А я больше не удивляюсь. Просто соглашаюсь:
— Можно, — и тоже возвращаюсь за стол, надеясь хоть как-то закончить работу. Ну и задался сегодня денек!
Он продолжается не менее насыщенно и вечером, когда я узнаю о планах Ярослава и важном, уже решенном им деле.
Завершив работу где-то через час, мы выходим из офиса и садимся в машину, чтобы сначала приехать к тихому с виду человеку, покрытому тайной и татуировками, и подобрать мне пистолет. А потом уехать за городскую черту в охраняемое поместье Павла Корнеева, где есть тир, и где нас уже ждет Данил Егорович.
— Ты сейчас серьезно, Борзов? — взглядываю я на мужа, когда мы возвращаемся из незнакомого дома и едем по трассе. Я сижу на переднее сиденье, как обещала, но между нами вновь неясно натянулась дистанция, словно день смог отрезвить обоих.
— Серьезнее некуда. Пришлось согласиться с дедом, что это необходимость, хотя я бы предпочел сам свернуть Боссу шею и обо всем забыть. Занимайся своим дизайном, раз тебе так нравится.
— Ты знаешь, что это невозможно.
— Знаю. Поэтому дед и научит тебя, как с этой штукой обращаться, лучше меня. Он хороший учитель.
— Я все равно не смогу никого убить.
— И не нужно. Ты просто выиграешь время, если будет необходимость. Я сделаю все остальное.
— С ума сойти, — горько изумляюсь я, глядя перед собой на свет фар, который разрезает дорогу так же неизбежно, как мы мчимся к своему будущему. — Я сама видела этих людей, я знаю, на что они способны, и все равно не верю, что мы говорим об этом всерьез.
Ярослав не отвечает, давая мне время все осознать, и только через пару минут спрашивает:
— Что сказал человек твоего отца?
— Он глубокий старик девяносто лет, но ум острый, как бритва. Я глазам не поверила, когда его увидела. Не удивительно, что никто и подумать не может, кто хранит секреты семьи. Он столько и обо всех знает. Нам предстоит еще много встреч, но если коротко, то самый опасный из троицы…
— Дай сам догадаюсь, — прерывает меня Ярослав, — худой тип? Вормиев?
— Да, он, — подтверждаю я его догадку. — И самый непредсказуемый. К нему не подкопаешься, хотя я чувствую, что у него холка вздыблена. Можешь считать это моей интуицией, но именно Вормиев метит на место Босса. Если бы он в тот день не был уверен, что отец умрет, и что его друзья-пешки смогут с тобой договориться — он бы выжидал дальше. Но его подвел страх упустить ситуацию из рук и жадность, именно поэтому он оказался за столом в «Утином кряже». Он как гриф-падальщик, которого выгнал на охоту голод. Но хищник все еще жив, и теперь знает, кто способен нанести ему смертельный удар.
— Его подвела ты, — мрачно выдыхает Ярослав. — И я тому свидетель.
— Возможно. Не такой уж он и непредсказуемый, как думает.
— Черт, Марина… Это не шутки! — загорается Борзов, бросив на меня обеспокоенный взгляд. — Надо подумать о твоей охране и немедленно!
— Поверь, — я качаю головой, — пока жив Стальной Босс, им не до меня. А когда придет время, они снова захотят говорить с тобой.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что отцу даже нас с тобой удалось убедить в том, что мы ненавидим друг друга. Что уже говорить о других. Ты постарался, чтобы все в это поверили.
— А ты? — ровно спрашивает Борзов.
И снова я молчу, прежде чем ответить.
— Сначала я думала, что тебе нужно место преемника — ты вполне подходил на эту роль. Потом, что ты позарился на деньги, пока не поняла, что тебе плевать на мое наследство.
— А сейчас?
В машине темно, но наши взгляды все равно на короткий миг сцепляются.
— А сейчас я не знаю, что тебе нужно, Ярослав.
