Очень умной Рада себя не считала и особо проницательной тоже, но не надо было большого ума, чтобы понять, что произошло. Милену и Дмитрия Васильевича поссорила мерзкая некрасивая девка, которая заслужила свою смерть.
Хорошо, что ее уже нет и она больше никому не принесет несчастье.
Утром Сосновский Егора развеселил. Пытался продемонстрировать независимость, как будто он ему, Егору, ровня. Идиот! Такие, как Егор, всегда будут хозяевами, а такие, как Сенька, подчиненными. Обслугой.
Это были реалии жизни, и они Егору очень нравились.
И все-таки какая-то неясная мысль настроение портила. Показалось, что с уходом Сосновского положение Егора пошатнется, как будто он на самом деле от Сеньки зависел.
Чушь лезет в голову. Надо найти себе толковых заместителей, только и всего.
Егор отъехал вместе с креслом от компьютера, вытянул ноги. За окном на голубом небе, как нарисованное, застыло круглое белое облачко.
Захотелось к морю, в хороший отель. Чтобы не смотреть с тоской на часы, дожидаясь, когда закончится нудный рабочий день. Чтобы войти под сильные упругие волны, а потом посидеть в каком-нибудь баре, потягивая вино.
А потом подняться в номер, обнять лежащую рядом женщину.
Егор рывком поднялся и прошелся по кабинету.
Обнять хотелось только одну женщину. Ксану.
До конца рабочего дня было еще больше часа, но он, подхватив портфель с детскими игрушками, запер кабинет. Улыбнулся на прощанье секретаршам и отчетливо понял, что ненавидит свою работу. Ненавидит ежедневную скуку, разговоры о технике и планах и даже улыбающихся секретарш.
К лифтам он не пошел, сбежал вниз по лестнице, уселся в машину, бросил портфель на соседнее место.
Работу нужно менять. Он с ума спятит, каждый день сидя в опостылевшем кабинете.
Егор положил руки на руль, тронул машину.
Лучше всего податься в политику. Нужно аккуратно поговорить с тестем, Петр Иванович что-нибудь придумает.
Охранник в будке у шлагбаума помахал ему рукой, Егор помахал в ответ.
До дома он доехал относительно быстро. Пару раз постоял у светофоров, но недолго. Проехал шлагбаум у дома, в подземный гараж спускаться не стал, оставил машину недалеко от подъезда. Парковочных мест во дворе было мало, сегодня ему повезло.
О том, что он забыл портфель с игрушками, вспомнил уже в лифте. Чертыхнулся, вновь вернулся к машине. Схватил портфель, захлопнул дверь. Портфель пополз из рук, Егор попытался его перехватить, но лишь случайно дернул за замок. Из портфеля посыпалось содержимое. Целлофановый пакет со стуком упал на асфальт, раскрылся. На одной из целлофановых ручек наполовину накрытый игрушечным грузовичком лежал пистолет.
Он знал за собой такую особенность – впадать в ступор в случае опасности.
Сейчас он, наверное, с минуту тупо стоял, глядя под ноги на черный металл оружия.
Прохожие через их двор шли редко, их дом не пятиэтажка где-нибудь в Чертанове. Двор и сейчас был пуст.
Егор заставил себя оглядеться, поднял пакет, быстро засунув в него и пистолет, и грузовичок, прижал к груди. Еще раз наклонился, поднял валявшийся рядом портфель.
Он представления не имел, где в их дворе мусорные баки.
Егор шагнул к машине, почти упал на сиденье, прижимая к себе пакет. Портфель швырнул на сиденье рядом.
Он возил в машине пакет с игрушками с выходных. Когда в него попало оружие?
Машину отвозили в автосервис. Черт…
Он заставил себя не гадать, мог ли кто-то из слесарей видеть пистолет.
Ему показалось, что его жизнь больше не зависит от него. Что ею управляет кто-то со стороны, беспощадный, страшный.
Егор тронул машину, снова проехал под шлагбаумом.
Мусорные баки он увидел минут через пять. Вытряхнул из пакета игрушки, завернул в него пистолет. Стараясь не суетиться, вышел из машины и выбросил оружие в зеленый контейнер.
Мимо шли равнодушные прохожие, проезжали машины.
Игрушки Егор сложил в портфель. Посидел немного и поехал домой.
От страха его тошнило.
До вечера Арсений досидел с трудом. Делать ему в этом здании больше было нечего, еще утром он нашел в интернете бесплатную библиотеку, принялся читать старую фантастику, потом переключился на боевички. Чтение не увлекало, и он, в который раз посмотрев на часы, решил больше себя не мучить.
Кокорина он увидел, трогая машину. Егор шел, прижимая к себе портфель, смотрел под ноги, как будто выискивал камешек, который можно пнуть ногой. Была у старого приятеля такая привычка, пинать встречающиеся на дороге камни. Впрочем, в последние годы Арсений за директором этой слабости не замечал. Егор держался солидно.
Арсений проехал мимо будки с охранником, свернул направо, остановил машину. Дождался, когда директор проедет мимо, и тронулся следом.
Все это было отвратительно. «Я тебя не узнаю», – грустно сказала бы Лера. Надо было повернуть к дому, но его словно кто-то тянул за другом, который стал врагом.
