– А если он и в самом деле знает, где они? – парировал Бастер. – Тогда он точно заподозрит неладное, что мы свалились на него как гром среди ясного неба. Я в жизни с ним не встречался, да и ты не видела его уж больше двадцати лет. Он поймет, что мы пытаемся выследить родителей. Потому-то нам и надо его малость припугнуть.
– Нет, – категорически отрезала Анни. – Мы не станем бить девяностолетнего старика.
– Просто устроим небольшую взбучку, – поправил ее Бастер. – Встряхнем его малость, ясно давая понять, что мы тут шуточки шутить не намерены.
– Ладно, хорошо, давай-ка все же придумаем еще что-нибудь, – предложила Анни. – А как тебе такой вариант? Один из нас с ним разговаривает, отвлекает. А другой, под видом поиска уборной, обшаривает дом в надежде найти какие-нибудь улики, ключи к разгадке. Если мы у него что-нибудь отыщем, будет чем прижать его к ногтю. Тогда ему придется играть на нашем поле.
– Неплохо придумано, – признал Бастер. – Мне нравится.
– Бедняга даже не представляет, что за напасть его ждет, – усмехнулась Анни.
После двух недель постоянного «мозгового штурма» все, что сумели придумать Анни с Бастером, – это обратиться к Хобарту Ваксману. И все это время они отчаянно надеялись, что внезапно зазвонит телефон и у них появятся хоть какие-то зацепки.
Сразу после того, как вести о загадочном исчезновении их родителей просочились в средства массовой информации, в обществе вдруг обнаружился поразительный интерес к Фэнгам. Все центральные газеты не преминули упомянуть об их предположительном похищении. В «Нью-Йорк таймс», в разделе искусств, Калебу с Камиллой посвятили аж целую полосу. И хотя в этой статье несколько раз упоминались Анни с Бастером, они прозорливо решили воздержаться от каких-либо комментариев. Несколько дней непрерывно трезвонил телефон, после чего звонки прекратились так же внезапно, как и начались. Цикл производства новостей покатился дальше, и все, что после него осталось, – так это сами Анни с Бастером да их вера в то, что родители терпеливо ждут, когда же их отыщут.
Анни периодически связывалась с полицией, чтобы узнать, не засветились ли где-нибудь родительские кредитки. Нет, пока не засветились. С их банковских счетов никаких денег тоже не снимали. Вдвоем брат с сестрой старательно перешерстили родительские записные книжки, изучили случайные номера телефонов на разных клочках бумаги – однако не нашли ничего, что хоть как-то могло их навести на нынешнее местопребывание родителей. Хозяин галереи, где когда-то представляли свое творчество Фэнги-старшие, уже почил. Родственников у них никаких не было. Оставался только Хобарт Ваксман.
Родители их, никогда не заморачиваясь историей художественных достижений своих коллег, упрямо отвергали попытки детей найти в искусстве для себя нечто стоящее внимания. Дадаизм? Слишком глупо. Мэпплторп?[26] Чересчур надуманно. Салли Манн?[27] Слишком уж затасканно. Хобарт Ваксман? Этот, по крайней мере, реально что-то создал! И, несмотря на то что Хобарт ни разу не гостил у их семейства в Теннесси и никогда не встречался с Бастером, – если кто и существовал на свете, кому родители могли бы поведать детали своего грандиозного исчезновения, это был именно он. Шибко на него надеяться, конечно же, не стоило – но что им еще оставалось? Какие еще подсказки оставили им Калеб с Камиллой?
Анни вспомнилось, как родители с восторгом и замиранием сердца описывали одно из известнейших произведений Хобарта – то, что впервые принесло ему известность. Работа называлась «Гость без приглашения». Создавая ее, Хобарт проникал в богатые особняки, сплошь усеявшие Западное побережье, – этакие гигантские сооружения с целыми армиями слуг. Оказавшись однажды внутри, он подолгу – днями, неделями, а то и месяцами – спокойно себе жил, никем не замеченный, в одном из этих огроменных домов, со многими десятками совершенно необитаемых комнат. Он спал в кладовках, таскал себе с кухни еду и смотрел телевизор, не забывая запечатлевать себя, дабы впоследствии было чем подтвердить свой визит. Несколько раз Хобарта все-таки обнаруживали, арестовывали, на какое-то время сажали в тюрьму – но в большинстве случаев, просто исчерпав все имеющиеся возможности, он тихо исчезал в ночи, не оставив после себя ни малейших признаков того, что он вообще там находился, за исключением открытки, в которой благодарил хозяев за гостеприимство.
– Это было настолько совершенно! – восторженно объяснял Калеб еще пребывавшей в нежном возрасте Анни. – Он захлестнул своим искусством ничего не подозревавших людей, сделал их частью своего творения – а они об этом даже не знали!
– Но если эти люди не знали, что происходит, – озадаченно возразила Анни, – то как же они могли оценить его значение?
– От них и не предполагалось никаких оценок, – слегка даже разочарованный ее реакцией, ответил Калеб. – От них требовалось лишь это пережить.
– Боюсь, мне этого не понять, – покачала головой Анни.
– Да, самые простые вещи наиболее трудны для понимания, – согласился Калеб, очень довольный своей дочерью по причинам, которые тогда еще ей не были понятны.
