Анни пихнула брата под ребра, чтобы он сосредоточился и перешел к неизбежному вопросу. Наконец, понимая, что никуда от этого не деться, Бастер набрался решимости после целой череды разочарований и сделал попытку вновь отыскать своих родителей:
– Скажите, как вы написали «Г. В. Р.»?
На другом конце линии повисло молчание. Бастер слышал, как Лукас глубоко и ровно дышит в трубку. Он был готов к тому, что мальчик бросит телефон, однако тот неторопливо, размеренным голосом ответил:
– Да как бы само родилось в голове.
– И ничего необычного не произошло, что побудило вас написать эту песню? – спросил Бастер.
– Да вроде нет, – отозвался Лукас. – Просто я, знаете ли, подумал, что, если люди хотят сделать в своей жизни что-то стоящее, им надо уничтожить родителей. Глупый вопрос, если честно. Без обид.
– Вы не писали этой песни, Лукас, – заявил Бастер.
– Нет, писал.
– Я точно знаю, что не вы ее сочинили. И если вы мне не скажете правду, я наваляю об этом огромную статью.
– Я вешаю трубку…
– Кто написал эту песню, Лукас? Это ведь даже не лучшая композиция в альбоме. Мне вообще кажется, что восемь других песен куда лучше, намного лучше этой. Она как-то коряво написана, да и чувства там слегка, скажем, банальны. В ней нет той глубины, что присуща остальным песням. Из этого я и понял, что не вы ее писали.
– Она еще станет нашим хитом, – ответил Лукас.
– Но это отнюдь не означает, что у вас нет песен лучше, гораздо лучше этой.
– Я… Я не сочинял ее…
– Я знаю, Лукас, – подхватил Бастер. – Она совсем не в вашем ключе.
– Всем эта песня нравится, а я ее не сочинял, – надтреснутым голосом произнес Лукас.
– Кто ее написал?
– Кто-то другой, – ответил парень, и Бастер с трудом удержался, чтобы не вметелить трубкой в кирпичную стену.
– Кто ее написал?
– Мой папа, – наконец сказал Лукас.
– Что? – изумленно выдохнул Бастер, почувствовав, как земля тронулась из-под ног.
– Сочинил ее мой папа. Он сказал, что мы вполне можем ее взять. Это была первая композиция, которую мы вообще играли в своей жизни, вот мы и решили добавить ее в альбом, потому что лучше всех ее знали.
– Ваш папа?
Услышав эти слова, Анни нахмурилась, снова пихнула локтем брата, на что Бастер мотнул головой и слегка от нее отвернулся.
– Ну, точнее, мой отчим. Но я все равно зову его папой. Он уже так долго заменяет мне отца, что я считаю его своим настоящим папой.
В этот момент Бастер различил в трубке другой голос, женский.
– Тут вот мама подошла, – сказал Лукас. – Она хочет что-то вам сказать.
У Бастера не было ни малейшего желания общаться с этой женщиной.
– Погодите, – удержал он Лукаса, – у меня остался еще один вопрос.
– Ладно, давайте. Только она и вправду хочет с вами поговорить.
– Хм… Если бы вы были деревом, то каким бы деревом предпочли быть?
– Тем, в которое ударила молния, – ни секунды не раздумывая, ответил Лукас и передал трубку матери.
– Это кто? – спросила женщина.
– Это кто? – отозвался Бастер.
– Что вам надо, сэр?
– Вам известен Калеб Фэнг? – спросил Бастер.
– Оставьте его в покое, – отрезала женщина. – Предупреждаю вас, оставьте моего мужа в покое.
И вдруг совершенно растерявшись, чувствуя, как уже ноет рука, прижимающая к уху трубку, Бастер упавшим голосом произнес:
– Мама?
– О господи, это Бастер?! – воскликнула женщина. – Нет, Бастер, я не твоя мать!
– Что происходит? – спросил Бастер, порядком разозлившись из-за того, что так глупо оконфузился, приняв за мать совершенно постороннего человека.
– Оставь их в покое, Бастер. Просто позволь им жить своей собственной жизнью.
– Что, черт возьми, происходит?! – вскричал Бастер, однако женщина уже повесила трубку.
Бастер продолжал оставаться на линии, не желая вешать трубку на рычаг. Через несколько секунд он, разумеется, повернется к сестре и попытается как можно внятнее все объяснить, а потом будет ждать, пока она решит, что делать дальше. Долгое мгновение он просто слушал в трубке гудок, и ему казалось, будто этот долгий, непрерывающийся звук затягивает его в самую проводку телефона. Внезапно он вспомнил про свои клыки – те самые виниры из детства. Где они теперь? Бастер очень пожалел, что сейчас их на нем нет: зубы там такие острые, что способны прогрызться сквозь что угодно. Он представил, как его клыки погружаются во что-то мягкое, пульсирующее жизнью, и оставляют там отпечаток, который уже никогда и ни за что оттуда не сойдет.
Глава 13
Едва они приехали в Северную Дакоту, Анни сразу поняла, что, если на земле все же разразится апокалипсис, именно тут захочется остаться жить любому: здесь был прозрачный, обжигающе чистый воздух, отсутствие всяких красок, ощущение, что это место так никогда и не оправилось от ледникового периода и потому останется почти что неизменным в то время, как прочий мир сразу лишится своих самых главных ценностей. Здесь была сплошная дикая глушь – даже в самом крупном городе штата, – и Анни не без тревожности вышла из здания аэропорта. Ее не покидала мысль, что родители хорошо знают эти места и уже неплохо освоились на этом бесплодном земном пространстве, где ее с Бастером попросту разорвут в клочки дикие звери.
