Ненависть и прочие семейные радости — страница 24 из 65

Почти всю дорогу до дома ехали в молчании. Анни угрюмо наблюдала, как незнакомые виды за окном постепенно сменяются знакомыми. Бастер держал сестру за руку, ощущая себя таким образом в безопасности в напряженной, тягостной атмосфере минивэна.

Наконец уже за несколько минут до дома Калеб стал тихонько посмеиваться.

– Вот же чертова «Курица»! – воскликнул он, и его плечи мелко затряслись.

После этого захихикала и Камилла.

– Что за напасть на нашу голову! – замотала она головой.

– Мне очень жаль, пап, – снова сказал Бастер. – Мне жаль, что так вышло, мама.

Но родители лишь отмахнулись.

– Великое искусство – сложный труд, – изрек Калеб. И через несколько мгновений добавил: – Только вот не понимаю, почему порой оно бывает настолько сложным!

Он попытался улыбнуться, однако Анни и Бастеру он все равно казался страшно измученным. Глядя, как отец дрожащими руками вцепился в руль, Анни еле удержалась, чтобы не предложить самой довезти их до дома.

Потом Калеб поцеловал жене руку, а Камилла слегка ущипнула его за ухо и задорно улыбнулась. К тому моменту, как они добрались до дома, родители уже обсуждали новые идеи по созданию хаоса, которого, с их точки зрения, так в мире не хватало.

Прежде чем выйти из машины, они немного помедлили – собравшиеся вместе Фэнги, сидевшие каждый на своем прежнем месте. Вскоре они вчетвером прошли в дом – под общий кров, – и у каждого из Фэнгов зародилось стойкое ощущение, что теперь, когда они вновь воссоединились, не стоит и надеяться предотвратить дальнейший ход событий, что бы там ни ждало их впереди.

Глава 6

Хотя опухлость на лице сама собой заметно спала (оказалось, что его тело непостижимым образом способно к самовосстановлению), все же на глаз Бастер продолжал носить защитную повязку. Вызываемый ею недостаток глубины восприятия с успехом компенсировался обезболивающим, да так, что Бастер даже почувствовал в себе однажды экстрасенсорные способности.

Просмотрев до середины книжку с комиксами своего детства о наделенных суперсилой слониках, он решил проверить новооткрытые таланты: попробовать угадать время, не глядя на часы. В голове у него вспыхнули циферки – как раз у закрытого повязкой глаза, – и Бастер громко произнес: «Четыре сорок семь пополудни». Потом взглянул на часы на тумбочке у кровати – на них значилось 9.04 утра. «Что ж, – решил он. – Экстрасенсорное восприятие приходит и уходит».

Бастер откинул одеяло и тронул ступнями половицы. Давно не стиранные кальсоны у него уже порядком обвисли – пребывая в родительском доме, эту свою униформу Бастер наотрез отказывался снимать.

Он прошел по коридору. В гостиной беспрестанно раздавалось характерное шипение от того, что игла проигрывателя скреблась по краю пластинки. Родители – все в тех же масках, только уже спящие, – лежали поперек дивана. По полу были разбросаны книги по управлению огнем и пиротехнике, на кофейном столике лежал тонкий слой черного пепла. На кухне его сестра, уже две недели как вернувшаяся в дом Фэнгов, на одной сковородке жарила болонскую колбасу, а на другой – целую упаковку яиц. Лопаточкой шевеля на сковородках снедь, Анни долгими, неторопливыми глотками потягивала из запотевшего стакана водку с томатным соком.

– Утро доброе, – сказала она.

– Ага, – отозвался Бастер.

Он сунул в тостер два куска хлеба. Когда они, подрумяненные, выскочили наружу, переложил тосты на тарелку, сел за стол и принялся осторожно, не торопясь жевать, стараясь, чтобы намокшие во рту крошки не залипали в проеме, где обычно сидел зуб. К столу подошла Анни с лопаткой, на которой опасно балансировал кусок жареной колбасы, увенчанный яичницей, и переложила все это на тарелку брата. Бастер, уже и не помнивший, когда нормально ел последний раз, старательно размял содержимое тарелки вилкой, пока оно не стало походить на какой-то баснословно дешевый паштет. Сестра вернулась к столу с тарелкой размером с райд[15], на которую горой были навалены куски колбасы и яичница – этакое разноцветье из поджаристо-красного с бледно-белым и ярко-желтым.

– Есть какие планы на сегодня? – спросил Бастер сестру.

– Буду смотреть фильмы, – ответила Анни, попивая свою «Кровавую Мэри». – Ты тоже давай-ка расслабься.

– Ну да, – кивнул Бастер. – Чего мне напрягаться!

Расслаблялись они с самого возвращения в родительский дом. Анни поселилась в своей прежней комнате, составив себе под кроватью целый бар, и Бастер теперь частенько набредал на сестру, когда они оба бесцельно слонялись по дому, в то время как родители азартно трудились над различными художественными проектами, к которым Фэнги-младшие не питали ни малейшего интереса. Бастер нередко делился с Анни своими таблетками, и они вместе смотрели немые фильмы или разглядывали комиксы, избегая любого напоминания о каких-либо элементах своей жизни, существовавших где-то за пределами этого дома. И Бастер, и его сестра, наверное, и так бы постепенно превратились в настоящих затворников, но теперь благодаря приезду Анни они осуществляли это превращение вместе.

