Поздним вечером, не имея возможности до наступления нового дня привести свой план в действие, Бастер сидел на диване в гостиной и в который раз слушал записи «девственников». Он закрыл глаза, спокойно приемля то, как визжащие и бухающие звуки свободно разливаются по его жилам и мускулам, точно некий хитрый бальзам, не признанный официальной медициной. Он мысленно представил своих родителей, которые прячутся где-нибудь в подвале в Северной Дакоте, слушая те же самые песни и посылая миру этот странный ключ к своему исчезновению, и которые готовы колесить по городам и весям до тех пор, пока Анни с Бастером не обнаружат их существование. Или же этот ключ предназначался только Анни и Бастеру? Или такое развлечение родители придумали для себя, и для них это всего лишь способ продолжать работать, только уже анонимно? Или, может, – что самое худшее, о чем Бастер всеми силами старался не думать с того мгновения, как услышал эту песню, – что те два мальчика явились заменой Анни и Бастеру, что это новые дети Фэнгов, которых Калеб с Камиллой используют, чтобы вернуть себе известность. Что они устали от Анни с Бастером, устали от всех их провалов и неудач, да просто от того, что те уже далеко не дети, – и теперь обзавелись Лукасом и Линусом. И в знак этого нового содружества они отдали мальчишкам песню, которая некогда принадлежала только Фэнгам, зная, что так они запустят свое творение далеко по всему свету, чего Анни с Бастером даже и не снилось.
Выключив музыку, Бастер еще долго сидел в ночной тиши родительского дома. Потихоньку он рассасывал кубик льда, водя округлыми подтаявшими гранями по тыльной стороне зубов. Он концентрировался до тех пор, пока не почувствовал, что температура его тела как будто подстроилась под холод, воцарившийся во рту. Руки и ноги онемели, и только сердце по-прежнему выбрасывало кровь к конечностям, которые он перестал задействовать. Прошло тридцать минут – и Бастер внезапно вернулся к жизни, поднялся с дивана. Ноги сами понесли его к компьютеру. Он решительно стер последние несколько страниц романа – эдакий промах воображения – и начал писать заново. Это единственное, что Бастер способен был полностью держать под контролем: он сам создал этот мир, заставив его подчиняться своей воле, и чувствовал безмерное удовлетворение от того, что может говорить именно то, что считает нужным, и никто ничего ему не скажет наперекор.
На сей раз его героев-двойняшек ждали выкуп и освобождение. Избежав бойцовской арены, они легко дезавуировали то будущее, которому, казалось, были предназначены, и открыли для себя новый мир, довольно быстро в нем прижившись. И это, увы, означало, что ничего-то вокруг них не изменилось, что дети в их мире по-прежнему попадают в рабство и, принужденные биться между собой в «яме», размозжают друг другу руки вдрызг, потом годами залечивая последствия своих травм.
Но что, собственно, способны сделать эти двое? Лучше уйти, оставив все позади, нежели пытаться склеить то, что давно разбито. Разве не это неделями пыталась втолковать ему Анни, разумея их родителей. И вот вопрос: он согласился с утверждением сестры, лишь исходя из замысла собственного романа, – или же это универсальная, всеобъемлющая истина?
Бастер напечатал заново эпизод, перечитал – и понял, что это единственно возможный ход, имевший вообще какой-то смысл. Когда он наконец отодвинулся от компьютера, было уже час ночи, но Бастер не ощущал себя хоть сколько-нибудь усталым. Он постучался к Анни и обнаружил, что она лежит без сна, вперившись взглядом в стену.
– Я не в состоянии ничего делать, кроме как думать о них, – пожаловалась Анни. – Совершенно дурацкое состояние.
Бастер схватил видеокассету – первое, что попалось под руку, – и вдвоем они, с дрожащими от волнения пальцами, стали смотреть немое кино с Бастером Китоном, где того шлепали, подбрасывали, кувыркали, швыряли сквозь стены. И всякий раз, как с ним происходила новая напасть, Анни с Бастером изумленно глядели на Китона, который с бесстрастным, как камень, лицом только отряхивался, оправлял на себе одежду и торопился дальше.
На следующий день, уже после полудня, за все это время так и не сомкнув глаз, Бастер сидел на водительском месте рядом с Анни, которая отдыхала на пассажирском, припарковавшись на автозаправке в Нэшвилле прямо напротив уличного таксофона. Двигатель был заглушен, окна опущены.
Еще утром Бастер позвонил в ночной клуб в Сент-Луисе, где должны были в тот день выступать «The Vengeful Virgins», и поговорил с хозяином, сообщив тому, что, дескать, он, Уилл Пауэлл, корреспондент журнала «Spin», крайне заинтересован в том, чтобы побеседовать с Лукасом и Линусом. При этом Бастер ясно дал понять, что, если мальчики дадут ему эксклюзивное интервью, у них появится реальная возможность получить заглавную статью в следующем номере журнала. Хозяин пообещал передать мальчикам информацию, когда те приедут в клуб, и теперь Анни с Бастером ждали в машине, усыпав в ней пол обертками жевательных конфет, от которых весь салон пропах кокосом и арахисовым маслом.