И даже когда они уже вовсю неслись по однополосной трассе, слушая по радио хеви-метал, то и дело обрываемый помехами в эфире, Анни готовила себя к тому, что, вполне возможно, их родителей там и не окажется. Если эта женщина, другая жена Калеба – если верить наглому заявлению незнакомки, – уже предупредила Фэнгов, что дети их все ж таки вычислили, то, может статься, они опять пустились в бега, направившись к следующему своему схрону. Была же какая-то весомая причина тому, что они исчезли с самого начала, и теперь Анни всерьез задумалась: а действительно ли предполагалось, что они с Бастером будут в этом участвовать? Она начала уже думать, что их родители создали нечто такое, что никак не позволят порушить – даже собственным детям. Тем более собственным детям.
Найти дом, где жили двойняшки, оказалось проще простого. Быстрый поиск в интернете выдал им адрес всего одной четы Бальтц, Джима и Бонни, живущих в Вейланде, штат Северная Дакота.
– Что будем делать, если это и правда они? – спросил Бастер сестру, на что Анни затруднялась пока с уверенностью ответить. Она колебалась между ненавистью и прощением, что означало: ей предстоит склониться к одному какому-то варианту. Если, конечно, родители не смогут объяснить все это так, что появится еще и третий вариант – неохотное приятие.
– Ничего не будем делать, – наконец ответила Анни. – Подождем, пока решение, что делать, явится само. Так тогда и поступим.
Дом семейства Бальтц оказался почти в точности похожим на дом Фэнгов в Теннесси: без всякой отделки одноэтажный дом в стиле ранчо, способный выдерживать природные стихии без особых хлопот с его содержанием. На длинной, засыпанной гравием подъездной дороге был припаркован тягач с полуприцепом. На дверце его красовалась надпись:
ФЛУКСУС
Грузоперевозки
Если что-то существует —
это можно загрузить!
– Нам сюда, – сказала Анни и, заглушив двигатель, некоторое время внимательно разглядывала окна дома, чтобы различить там какое-либо движение, однако ничего так и не увидела.
– Едва ли они обрадуются, нас увидев, – заметил Бастер с напряженным лицом, уже готовый к новому разочарованию.
– Это мы, их увидев, не обрадуемся, – ответила Анни и вышла из машины.
Она поднялась на крыльцо и встала на коврике, на котором не было ни слова в духе «Добро пожаловать». Бастер остановился рядом с ней на крыльце. Отказавшись воспользоваться дверным звонком, Анни постучала костяшками пальцев в деревянную дверь – настойчиво и даже мелодично.
В доме царила тишина – тридцать секунд, минуту, – и тогда Анни с Бастером, уже вдвоем, еще раз постучали в дверь. Изнутри донеслось непонятное шевеление, послышались шаги по деревянному полу, потом дверная ручка повернулась, дверь открылась – и перед ними, без всяких ошибок и недоразумений, оказался их отец, Калеб Фэнг.
– А и Б, – произнес он без малейших эмоций в голосе, точно ученый, классифицирующий знакомые роды и виды.
– Мы вас нашли, – сказала Анни, чувствуя, как от напряжения пробежала по мышцам судорога.
Калеб кивнул:
– Нашли. Я вас, кстати, поджидал. Бонни мне звонила после разговора с Бастером, предупредила, что вы можете приехать. Так что я вас уже ждал. И если бы вы не приехали, я бы, пожалуй, даже испытал некое разочарование.
– Где мама? – спросил Бастер, уже подспудно вспоминая ту женщину, Бонни, но в данный момент не в состоянии на этом задержаться.
Калеб пожал плечами:
– Она не здесь.
– Что? – нахмурилась Анни.
– Она здесь не живет, – пояснил Калеб.
Оттолкнув в сторону отца, Анни прошла в дом, Бастер последовал за ней.
– Мы здесь в позиции силы, Калеб. Это ты понимаешь?
Калеб кивнул.
– И чтобы вы ни делали, мы все можем уничтожить. Вряд ли вы этого хотите – чтобы все ваши труды пошли насмарку. Но вот нам с Бастером, знаешь ли, очень хочется все разорить и уничтожить – причем самым ужасным образом. Так и тянет взорвать все к чертям собачьим перед самым вашим носом! Так что вы расскажете нам все, что нам захочется узнать.
– Вот и славно, Анни, – невозмутимо ответил отец. – Я могу рассказать вам все в общих чертах, и, мне кажется, вас это должно удовлетворить. Думаю, вы с Бастером поймете все, как никто другой.
– Вы расскажете нам всё, – с нажимом произнесла Анни. – Вы с Камиллой расскажете нам все, причем во всех подробностях, и тогда мы сами уже решим, удовлетворит нас это или нет.
– Чтобы все подробно объяснить, понадобится очень много времени, – молвил Калеб.
– Вот и славно, – ответила она.
– Анни! – позвал вдруг Бастер.
Обернувшись к брату, она увидела, что Бастер, успевший пройтись по гостиной, держит в руках некое изображение в раме. Анни подошла к нему поближе и изучающе уставилась на фото: там был их отец, только помоложе, та женщина, что когда-то помогала Фэнгам создавать ивент, и двойняшки где-то семи-восьми лет. Семейный портрет.