— Лор, ты бы лег, — окликнул меня Гаррет, и его голос дошел до меня как сквозь толстое одеяло. — На тебя же глядеть тошно — живого места нет.
— Нет, — огрызнулся я… попытался, потому что язык не желал ворочаться.
— Расслабься, прим, я же не та паскуда, что во сне глотку перегрызет.
К сожалению, я осознавал: борьбу с беспамятством проигрываю.
— Тронешь Летэ — я тебя в лохмотья медленно порву, прежде чем ты сдохнешь. Из покойников даже восстану и убью.
— Да сдалась мне твоя баба, не тварь же я распоследняя — чужую истинную тронуть. И рановато ты в покойники собрался, Лор.
Глава 27
Разбудил меня навязчивый запах дыма и жареного мяса, но вот резко глаза заставил распахнуть тихий смех моей пары, закончившийся болезненным ойканьем.
— Прекрати это, Гаррет, — ткнула Летэ в моего бейлифа пальцем, прижимая ладонь левой руки к боку. — Мне же больно смеяться, балбесина ты такая!
— Да что я такого сказал-то смешного? — выпендривался этот кандидат на жесткий мордобой перед ней, выплясывая перед костром какого-то беса в одних штанах. То грудь выпятит, придурок, то мышцы напряжет, поджаривая мясо, которое, между прочим, добыл я.
Я еще даже не шевельнулся, щурясь от яркого солнца, что пронизывало растрепанные волосы Летэ, сиявшие краснотой, демонстрируя, что ее первоначальный цвет волос почти восстановился, а она повернула ко мне лицо, будто притянутая моим взглядом. Улыбка, адресованная другому, стала угасать и почти сошла на нет, но вдруг вспыхнула снова, переродившись каким-то непостижимым образом, что стало понятно: это только мне, для меня. «Лор», — произнесла она одними губами, но я услышал, даже нет, ощутил всей воображаемой новой кожей своей души это как касание тепла, как интимную ласку, и нутро сжалось и затрепетало, пугая и словно подбрасывая над землей, лишая меня опоры интенсивностью этих чувств. Исчез Гаррет, трещавший что-то, пропало солнце, река, воздух, небо, весь мир с его проблемами, угрозами, тяжким прошлым и мрачным будущим, осталась только она, моя истинная, и отчего-то я точно знал, что происходящее сейчас обоюдно.
— О, прим проснулся-таки! — испохабил момент Гаррет, хотя кто знает, может, наоборот, спас меня, потому что состоянию, что пережил только что, у меня не было названия, как и уверенности: испытай такое однажды — и не будешь уже знать, как существовать без такого дальше. — Готов перекусить?
Зыркнув в его прямо-таки пышущую здоровьем смазливую рожу, я представил, каким потрепанным и измордованным сейчас, должно быть, выгляжу, и настроение стало хуже некуда.
— Не хочу я есть, — огрызнулся, мазнув глазами по Летэ. — Пойду отолью, а вы готовьтесь выходить уже.
Шел и злился. Злился, сам не пойму почему. Да хрен там, не знаю! Еще как знаю. Это опять память подванивать стала, напоминая о неделях удушливой ревности и извечном вкусе желчи во рту от мыслей, может ли Летэ хотеть кого-то…
— Лор! — окликнула меня причина моего дурного настроя, едва зашел под деревья. — Ну ты и несешься, еле поспеваю за тобой.
— Привыкай, нам плестись как-то не с руки, — буркнул через плечо, облегчаясь.
— Бесишься? — прямо спросила она.
Я оскалился, скрипнул зубами, пару раз сглотнул и ответил честно:
— Еще как.
— Напрасно.
И все. Развернулась и ушла, а меня вот так раз — и внезапно попустило.
Умывшись и вернувшись, я застал ее уплетающей мясо, в то время как мой бейлиф собирал барахло. Все так же без рубашки. Кобелина. Молча Летэ кивнула мне на место рядом с собой и сунула палочку с поджаренными кусочками.
— Куда поведешь нас? — спросила бывшая Зрящая, глядя пристально, как я принялся покорно набивать брюхо едой, от которой только что отказался, будто обиженная девка.
Я глянул на гревшего уши Гаррета и поднял вопросительно бровь, но он замотал головой, давая понять, что ни о чем не проболтался моей паре, оставив «веселую» обязанность преподносить поганые вести исключительно мне.
— Кое-что поменялось, дорогая, — со вздохом начал я. — Нам теперь прямого хода нет к… — я еще покосился на бейлифа, не уверенный пока, что тому стоит знать все, — к твоей цели.
— Почему?
Потому что ты, любимая, чересчур болтливая бестолочь. Потому что язык всегда лучше держать за зубами, умница ты моя сильно пронырливая и сообразительная. Потому что и мертвому врагу нельзя вываливать свои планы о том, как расхреначишь все его гадкие замыслы, как бы ни хотелось позлорадствовать, иначе он вот возьмет и тебе назло восстанет из мертвых… Но ничего из этого я вслух не скажу, потому что только полный кретин, намеренный член на ближайшие годы узлом завязать, ляпнет такое своей женщине.
— Между землями двуликих и людьми теперь война. Расскажи ей все! — коварно перекинул я все на Гаррета. Вот теперь пусть плохой-плохой гонец Гаррет вызывает на себя гнев моей пары, а я, хороший-хороший Лор, стану тем, кто утешит, ни за что не осудит, вот ни единым словечком и взглядом, и будет сил не жалеючи искать выход вместе с ней.
