– Нет-нет,– поспешил успокоить ее Дэмьен.– Просто я столько слышал о них... Что в них такого ужасного?
Она еще какое-то время смотрела на него из-под кустистых бровей. Дэмьен старательно изображал невинную заинтересованность, и в конце концов она поверила.
– Душегубы они,– вздохнув, повторила хозяйка.– Душегубы... Нет... душееды.
– Что?
– Выедают они душу. Поедом. Кто в их поганый храм заходит, тому уж возврата нет. То есть тело-то, бывает, и выживет... порой... А душа – нет ее, улетела, сожрали гады эти...
– Что значит «сожрали»? – терпеливо переспросил Дэмьен.
– Ну вот... вот смотрите, милорд.– Она подалась вперед, пытливо заглядывая ему в лицо болезненно поблескивающими глазами, и Дэмьена внезапно охватило двойственное ощущение: уверенность, что сейчас она вцепится в его предплечье костлявой старушечьей рукой, и воспоминание о мутных глазах тэбергского менестреля. Оба эти чувства были отвратительными.– Смотрите, есть парень хороший... молодой, красивый... ладный... вроде вас... Идет он в эту крепость проклятую, выходит – не скоро выходит... Возвращается к своей матери, переступает порог, и улыбка – прежняя, ясная... А в глазах темно. Пустые глаза. Никакие. Прощай, говорит, мама. Прощай. И улыбается, как прежде...
Она коротко выдохнула, оборвав себя на полуслове, и порывисто откинулась назад. Дэмьен пристально смотрел на нее.
– И что, так всегда? – коротко спросил он.
– Всегда. Свои ли, вейнтгеймские... Чужие ли... Приходят, идут к этой погани. Кто возвращается – пустые. И говорят: прощай, мама. Всегда говорят.
– Что же с ними делают?
Женщина передернула плечами.
– Колдуют, ясное дело. Как же еще душу-то вы– красть можно? А знаете что, милорд, вам я, пожалуй, скажу,– вдруг оживилась она и снова наклонилась к Дэмьену, хотя он предпочел бы, чтобы женщина сохраняла прежнюю дистанцию.– Они воруют души... вешают их связками в своих погребах, как грибы... как коровьи туши... А потом съедают.
– Зачем? – спросил Дэмьен, не зная, смеяться ему или немедленно убираться отсюда.
– Одна душа – десять лет жизни,– пояснила женщина.– Никого не принимают в друиды. Те, что сейчас,– те же, что были триста лет назад.
– Зачем же к ним идут? Если все так, как вы говорите?
– Что я говорю, милорд? Я всего лишь глупая старая женщина,– невозмутимо ответила та и вдруг встала.– Если вы все-таки к ним, то уходите... отсюда. Из города. Пока не поздно.
– Я не...– начал Дэмьен, но она уже ушла, прихлебывая на ходу портвейн и оставив его со звенящими в голове словами: «Уходите отсюда. Из города. Пока не поздно».
Пока не поздно. Уходи, пока не поздно.
Да нет. Давно уже поздно.
Ближе к вечеру, отоспавшись с дороги, Дэмьен вышел в город. Снег перестал, хрупкие горки талого льда поблескивали на темной земле – к утру все растает. Какое-то время Дэмьен просто бродил по узким улицам, непривычно чистым, но так же непривычно темным – должно быть, оттого, что дома здесь строили из черного камня, словно и в самом деле обсидианового. Ближе к центру города прохожих становилось больше, но почти все они были такими же хмурыми и угрюмыми и смотрели темными глазами в темную землю. Пару раз Дэмьен видел приезжих. Они выглядели немного ошарашенными и сбитыми с толку. Дэмьен подумал, что, должно быть, сам выглядит так же.
А город был прекрасен. Спокойный, острый, иссиня-черный, резной, ажурно-тонкий, как аромат корицы. Возможно, в базарные дни эти угловатые, словно изломанные улицы заполняются бойко галдящим народом, но сейчас Вейнтгейм больше напоминал город-призрак, чем столицу округа. Но – вот странно – Дэмьену казалось, что так и должно быть. Что город вейнтгеймских друидов, город, в котором крадут и съедают души, город, в который Гвиндейл послала его то ли умирать, то ли воскресать, может быть только таким. Темным. Холодным. Пустым.
Он бродил по улицам, подняв воротник плаща и сцепив руки за спиной, пока не вышел к причудливой стене, светлым пятном выделявшейся на общем темном фоне. Кладка была очень грубой – создавалось впечатление, что это древний крепостной вал, сохраненный в качестве исторической реликвии. Сам не зная почему, Дэмьен пошел вдоль нее и очень скоро оказался у маленьких арочных ворот со снятыми створками. Не думая, что делает, Дэмьен шагнул в ворота. И оказался на земле вейнтгеймских друидов.
Он понял это сразу. Здесь все было не так, как вне стены: обычная брусчатка – крупная и неровная, громоздкие серые здания, грязные ставни, обшарпанные двери и давно не чищенные сточные канавы вдоль стен домов. Город в городе. Дэмьену на миг показалось, что он вернулся в нормальный мир, ненадолго посетив застывшую стерильную картинку, красивую и мертвую. Но стоило отодрать холст от рамы, как за прослойкой картона обнаружился пучок жесткой пожухлой травы. Давно засохшей – но настоящей, в отличие от величественных мертвых красок на темно-прекрасной картине.
– Вы к нам, сударь?