В Нэшвилл они приехали, дабы завуалировать свои истинные намерения относительно Лукаса с Линусом. Ведь если мальчишки в курсе вопроса об исчезновении Фэнгов-старших, Бастер не может так просто передать им телефон родительского дома, чтобы ему могли перезвонить. Он даже не хотел, чтобы в номере телефона засветился местный код их Колфилда, раньше времени вызвав какие-то подозрения. Нэшвилл был одним из центров музыкальной индустрии Штатов, и хотя «девственники» никоим образом не вписывались в тематику «Гранд ол опри»[37], там вполне бы мог обосноваться пишущий о музыке внештатный журналист. И лишь когда брат с сестрой уже начали проворачивать всю эту хитрую задумку, их вдруг осенило, что они вполне могли бы приобрести себе «одноразовый» мобильник с предоплатой и спокойно звонить по нему, не выходя из дома. А заново менять все планы, переставлять детали уже запущенной в дело ловушки показалось им совсем плохой идеей – еще хуже, чем ждать часами у таксофона, пока он зазвонит, прекрасно понимая, что этого может и не случиться. Бастер отдавал себе отчет, что, независимо от его осторожных попыток рекогносцировки, ему требуется изрядная доля везения, чтобы все это сработало. И теперь, с каждой проходящей впустую минутой, он все больше вспоминал, каким всегда был неудачником, что, как маяк, притягивал к себе всевозможные нелепые злосчастья.
Бастер уже хотел было повесить на автомат табличку: «Не работает», но Анни отвергла эту мысль.
– Никто уже и не пользуется таксофонами, – хмыкнула она. – Вообще трудно поверить, что они еще существуют. Так что нет никакого смысла заморачиваться с твоей липовой табличкой.
По пути к Нэшвиллу Анни придумала целую серию вопросов к «девственникам». Это были открытые и незамысловатые вопросы, что позволят мальчишкам почувствовать себя настоящими знаменитостями. Упрятанным в самый конец списка – девятым из десяти – был единственный действительно важный вопрос, тот самый, ответ на который можно было бы сохранить для потомков: Как вы написали песню «Г. В. Р.? Десятым вопросом – ежели его вообще понадобится задать – значилось: Если бы вы были деревом, то каким?
И тут таксофон зазвонил: один гудок, второй, – пока Бастер не выскочил из машины и не сорвал трубку с рычага:
– Алло?
– Это тот самый парень из журнала «Spin»?
– Да, это я, – ответил Бастер и тут же почувствовал, как кто-то легонько постукивает его по плечу.
Обернувшись, он увидел рядом Анни, державшую в руке вопросы. Он взял из рук сестры блокнот, а она подобралась к Бастеру вплотную, чтобы слышать, как развивается беседа.
– Это Лукас или Линус? – уточнил Бастер.
– Лукас. Линус играет на барабанах. Он у нас любитель помолчать и погреметь. А я обычно разговариваю. Что я вам ни скажу, он со мной будет согласен. Годится?
– Вполне. Отлично. Итак, вопрос первый: у вас столь необычная музыка и, как мне кажется, она полностью самобытна. И все-таки хочу спросить: оказывает ли что-то на вас влияние?
– Трудно сказать. Нам нравится спид-метал, но мы пока что не настолько умелые музыканты, чтобы такое играть. Иногда еще, пожалуй, слушаем рэп, но на нас это никак не отражается. Идеи для песен мы черпаем в основном из фильмов и книг. Нам нравятся «Безумный Макс» и «Доктор Стрейнджлав», и «Карнавал душ», и фильмы с Винсентом Прайсом. Читаем мы романы из серии «Сага о копье», а также комиксы про зомби, а еще любим книги про конец света. Вот, к примеру, нам страшно понравилась одна книжица под названием «Подземка». Вы ее уже читали?
У Бастера поплыло перед глазами. Хотел бы он сейчас оказаться в Сент-Луисе и увидеть лицо Лукаса, когда он это спрашивал! Его что, уже вычислили? В самом начале их хитрой комбинации?
– Да, я читал эту книгу, – ответил он, взяв себя в руки.
– Обалденно классная книга! Кстати, первая песня в нашем альбоме – благодаря ей. Я написал ее после того, как прочитал «Подземку». Никто пока что об этом не знает.
– На какой гитаре вы играете? – поспешно спросил Бастер, меняя тему разговора. Он с трудом сдержался, чтобы не спросить Лукаса, почему конкретно его роман показался ему столь поразительным, поскольку знал, что это уведет интервью далеко в сторону от того, что ему на самом деле надо сейчас выяснить.
– Да не знаю. Заказал по каталогу. Мы на самом деле не паримся с инструментами. С дорогими начинаешь переживать, что ненароком попортишь. И к тому же они не дают такого звучания, как дешевые. А нам нравится, как играют как раз дешевые.
Далее Бастер прошелся по остальным вопросам, на которые Лукас отвечал с каждым разом все короче и короче. Недавнее воодушевление, вызванное перспективой попасть на обложку журнала «Spin», погасилось его собственным, болезненным дефицитом внимания. Бастеру было слышно в трубке, как парень трет подушечками пальцев по струнам гитары, издавая попискивающие звуки, точно загнанный зверек.