На кухню пришли родители, недовольные тем, что в воздухе витает дух пригорелого жира.

– У меня от одного запаха жареной болонской испортится желудок, – проворчал Калеб.

Работая слаженной командой, да так споро, что руки словно сами делали привычное им дело, мистер и миссис Фэнг подготовили ингредиенты к своему завтраку: листья шпината, апельсиновый сок, натуральный йогурт, бананы, чернику и толченое льняное семя. Все это они загрузили в блендер, запустили – и через полминуты подсели к столу со стаканами, полными пурпурно-зеленой жижи. Оба сделали по большому глотку и после этого глубоко, всей грудью вздохнули.

Потянувшись через стол, миссис Фэнг ласково похлопала каждого из своих чад по руке.

– Чудесная штука, – молвила она.

Зазвонил телефон, однако никто даже не двинулся, чтобы снять трубку. За исключением собравшихся за этим столом, на свете не было ни одного человека, с кем бы кто-либо из Фэнгов желал поговорить.

Наконец на звонок отреагировал автоответчик, и голос миссис Фэнг глухо произнес: Фэнги умерли. Оставьте ваше сообщение после тонального сигнала, и наши призраки вам непременно перезвонят.

Миссис Фэнг со стаканом смузи в руке единственная из собравшихся за столом захихикала.

– Когда это я успела оставить такое приветствие?

Когда прозвучал сигнал, некий мужчина, явно сбитый с толку столь дурацким сообщением автоответчика, неуверенно заговорил:

– М-м-м… Да… Я звоню мистеру Бастеру Фэнгу.

Бастер решил, что звонят из клиники в Небраске, интересуясь, где же их денежки. Как это им удалось так быстро выследить его аж в Теннесси? Может, когда он валялся без сознания, ему в голову всадили чип? Мысленно сосредоточившись, Бастер ощупал повязку на глазу, пытаясь выявить в себе некий инородный предмет.

– Это Лукас Кицца, – говорил между тем голос в телефоне, – я тут преподаю английский язык – в Муниципальном колледже округа Хаззард. Совсем недавно мне стало известно, что вы вернулись в наш город, и я хотел бы узнать, не будет ли вам интересно встретиться с некоторыми моими студентами, чтобы побеседовать на тему творческого процесса и, может быть, даже почитать что-то из ваших работ. Ваши два романа произвели на меня глубочайшее впечатление, и, думается, мои студенты из общения с вами извлекут для себя большую пользу. Не могу предложить вам никакого денежного вознаграждения, однако надеюсь, вы все-таки рассмотрите мое предложение. Спасибо.

Бастер тут же поглядел на родителей:

– Это вы подстроили?

Мистер и миссис Фэнг тут же закрылись руками, словно кто-то на них нападал.

– Мы тут ни при чем, – сказал отец. – Я даже не знаю, кто такой этот Кицца.

– Тогда как он мог узнать, что я вернулся в город? – не отступал Бастер.

– У нас маленький городок, Бастер, – рассудила миссис Фэнг. – Когда ты сюда приехал, у тебя была непомерно раздувшаяся физиономия. Естественно, это привлекало внимание.


Когда в день его прибытия они возвращались домой, Бастер, будучи еще под действием большой дозы лекарства, которую он принял на свое усмотрение, внезапно проснулся на заднем сиденье минивэна и потребовал где-нибудь остановиться, чтобы съесть жареную курицу.

– Бастер, мне кажется, такая жесткая еда пока что не очень для тебя подходит, – возразила мать.

Однако Бастер сильно нагнулся вперед, дотянулся до руля и, вцепившись в него, стал с пугающей монотонностью повторять:

– Жа-ре-ну-ю ку-ри-цу!

Спустя десять минут Фэнги припарковались возле KFC и зашли в заведение. Родители проводили неуверенно покачивавшегося Бастера к столику.

– И что ты хочешь?

– Жа-ре-ну-ю ку-ри-цу! – снова завел он. – И чтобы «сколько съешь».

Родители отошли к шведскому столу и через несколько минут вернулись, неся сыну грудку, крылышко, бедрышко и ножку, а также горку залитого подливкой картофельного пюре и бисквит. К этому моменту буквально все, сидевшие в радиусе пяти столиков, глядели лишь на Фэнгов. Забывшись, Бастер отодрал от рта окровавленную марлю, взял сильно поджаренную куриную ножку и жадно ее откусил. Тут же он почувствовал, как во рту будто что-то оторвалось, жевательные мышцы после столь долгого бездействия неприятно напряглись, и Бастер застонал, точно похоронный плакальщик, уронив ножку обратно на поднос. Изо рта, слегка пожеванный, весь в кровавой слюне, вывалился кусочек курицы.

– Ну вот, – молвил мистер Фэнг, сдернув поднос со стола и вывалив его содержимое в мусорницу, – наш маленький эксперимент окончен. Поехали домой.

Бастер хотел было прилепить марлю обратно ко рту, но мать с отцом уже вовсю тянули его к парковке.

– Я чудовище! – заревел Бастер, и родители никак не попытались его в этом разубедить.

* * *

– Не собираюсь я туда идти, – заявил Бастер.

– А я думаю, ты должен пойти, – сказала Анни, и родители с ней согласились.