— Что?! Он жив?! — взвилась и заорала Летэ, когда мой бейлиф дошел до новости о чудесном для нас воскрешении Первого. — Что городишь? Быть того не может!
И даже кулаки сжала, словно готова была врезать ему от души. Так тебе и надо, выпендрежник. Нечего было перед моей женщиной голым торсом сверкать без синяков, когда я сам сейчас весь живописный.
— Лор, что же нам делать? — обратилась моя пара ко мне, взглянув с отчаянием.
Да, вот так и надо. Взирай на меня одного, будто я солнце твоего мира и во мне решение всех твоих проблем.
— Первым делом мы пойдем и найдем себе мага-отступника, детка, — ответил, ухмыляясь самодовольно про себя. — Есть у меня с давних времен один на примете.
— Ты нашел мага-отступника? И никому не сообщил? — изумилась Летэ.
Нет, представь себе. Мне-то он сначала был нужен для совсем не благих, сугубо эгоистичных целей, чтобы поводочек от твоего ошейника в свои лапы заграбастать, так что сдавать его Страже было не с руки. Ну а потом… потом мне стало глубоко насрать на всех магов, хоть с какой они стороны, Стражу и тебя. Ладно, теперь-то понятно, что невозможно сделать то, что невозможно в принципе, то есть перестать чувствовать к своей истинной хоть что-то.
— Не сообщил. Я тогда уже был не на службе, — не моргнув глазом, соврал я. — Так что не обязан.
— Сколько лет ты знаешь о нем?
Десять уже как. И что за допрос?
— Несколько.
— А когда видел в последний раз? — прищурилась бывшая Зрящая. Подозреваешь меня в чем-то, дорогая? Правильно, твое чутье тут работает безупречно.
— Эм… ну примерно тогда же, — уклончиво пробурчал я.
— А с чего взял, что мы сможем найти его? Их же постоянно выслеживают, и оставаться на одном месте такому магу опасно. И вообще, почему думаешь, что он нам помогать станет? И, собственно, чем? — Летэ и тысяча ее вопросов. — Спалит на месте — и весь разговор. Какие у тебя гарантии?
Например, такие, что именно я нашел ему укромный уголок для существования — безбедного, спокойного и далеко не голодного — в пограничье между двумя стаями двуликих, и он мне по гроб жизни этим обязан и будет полным идиотом, если взял и ушел оттуда. Ах, да, еще мелочь. Я взял с него клятву на его же крови, что мне он вреда никогда не причинит и сделает что скажу и когда скажу за то, что как раз я никогда и никому не скажу, где он прячется.
— На данном этапе тебе достаточно знать, что они у меня есть, — отрезал, закрывая щекотливую тему. Вряд ли Летэ, даже сейчас, годы спустя, и в ситуации, изменившейся между нами так разительно, воспримет благосклонно новость, что когда-то я твердо был намерен сотворить из нее свою марионетку. И не просто был намерен, а предпринял для этого достаточно много усилий. Я бы вот взбесился.
— Хорошо, — смирилась моя пара, перестав сверлить во мне дыры подозрительным взглядом.
«Хорошо» женщины вовсе не значит, что тема закрыта насовсем, «хорошо» моей бесовой бабы вообще как-то напрягает. Но на данный момент оставим все как есть.
— Мы готовы выходить, — сообщил Гаррет, а я, почесывая начавший зарастать подбородок, размышлял, стоит ли его брать с собой.
— Я всяко пригожусь, — предугадав ход моих мыслей, негромко поклянчил бейлиф.
— Оно тебе надо? — прямо спросил я. — Тут такое назревает, что шкуры можно враз лишиться.
— А меня семеро по лавкам не ждут, некому о моей шкуре поплакать, — пожал парень плечами и ухмыльнулся ехидно: — Да и куда я без тебя, прим? Привык уже: куда ты, туда и я, отец родной.
— Ну пойдем тогда… сынуля, — фыркнул я и благородно позволил ему понести все три наших торбы.
Летэ наблюдала за нами молча и, похоже, начала погружаться в свои мысли, немного мрачнея.
Само собой, идти быстро нам не светило, хоть моя истинная и старалась, мужественно сжимая зубы и упорно переставляя ноги, но очень скоро на ее лбу выступила испарина, а и без того белая, расцвеченная синяками кожа стала сероватой.
— Лор! — тихо позвал меня Гаррет. — Она скоро упадет.
А то я и сам не вижу. Я бы давно ее понес, вот только и так вчера довыделывался, и мои ребра все еще отзывались резким ожогом изнутри на каждый вдох. Так что возьми я Летэ на руки — и рухну и сам через некоторое время. А идти нужно как можно быстрее и дальше — наша общая со зверем интуиция об этом уже дыру в затылке проклевала.
— Давай я понесу ее, — едва слышно предложил бейлиф, и я с шумом вдохнул.
Чужие мужские руки на теле моей пары. Снова. Опять. По хрен, ради чего. Чужие руки на ней.
Разум велел согласиться. Это же всего лишь обстоятельства, так нужно, ничего такого… А нутро узлом свернуло и раскаленными углями присыпало. Не могу я… Не стерплю… Не выдержу… Все равно почему… Только не опять…
Летэ споткнулась, зашипев сквозь зубы, и тяжело оперлась на мое плечо. Очевидно, ей было уже настолько паршиво, что она и не слышала шепота Гаррета.
Повернувшись к бейлифу, я скривился, силясь удержать так и задиравшуюся в оскале верхнюю губу. Кивнул ему, дергая подбородком в сторону Летэ, и схватился за ремни сумок на его плече, с силой их сдергивая.