– Это что такое? – выдавила Анни.
– Моя семья, – ответил Калеб.
– И когда это было снято? – спросил Бастер.
– Шесть лет назад, что-то около того.
– Кто это? – спросила Анни, указав на женщину.
– Моя жена.
– Пап? – сдвинул брови Бастер.
– Все это не так просто.
– Хватит трепаться! – рыкнула Анни, швырнув картину на пол. – Ни слова больше, пока здесь не будет Камиллы, пока мы все не соберемся вместе и не поговорим.
– Ладно, посмотрим, что у меня получится, – пожал плечами Калеб.
Он прошел к телефону, набрал номер и очень тихо произнес в трубку:
– Это я.
– Там мама? – спросил Бастер, но Калеб тут же вскинул ладонь, чтобы тот умолк.
– Тут возникла проблема. Надо поговорить. – Последовала долгая пауза, Калеб что-то сосредоточенно слушал, глядя в упор на Анни с Бастером. – А и Б, – сказал он наконец и вскоре повесил трубку.
– Это была мама? – снова спросил Бастер, и Калеб утвердительно кивнул.
– Надо прокатиться к нашему месту встречи, – сообщил он. – Поедете за мной. Это примерно в сорока пяти минутах отсюда.
– Мы поедем вместе, – заявила Анни.
– Идет, – легко согласился Калеб и, взяв с вешалки бейсбольную кепку, вышел из дома. На улице он подождал своих отпрысков, чтобы сопроводить их туда, куда они так рвались поскорее попасть.
Анни вела машину, отец сидел рядом в пассажирском кресле. Бастер, устроившись на заднем сиденье, всем телом наклонился вперед, к тому пространству, что разделяло ее сестру с отцом.
– Мы ведь и вправду уже начали думать, что вы погибли, – сказал Бастер.
Калеб тихо хохотнул – точно перехватило дыхание.
– Таков и был замысел.
Анни сунула в CD-плейер диск с альбомом «The Vengeful Virgins», и отец поморщился:
– А можно мы не будем это слушать?
– Нам нравится, – возразила Анни и добавила громкости.
Калеб привел их к одноэтажному торговому центру, в котором, похоже, уже прикрылись почти все якорные арендаторы. Оказался он, кстати, аж за три городка от Вейланда.
– Нам сюда, – кивнул Калеб. – Но когда мы будем разговаривать, вы должны называть меня Джимом. Никаких там Калебов.
– Постараемся не забыть, – хмыкнула Анни.
– А маму как зовут? – спросил Бастер.
– Патрисия.
– Джим и Патрисия Фэнг, – произнес Бастер.
Втроем они решительно ступили в здание молла – три отдельные фигуры, вписывающиеся в новое для себя пространство.
Мать они нашли на фуд-корте. Она уединенно сидела за столиком возле кафешки, торговавшей корн-догами и лимонадом. Увидев Анни с Бастером, она было нахмурилась, но быстро изменила выражение лица на какую-то манерную гримасу и помахала им рукой.
– Привет, Бастер, – сказала Камилла.
– Привет, Патрисия, – отозвался Бастер, и мать тут же перевела взгляд на Калеба.
– И насколько они в курсе? – спросила она мужа.
– Да ни хрена мы не в курсе! – не выдержала Анни. – Но вы-то нас как раз и просветите.
Кивнув, Камилла воздела руки ладонями вперед, словно умоляя ее успокоиться.
– Хорошо, хорошо, – поспешно сказала она. – Только давайте-ка садитесь.
Потом Камилла оглядела собравшихся за столиком:
– И как вы хотите все выяснять? Нам просто начать рассказывать или предпочитаете задавать нам вопросы?
Калеб заявил, что будет лучше, если он сначала все расскажет, а потом, когда закончит, ему можно будет задавать вопросы. Но Анни замотала головой:
– Нет, мы прямо сейчас начнем с вопросов.
– Хорошо, давайте, – ответил Калеб, поняв наконец, что на данный момент их дети взяли над ними верх.
– Почему вы решили исчезнуть? – спросила Анни.
Калеб с Камиллой взглянули друг на друга и улыбнулись.
– Ради искусства, – в унисон сказали они. – Мы – Калеб и Камилла Фэнг, и это определяющая для нас работа. Вы же это сами понимаете. Иначе с чего бы нам исчезать? Все это – составляющие части чего-то неизмеримо большего. Некоего художественного заявления, «события», причем настолько масштабного, что игнорировать его просто невозможно.
– И долго вы это планировали? – спросил Бастер.
– Да уж не один год, – ответила Камилла. – Много-много лет.
– Мы взялись за это, как только вы нам ясно дали понять, что больше не желаете что-либо делать для нашего творчества, – сказал Калеб. – Ты, Анни, вскоре от нас уехала, а потом, через несколько лет, уехал и Бастер. Мы столько трудов положили, чтобы сделать вас неотъемлемой частью своих творений, чтобы посвятить вас в самую суть своей работы, – и вдруг вы нас оставили. Так что нам пришлось все начинать с нуля, все строить сначала.
– То есть вы обвиняете в этом нас? – вскинулась Анни.
– Никто и ни в чем вас, Анни, не обвиняет, – с чувством сказала Камилла.
У Калеба на лице написано было совсем иное, брови у него возмущенно поднялись, глаза расширились.
– Если бы не вы, заставившие нас иначе взглянуть на собственное творчество, мы так никогда бы и не задумали этого проекта.