Дэмьен вздрогнул, резко обернулся. Рядом с ним стоял невысокий плешивый человек в фиолетовой рясе с широкими рукавами, в которых он прятал руки. Капюшон был откинут, и большие влажные глаза монаха доверчиво смотрели на Дэмьена. Охрана? Что за чушь. В арке даже нет ворот. Кто угодно может зайти сюда. Да, а как насчет выйти?..
– Нет,– неожиданно резко ответил Дэмьен.– Я просто... просто смотрел город.
– А, ну да,– улыбнулся монах.
Снова пошел снег; легкие, почти невидимые снежинки посыпались с потемневшего неба. Монах хлопнул ладонью по лысине, смахнул с нее несколько капелек, засмеялся.
– Как рано снег выпал в этом году,– сказал он.
– Да,– отрешенно согласился Дэмьен, рассматривая странные неказистые строения, совсем не похожие на храмы, и невольно вспоминая уродливую обитель Гвиндейл.
– Вы издалека к нам приехали? – поинтересовался монах.
– Да,– так же отстраненно повторил Дэмьен.
– О, я вижу, вы смотрите на наши дома... Нет, это не храмы. Люди всегда спрашивают, но это не храмы, нет, конечно. Служебные здания, жилые помещения тоже, но основная масса дальше. Хотите посмотреть?
– Нет,– с нажимом ответил Дэмьен.– Я... я случайно зашел сюда. Эта стена так выделяется... И ворот нет...
– Ну конечно,– улыбнулся монах.– Вы шли мимо, увидели стену, вы подумали: почему бы не зайти? Ворот ведь нет все равно.
Дэмьен посмотрел на него. Друид улыбался, спокойно глядя немигающими теплыми глазами.
– Вы к нам, сударь,– мягко сказал он.– Вы к нам.
Место, в которое он привел Дэмьена, находилось в глубине друидского квартала, но, в отличие от окружающих грубоватых строений, в самом деле походило на храм. Впрочем, внешне он не отличался от большинства храмов, разбросанных по всему королевству: мощное здание, в меру роскошное, в меру величественное – ровно настолько, чтобы не создавалось ощущение излишнего пафоса. По дороге сюда Дэмьен не видел таких зданий, хотя ему несколько раз встретились изящные памятники высотой в человеческий рост, изображающие людей в монашеских рясах – и мужчин, и женщин. На каждом памятнике была высечена надпись на незнакомом Дэмьену языке – видимо, религиозном диалекте. Возможно, когда-нибудь он тоже станет таким монументом. Хотя, скорее всего, нет. Наверняка нет.
Вход охраняли двое высоких крепких мужчин в коричневых балахонах. Дэмьен заметил рукоятки мечей, выпирающие под рясами. Они не сказали ни слова, только низко поклонились. Монах в фиолетовом не обратил на них внимания, знаком предложив Дэмьену войти. Потом завел его в маленькое помещение, находящееся сразу у входа в храм.
– Пожалуйста, подождите здесь,– сказал он и вышел.
Дэмьен осмотрелся. Стол с чернильницей, стул, изогнутая ветка омелы на стене, крупная решетка на оконном стекле и снег, редко и мягко бьющийся в это стекло.
«Что я здесь делаю?!» – внезапно, словно очнувшись, подумал он. В памяти некстати всплыла гермафродитная хозяйка «Черной цапли», пугающая его местными суевериями. Почему-то представились окровавленные связки изуродованных трупов, штабелями висящие на мясницких крюках в погребе глубоко под землей... может статься, прямо под его ногами. Потом он отмахнулся от этой мысли. Что за вздор? Они никого не убивают.
Мы убиваем себя сами.
– Так надо,– произнес негромкий молодой голос от двери.– Так лучше для всех.
– Что? – вскинул голову Дэмьен.
Монах, стоящий в дверях, кивнул куда-то за его спину:
– Решетка. Вы ведь смотрели на нее? Это предосторожность от грабителей. Многие злоупотребляют свободным входом на нашу территорию. Пусть она вас не смущает. Вы можете уйти, когда захотите.
– В самом деле?
– Все могут уйти, когда захотят,– спокойно подтвердил монах.
– Зачем я здесь? – вдруг спросил Дэмьен, больше себя, чем его.
– Потому что вам это необходимо.
– Откуда вы знаете, что мне необходимо?
– Вас привел Привратник,– ответил тот и улыбнулся.– Он никогда не ошибается.
Дэмьен почувствовал холодок, воровато пробежавший по спине, и вздрогнул. Так, значит, вот какую роль исполняет человек, приведший его сюда... Привратник. Просто – Привратник. Было в этом что-то зловещее... Нет, не зловещее. Что-то определяющее, полное, исчерпывающее. Что-то похожее на ответы Серого Оракула.
– Как ваше имя? – спросил друид, закрывая дверь.
От его тона веяло скучной, заунывной официальностью. Дэмьен так поразился этой интонации, что ответил сразу:
– Дэмьен.
– И все?
– И все.
– Вы не знали своих родителей?
– Знал.
– Простите за бестактность, но я должен все это записать,– извиняющимся тоном объяснил друид, отодвигая стул и усаживаясь на него. Он извлек из ящика лист бумаги и пачку перьев, вытащил одно, проверил кончик, обмакнул в чернильницу.– Дэмьен... Вы отказались носить имя вашего отца? Мне так записать?
– Пишите,– внезапно с досадой сдался Дэмьен.
– М-м...– Монах заскрежетал пером о бумагу.– Возраст?
– Тридцать один.
– Жена, дети?..