– А Люси в тебя влюблена, – словно невзначай сказала она Анни, которая, на пару с Джейком поедая крендельки в шоколаде, смотрела вместе с ним мультики про пришельцев, участвующих в соревнованиях по скейтборду.
– С чего ты так решила? – спросила Анни.
– Могу объяснить. К тебе она исключительно внимательна.
– Да она вроде ко всем внимательна. Ей вообще это присуще, – возразила Анни.
Но Изабель торжествующе улыбнулась, как будто сумела расшифровать код, придуманный взрослыми, дабы держать ее в неведении относительно отдельных, чрезвычайно важных вещей.
– И все же к тебе она очень и очень, ну просто сверхвнимательна, – уверила ее Изабель.
– А если вы поженитесь, – высказался Джейк с набитым крендельками ртом, – вам надо будет завести четверых детей и назвать их в нашу честь.
Анни стояла перед письменным столом мистера Марбери, отца одержимых детей, разглядывая бесчисленные эскизы странных архитектурных изысков, казалось бы, никак не друживших с элементарными законами физики. Некогда мистер Марбери был выдающимся архитектором и даже спроектировал этот самый дом, где жило его семейство, – но теперь он бесконечные часы просиживал в своем кабинете, изобретая конструкции, способные существовать разве что в его воображении.
Наконец в кабинет вошли мистер Марбери с женой. Дверь за ними со стуком закрылась, Анни вся напряглась и быстро отшатнулась от стола с бумагами.
– Прошу вас, садитесь, мисс Уэлльс, – велел он Анни, и она тут же подчинилась.
Единственный раз, когда ей довелось быть в этой комнате, – это когда она приходила на собеседование по поводу будущей должности. На лице у мистера Марбери застыло то же выражение, что и тогда, – эта мина брезгливости от того, что ему приходится разбираться со столь неподобающей для него ситуацией, и самодовольной уверенности, что, даже несмотря на всю безыскусность поручаемой работы, Анни этого места все равно недостойна. Миссис Марбери, молчаливая как всегда, просто стояла рядом с мужем.
– Мы более не нуждаемся в ваших услугах, – сообщил он Анни.
– Но почему?
– Думаю, вы догадываетесь сами. В последние месяцы слишком уж много случалось определенных инцидентов, и вы оказались совершенно не способны ограничить у наших детей опасные импульсы.
– Я считаю, вы несправедливы, – ответила Анни.
– Едва ли это как-то отразится на моем решении.
– А как же дети?
– Мы получили для них места в клинике в штате Аляска, специализирующейся как раз на таких редких случаях. Дети там будут разделены, что исключит возможность проявления у них коллективной истерии, и будут лечиться современными научными методами, явно лежащими за пределами вашей компетенции.
– Но ведь они же дети! – с чувством произнесла Анни, словно мистер Марбери имел оплошность об этом забыть. – Это же ваши дети.
– То, что они дети, еще не гарантирует им всех благ семейного очага, мисс Уэлльс, – заявил он. – Если люди не способны существовать в пределах, созданных для них норм поведения, они теряют возможность претендовать на звание сына или дочери.
Анни почувствовала, как внутри ее разливается нестерпимый жар, как сердце генерирует в ней взрыв столь небывалой мощи, что она, кажется, вот-вот треснет по швам и весь дом наполнит яростью. И Анни, которая обычно остерегалась насыщать свою игру собственной личной историей, просто стала действовать исходя из того, что в данный момент перед ней имелось. А были перед ней эти родители, абсолютно уверенные в своей непогрешимости, напуганные незаурядными способностями собственных детей и стремящиеся во что бы то ни стало уничтожить любое проявление случившегося в их жизни диссонанса. Это были вовсе не ее родители, и у нее не было ни малейшего желания лепить эту неубедительную ложь. Перед ней стояли всего лишь люди, такие как есть, – и эти люди заслуживали наказания.
Она сжала кулаки, вонзившись ногтями в кожу, и набросилась на мистера Марбери, сильными неистовыми ударами сбив его на пол. Она молотила его до потери сознания, а потом, бросив мистера Марбери без чувств, с непроизвольно, точно в судороге, вздрагивающими ногами, Анни выбежала из кабинета. Миссис Марбери осталась оторопело стоять, словно приросшая к полу, не в состоянии сделать и шаг к своему поверженному супругу.
Люси скомандовала: «Снято!» – и Анни тут же помчалась обратно в кабинет проведать Стивена, игравшего мистера Марбери.
– Я тебя не очень сильно побила? – спросила она, и Стивен, пошатываясь, поднялся на ноги.
– В самый раз, – усмехнулся он. – Но много дублей мне не выдержать.
Люси, пристально глядя на Анни, вся засветилась:
– Просто идеально! Именно этого мне от тебя и требовалось.
Анни отвернула голову в сторону гримерки, избегая встречаться с Люси взглядом. Потом, сжимая и разжимая кулаки, она прошла мимо съемочной группы, изумляясь, с какой легкостью новая роль способна накликать в ее жизнь новую катастрофу.
Вечером Анни позвонила Бастеру.
– Ну, как там наш кинобизнес? – спросил брат.