– Мы начали с самого насущного, – продолжал Калеб. – Сделали себе новые идентификационные карты, получили новые номера соцобеспечения, новые паспорта, новую налоговую историю – да вообще всё. Мы теперь – Джим Бальтц и Патрисия Хоулет.
– Когда это было? – уточнил Бастер.
– Вскоре после того, как ты окончил колледж, – ответила Камилла. – Десять-одиннадцать лет назад.
– То есть у вас эти ID-карты уже одиннадцать лет и вы только в прошлом году решили вдруг исчезнуть? – недоумевающе спросила Анни.
– Это была часть единого замысла, – объяснил Калеб. – Нам требовалось разработать и внедрить новых персонажей, чтобы, когда Калеб с Камиллой отправятся на тот свет, мы легко могли обернуться новыми личностями.
– У нас на примете была одна женщина, Бонни, – вы, скорее всего, ее помните. Она всегда была горячим сторонником нашего дела. Вот мы и обратились к ней. Мы ей рассказали, каким образом хотим исчезнуть, и Бонни взялась нам помочь. Ее незадолго до этого бросил муж – человек, который вообще ни в грош не ставил искусство, – и она осталась одна с двойняшками, которым еще не было и двух лет. И потому ваш отец на ней женился. Джим на ней женился, причем совершенно официально.
– Я купил грузовик, и это было мое прикрытие – водитель-дальнобойщик, – с азартом заговорил Калеб. – Большую часть времени я проводил с вашей матерью в Теннесси, но каждые два-три месяца обязательно возвращался сюда и жил неделю-другую с Бонни, Лукасом и Линусом, после чего опять пускался в путь. И эта схема работала вполне нормально.
– Ну а ты? – спросила Анни у матери.
– У Бонниной семьи уже несколько лет имелся во владении маленький коттеджик на нескольких акрах земли. Я приезжала туда на лето, знакомилась с местными жителями, создавая потихоньку себе предысторию, так что, когда я переехала сюда насовсем, у людей не возникло мысли, будто среди них затесался какой-то непонятный, подозрительный чужак.
– И ты это делала все десять лет? – изумился Бастер.
– Да мне это было совсем не в тягость, – пожала плечами Камилла. – Мне здесь нравится: тут тихо, вокруг очень милые люди. Я быстро привыкла.
– Мало-помалу мы обналичили наши финансы в своем банке в Теннесси, а потом положили их на счета здесь, в Северной Дакоте, сколотив достаточную сумму, чтобы на нее жить. Так что план наш был, можно сказать, уже в действии. Оформился он еще не окончательно, но все же вполне достаточно обрисовался, чтобы мы могли более-менее знать, что произойдет, когда мы наконец исчезнем.
– И тут вдруг в нашей жизни снова появляетесь вы, – улыбнулась Камилла.
– И мы понимаем, что должны переходить к действиям, – продолжил Калеб, оживляясь все больше и больше. – У нас не было в планах, что вы оба вернетесь, но тут мы поняли, что это знак свыше и что нам надо немедленно запустить маховик действий. Ведь теперь, если мы куда-то денемся, останетесь вы – и вы обнаружите наше исчезновение. И тогда это событие будет иметь еще бо́льшую значимость. И если мы всё сделали правильно, то вы наверняка станете нас искать – и то, какой резонанс вызовет после нас наша кончина, добавит нашему творению вящей глубины.
– А что там была за кровь? – полюбопытствовал Бастер. – Полицейские и в самом деле решили, что вы погибли.
Камилла даже закатила глаза.
– Это ваш отец придумал, уже в последнюю минуту.
– Бонни приехала из Северной Дакоты нас забрать, и, когда нам надо было уже ехать, мне пришла идея сымитировать следы разбоя, оставить признаки борьбы. Поэтому я взял нож и себя порезал. Даже не представлял, что так много будет крови.
– О боже! – всплеснула руками Камилла, с улыбкой вспоминая то событие. – Это был сущий кошмар! Казалось, ваш отец сейчас умрет от потери крови. Бонни пришлось остановиться у аптечной лавки и купить «аптечку первой помощи». Мы застелили заднее сиденье газетами, чтоб Калеб не залил кровью всю обивку. Это было ужасно!
– А ведь сработало, а? – весело сказал он жене.
Камилла усмехнулась.
– Да. У тебя всегда была слабость к ярким жестам.
Глядя на своих родителей, по-прежнему влюбленных друг в друга, восхищающихся сейчас великолепием и блеском дела рук своих, Анни с Бастером почувствовали, как их позиция силы потихоньку сдает рубежи.
– А как насчет маминой живописи? – вспомнила Анни. – С ней-то как?
Калеб сразу помрачнел, Камилла отвела взгляд в сторону.
– Да, это… С вашей стороны все было сыграно отлично. Когда столько лет сам являешься источником волнений, наверное, забываешь, каково это – когда тебя настигает хаос. Вообще, это был не самый приятный опыт. Вы же нас чуть не засыпали!
– Вот и славно было бы, – вставила Анни.
– Поначалу ваша мать решила сказать мне, будто это всего лишь мистификация – нечто такое, что вы сами тут на пару нафантазировали. Мне ужасно хотелось сходить на это открытие, чтобы увидеть все своими глазами, но я понял, что окажусь там «под колпаком». И вместо этого я навестил ее коттеджик, когда ее не было дома, и обнаружил еще много этих… – Лицо у Калеба сделалось цвета слоновой кости, он задрожал так, словно ему под ногти загнали иголки. – Этих художеств.