Егор миновал шлагбаум у дома. Арсений остановил машину, вышел, хлопнув дверью. Когда дошел до дома Егора, не увидел ни врага, ни его машины. Постоял у угла дома, повернул назад. Сделав пару шагов, обернулся. Егор выбежал из подъезда, в несколько шагов оказался около машины, которую Арсений сразу не заметил.
На дальнейшее Арсений смотрел с отвращением. И непонятно было, кто ему отвратительнее, Егор или он сам.
Кокорин застыл над выпавшим из портфеля пакетом. Егор стоял, не шевелясь, но Арсений чувствовал, что друга бьет от ужаса.
Он должен был радоваться этой картине, а было противно. Арсений повернулся, дошел до машины, посидел, положив руки на руль. Машина Егора появилась через несколько минут, и он поехал следом.
Потом он вовремя достал телефон, заснял на видео, как Егор бросает в мусорный бак нечто, завернутое в целлофановый пакет.
Он должен был испытывать удовлетворение, но не испытывал.
Когда Егор уехал, Арсений, держа телефон в правой руке, подошел к мусорке.
Мимо прошла компания молодых людей, не обратив на него никакого внимания.
Бак был полон. Арсений потянул к себе ближайший целлофановый сверток, заглянул в него. Он не ошибся, это был пакет с пистолетом. Стараясь не выпустить пакет из поля зрения видеокамеры, вернулся к машине, запечатлел на видео, что в пакете лежит оружие.
Видео получилось убедительным. Возможно, даже для полиции убедительным.
Убийца избавляется от орудия преступления.
Быстро опять завернул игрушку в пакет, вылез, положил в багажник. Впереди, метрах в двадцати, заметил киоск. Купил бутылку газированной воды и над газоном вылил себе на руки. Две пожилые дамы с отвращением на него посмотрели, проходя мимо.
На игрушке отпечатков Егора может не быть, но на пакете они наверняка есть. Видео должно напугать Егора еще больше, чем пистолет в детских игрушках.
Арсений долго ненавидел своего директора, а сейчас вместо ненависти была только брезгливость. И почему-то даже с некоторой долей жалости.
Домой он ехал долго, терпеливо стоя у светофоров. У последнего поворота миновал две столкнувшиеся машины. Водители вышагивали рядом, добросовестно снимая повреждения на свои телефоны. Повреждения были небольшие, Арсений плюнул бы и отремонтировал за свой счет.
Лера не выбежала его встречать, как обычно, вышла не сразу, прислонилась боком к косяку двери.
– Что-то случилось? – насторожился Арсений.
– Даша опять отправилась на свидание с Мазуровым. С журналистом, я тебе о нем рассказывала.
– Ну и что?
– Сеня, мне ее жалко.
Арсению стало очень жалко себя. Он больше не мог слышать ни о чем, связанном с Таращенко, с Кокориным и всей этой дикой историей.
– Мне за нее страшно.
– Страшно-то почему? – не понял он. – Жалко, это я понимаю. Ты боишься, что парень использует ее в каких-то своих целях. Хотя мне эти цели, честно говоря, непонятны. Я бы предположил самое простое – молодые люди друг другу понравились. Так случается, знаешь ли.
– Ты же понимаешь, что Мазуров не мог влюбиться в Дашку с первого взгляда.
– Не понимаю. Почему он не мог влюбиться в молодую симпатичную девушку? Потому что она не писаная красавица? Так влюбляются не только в писаных красавиц.
Арсений прошел в ванную, включил воду. Мыл руки тщательно, а казалось, что они не отмываются.
– А страшно-то тебе почему? – выключив наконец воду, крикнул жене.
– Потому что ее сестру убили, – тихо ответила Лера.
Оказывается, она стояла рядом с дверью в ванную.
Жена повернулась, пошла в кухню и оттуда позвала:
– Иди! Ужин готов.
Дожидаться, когда дети улягутся, Егор не стал. Сказал Раде, что болит голова, и закрылся в кабинете, растянувшись на диване. Голова действительно болела.
Он не понимал, что происходит. Пытался сосредоточиться, проанализировать последние события, но мысли ускользали, уводили в сторону. На какие-то секунды показалось, что задремал, но провалиться в сон не удалось. Захотелось пройти в соседнюю комнату, сунуть руку в пиджак, подержать Ксанину заколку. Не рискнул.
Голоса домочадцев стихли. Он подумал, что надо наконец встать, принять душ, лечь нормально в постель, но не пошевелился.
– Егор! – тихо позвала Рада, стоя за закрытой дверью.
– Иди сюда! – так же тихо позвал он.
Рассказать ей правду?
Рассказать кому-то хотелось до смерти. Он не умел один справляться с трудностями. Ему было необходимо с кем-то посоветоваться. С кем-то очень близким, который поймет, бросится ему помогать. Сначала это были родители, потом тесть. Потом Ксана.
– Что с тобой? – Рада села рядом, он подвинулся, освобождая ей место.
– Голова болит.
– Давай померяем давление.
– Не хочу.
– У тебя неприятности?
– Все нормально. – Он погладил ее по руке.
– Ужинать будешь?
– Не хочется.
Верхний свет он не зажег, горела только лампа на письменном столе. Лампа была итальянская, очень дорогая. Егор долго любовался ею, когда Рада ее купила.