Дом Хобарта оказался в самом конце длинной и извилистой подъездной дороги, от которой, куда ни глянь, виднелись лишь простиравшиеся на долгие мили поля. Подъехав к его жилищу – маленькому коттеджу с похожей на сарай студией во внутреннем дворе, – брат с сестрой не обнаружили ни машины, ни каких-либо иных признаков, что хозяин дома.
– Это еще и лучше, – сказал Бастер. – Повынюхиваем тут малость, пока его нет.
Они вышли из машины, и Бастер, обойдя коттедж, приблизился к студии. Анни же тем временем заглянула в окно с парадной стороны дома. Потом она постучала в дверь и, когда никто так и не показался, попыталась повернуть дверную ручку, оказавшуюся не на запоре.
Надо ли ей туда заходить? И нет ли у нее ощущения, будто она очутилась в каком-то фильме? На это Анни не могла ответить с полной уверенностью, хотя обычно ей казалось, будто жизнь как раз лучше складывается именно тогда, когда она похожа на кино – когда, даже если ты еще не читал сценария, все равно знаешь, что он существует и из него можно узнать, чем все закончится.
Внутри дома царила безукоризненная чистота. Стояла кое-какая современная и явно недешевая мебель, кресло, которое Анни вроде как видела на какой-то открытке в музее. Анни прошла к письменному столу, на котором стоял телефон, лежали отрывной блокнот и небольшая стопка корреспонденции. Анни просмотрела почту и, не найдя ничего для себя полезного, взяла под углом блокнот, надеясь увидеть на нем отпечатки предшествовавших записей, однако он хранил просто девственную нетронутость. Тогда Анни сняла с телефона трубку, набрала *69, чтобы выяснить, кто звонил сюда последним, но у Хобарта эта услуга, похоже, не была подключена. Корзина для бумажного мусора оказалась пуста. Вот и всё. На этом у Анни иссякли почерпнутые из фильмов навыки детектива.
Она двинулась было по коридору, ведущему к остальным комнатам, когда вдруг услышала голос брата:
– Гм, Анни…
Она повернулась к кухне с открытой раздвижной стеклянной дверью и увидела Бастера, стоящего в чересчур напряженной позе и с сильно выпученными глазами. Тут же из-за спины брата раздался голос:
– Не двигайся, детка, не то я живо продырявлю твоего дружка.
Тогда Анни заметила Хобарта Ваксмана, сгорбленного под грузом лет, который стоял у Бастера за спиной, крепко вцепившись ему в загривок.
– Стой, Анни, у него ствол, – предупредил ее брат.
Вот это, подумалось Анни, уж точно было как в кино. Ее начала охватывать паника, поскольку она не раз видела такого рода фильмы, и все они заканчивались не самым приятным образом: короткая борьба за пистолет, случайный выстрел, доносящиеся издалека полицейские сирены.
– Хобарт? – спросила Анни.
Старик выглянул из-за Бастера, прищурился на нее.
– Погоди-ка, – сказал Хобарт, ослабив хватку у Бастера на загривке. – Это что, Анни Фэнг?
– Верно, Хобарт, – кивнула Анни.
– А это, значит, Бастер?
Брат с сестрой дружно кивнули.
– Вот черт! – выдохнул Хобарт.
– А не могли бы вы убрать пистолет? – попросила Анни.
– Да у меня и нет пистолета, – усмехнулся Хобарт. – Это моя рука уперлась ему в спину.
И, подняв руку, он энергично пошевелил пальцами.
– А ощущалось точно как ствол, – сказал Бастер. – Грубовато вы со мной…
– Да брось, ничего подобного.
– Извините, Хобарт… – начала Анни, следом за мужчинами направляясь в гостиную.
Легко отмахнувшись рукой, старик развеял ее неловкость, обнял Анни, потом даже поцеловал.
– Я не видел тебя с тех пор, как ты была еще совсем малышкой, – проговорил Хобарт. Потом повернулся к Бастеру и добавил: – Прелестнее ребенка я в жизни не видал.
Бастер с широкой улыбкой кивнул Хобарту, после чего попятился обратно в коридор.
– Ну, вы тут с Анни побеседуйте, – сказал он хозяину, – а я пока воспользуюсь туалетом.
Едва отвернувшись от Хобарта, Бастер подмигнул сестре и заговорщицки поднял палец к губам. Но когда он проходил мимо, Анни крепко схватила брата за руку и втянула обратно в кухню.
– Ну ладно, – все так же широко улыбаясь, согласился Бастер. – Схожу попозже.
– А я видел тебя в кино, – сказал Хобарт, указывая рукой на Анни. – Там, где ты играла библиотекаршу, что скорефанилась со скинхедами.
– «Крайний срок», – подсказала Анни.
– Именно! – хлопнул в ладоши Хобарт.
– Ее за этот фильм даже номинировали на «Оскар», – похвастался за сестру Бастер.
– Кто, как не она, должен был его получить! – добавил Хобарт.
– Спасибо, – расцвела румянцем Анни.
– А что насчет тебя, – указал уже на Бастера старик, – я читал твою замечательную книгу о парочке, что усыновила двух совершенно одичавших детей… У меня совсем беда с названиями!