Анни ответила, что все отлично и она настолько погрузилась в материал, что в съемках всецело опирается на интуицию, уже на подсознательном уровне владея происходящим.
– А как твой роман? – поинтересовалась она в ответ.
Бастер сообщил, что отправил книгу своему агенту, который был немало шокирован, узнав, что Бастер Фэнг не просто еще жив, но и по-прежнему пишет.
– Он считает, книга может иметь большой успех, – поделился Бастер с сестрой, и в голосе брата она различила нескрываемое волнение, желание показать ей, что у него все отлично, что им обоим удалось наконец выбраться на обратную, светлую сторону своих несчастий и неудач.
– Думаю, он прав, – согласилась Анни.
– А Сюзанна только что продала свой рассказ в «Missouri Review». Собирается их письмо с одобрением рукописи повесить в рамочке.
Анни была поражена, что Бастер, всегда самый слабый и уязвимый среди Фэнгов, сумел так прочно встать на ноги, что обскакал даже ее. Она привыкла всегда о нем заботиться, оберегать его от самых злобных проявлений хаоса, – и вот теперь он счастлив и влюблен, а она словно застыла в мертвой точке, все еще пытаясь раскрыть для себя загадки ее же собственного тела.
– Можно я кое о чем тебя спрошу? – произнесла Анни, заранее зная, что Бастер готов ответить на любой ее вопрос. – Как думаешь, ты верное решение принял насчет Сюзанны?
– По-моему, довольно странно задавать мне такой вопрос, – удивился брат.
– Я хочу сказать, тебе не кажется, что это какая-то совершенно безбашенная поспешность? Потому что ты ее очень мало знаешь. И потому что ты тот, кто ты есть. Да и просто из-за всего, что было до этого?
– Мне показалось, съехаться с Сюзанной – удачная мысль, хотя меня это поначалу ужасно пугало. По-моему, я всегда в жизни делал то, что было не самыми удачными идеями, и всегда это заканчивалось так, как и следовало ожидать. Наверное, это у меня из-за мамы с папой. Со своим творчеством они ставили нас в такие ситуации, которые заведомо были для нас ужасны. В этом-то все и дело. Они нас научили не раздумывая внедряться в любой безумный замысел, независимо от того, хочешь ты этого или нет.
– Ты хочешь сказать, что, независимо от того, хорошая идея или плохая, ты все равно испытываешь страх в момент ее осуществления? Разница лишь в том, что за этим последует?
– Пожалуй, так, – согласился Бастер, – хотя я и сам толком не знаю, что имею в виду. Я только что написал роман, в котором дети обломком кочерги друг друга загоняют в кому. У меня, наверное, просто нездоровые задатки.
– Мне кажется, Люси в меня влюблена, – неожиданно сказала Анни.
– Я заметил, – ответил Бастер, после чего на несколько мгновений умолк. – Так ты поэтому спросила меня насчет Сюзанны? Говоря научным языком, ты заинтересована в возможности успешного практического исследования на материале любовного романа одного из представителей семейства Фэнг?
– Пожалуй.
– Ты лесбиянка? – напрямик спросил Бастер.
– Возможно. Пока не знаю.
Ей вспомнилось, что свой опыт с Миндой Лоутон она некогда охарактеризовала как безоговорочное зло, включая и собственное согласие остаться с другой женщиной. Впрочем, Минда и не казалась ей достойным кандидатом для лесбийского эксперимента, будучи для образца исследования уж слишком склонной к психопатии.
– Мне кажется, тебе лучше определиться с этим до того, как у тебя случится секс с твоим режиссером.
– Возможно. Не знаю…
– Вообще, она и правда классная, – признал Бастер. – И к тому же симпатичная.
– И что, по-твоему, мне делать? – спросила она брата.
– Знаешь, что бы там ни было, я думаю, тебе все равно будет страшно, когда это случится. Но пусть тебя это не останавливает.
Вокруг царил леденящий холод, ветер играл хлопьями снега. Анни и четверо детей стояли у себя в трейлере перед обогревателем, прижавшись друг к другу поплотнее, чтобы согреться, и готовясь к своему финальному, отчаянному выходу.
– Ты мне правда очень нравишься, Анни, – сказал Джейк. – Жаль, что съемки почти уже закончились. Мне придется опять вернуться в школу, а с нашими учителями не будет так классно, как с тобой.
У Изабель тут же покатились слезы, и Анни погладила ее по волосам.
– Ну, мы пока что и не закончили, – напомнила она. – Нас ждет еще одна сцена – и это будет нечто потрясающее!
Прислушавшись к ее словам, Изабель утерла слезы.
– Да, – кивнула она, – это будет просто круто.
Поскольку в силу своего скромного бюджета они не имели возможности по-настоящему спалить дом, Люси вместе с оператором-постановщиком, художником по декорациям, а также специалистами по спецэффектам решили, что они просто-напросто соорудят огромнейший костер, отгородив действие полосой густого леса. Тем самым последние кадры – где Анни решительно шагает по шоссе, таща за собой как на буксире детей, – позволят создать впечатление гигантского пожара, уничтожающего все, что герои, уходя, оставляют позади.