединиться к игре.
– Я разделась топлес, потому что не знала, сумею ли я это сделать.
– М-м-м… – неопределенно промычал, кивая, Эрик.
– Я никогда еще не снималась в сценах с обнаженкой и не была уверена, что на это способна. Поэтому я проделала это в реальной жизни – и тогда поняла, что вполне могу сделать это и в кадре. Вот только я, видишь ли, совсем забыла, что меня могут увидеть другие люди.
– Ну, это можно понять. Трудно, должно быть, то и дело метаться между вымыслом и реальностью, особенно с такой-то насыщенной ролью. Можем на этой теме задержаться, а можем и проехать. Так как насчет скибола?
Анни согласно кивнула.
«Анни, заткнись, – велела она себе. – Заткнись, заткнись. Лучше заткнись».
Когда по интернету расползлись фотографии – хоть и размытые, и с низким разрешением, но без сомнений запечатлевшие именно ее, – родители отправили Анни электронное письмо, гласившее: «Самое время рассмотреть идею совместить популярность и женские формы как объект созерцания».
Братец больше не сказал и не написал ей ни слова – как сквозь землю провалился. Может, так оно и должно быть, когда родной брат видит тебя голой?
Парень, с которым Анни то сходилась, то расставалась – причем, как правило, дольше длилось последнее, – позвонил ей и, стоило Анни снять трубку, недовольно высказался:
– Что, всё Фэнговы штучки? В смысле, тебя так и тянет выкинуть что-нибудь эдакое?
– Дэниел, – холодно произнесла она, – ты обещал мне больше не звонить.
– Я обещал, что не стану звонить, разве что в экстренном случае. И он, по-моему, как раз настал. Ты совсем потеряла голову.
Дэниел Картрайт был довольно успешным автором. Он написал пару романов, от которых сильно несло киношностью, а потом переключился на написание киносценариев, от которых несло телевизионными шоу. Теперь, сменив имидж, он везде и всюду носил ковбойскую шляпу. Не так давно ему удалось продать сценарий за совершенно сногсшибательную сумму в миллион баксов: о том, как два парня создали робота, баллотирующегося на пост президента. Назывался он «Президент. Версия 2.0». И, учитыв