Конечно, я не жду, что он ответит «ты». Такому признанию мы оба не поверим, и оставшуюся часть пути за город едем молча. Однако есть один важный факт, на который не закрыть глаза: мой муж на моей стороне, и это, родившееся между нами доверие, стоит любых признаний и откровений. Остается только удивляться, как отец смог просчитать по шагам вперед, чью сторону выберет Ярослав, когда придет время. Я бы в момент свадьбы не поставила на это и цент.
Мы возвращаемся домой из поместья Корнеева ближе к полночи, в ушах все еще звучит глухой звук выстрелов и слова Данила Егоровича. Руки дрожат он неожиданной встречи со сталью, на которую у меня не хватало сил. Не так-то просто, как это показывают в кино, оказалось обращаться с оружием, и мне предстоят еще множество поездок в дом Стального Босса. Об этом сразу предупредил Борзов, и вряд ли он от меня легко отстанет.
От ужина у мачехи мы отказались, и я радуюсь, что вчера приготовила достаточно еды, чтобы ее хватило и на сегодняшний ужин для всех троих. После него мужчины уходят, каждый в свою спальню, вот только Ярослав выбирает ту, в которой мы ночевали с ним несколько ночей назад. Пока я мою и убираю посуду на кухне, успевает принять душ и лечь в мою постель… В свою постель, если быть точной, показывая окончательно, что между нами все изменилось, и возврата к прошлому не будет.
Что ж, уходить Ярослав не собирается, и я принимаю этот факт, хотя для меня не все так очевидно. Когда я вхожу в спальню, он лежит на подушке с закинутыми за голову руками и смотрит на меня — красивый и сильный молодой мужчина. Больше не незнакомец — я узнала его запах и силу рук, помню жар тела и губы на моих. Я столько раз ловила на себе его взгляд, что успела привыкнуть к его близости. Он больше не чужой мне человек, но и не…
Что «не», Марина? Не много ли ты хочешь от него? От того, кто не по своей воле назвался твоим мужем?.. Не много ли ты ждешь от себя?
Тебя уже любили когда-то давно — сильно, до помешательства. То время романтики прошло, и уже не вернется. Нужно жить настоящим. А сомнениям не будет цены, если сразу обесценить надежды.
Но как же это все жестоко. Под панцирем было легче ничего не чувствовать.
Я включаю напольный светильник со своей стороны кровати и выключаю верхний свет. Сняв свитер и брюки, стягиваю с волос резинку и ухожу в ванную комнату. Здесь тоже ощущается мужское присутствие — появился бритвенный станок, зубная щетка, полотенце… Я до сих пор ничего не стирала Борзову, он вполне справлялся сам, и я с удивлением замечаю, что барабан стиральной машины крутится, запущенный не моей рукой, но и с моими вещами тоже.
Надо же. Мой муж на удивление аккуратен по отношению к себе и дому, это я давно отметила, а теперь, значит, и к своей жене. Сашка был другим, растеряхой и мечтателем. Да и вещей дорогих у нас не было. Но когда ты молод и любишь, когда только учишься жить, мелочи кажутся такими несущественными…
Я принимаю душ, смывая суету прошедшего дня, и подсушиваю феном волосы. Свернув их на плече в легкий жгут, надеваю сорочку и выключаю свет. Когда выхожу из ванной комнаты, Ярослав все так же лежит с закинутыми за голову руками… и спит. Я научилась ощущать его взгляд, а сейчас глаза закрыты. Не удивительно, учитывая, что прошлой ночью он спал всего несколько часов.
Один. Не соврал. Врать Борзов не умеет, да и не привык. Так же, как отчитываться перед кем-то.
Я принесла с работы файл с документами, который мне передал человек отца, и пока остались силы, решаю еще раз все посмотреть — слишком много новой информации, от которой зависит будущее Корнеевых. Сев ближе к лампе, тихо забираюсь на постель с ногами и раскрываю файл. Просматриваю бумаги одна за одной, но проходит совсем немного времени, прежде чем их у меня отбирают.
Отложив все на прикроватную тумбу, Ярослав, привстав, выключает свет, обнимает меня рукой за талию и утаскивает к себе под одеяло. Прижав спиной к своей груди, командует недовольным шепотом на ухо:
— Спи, королева! Тебе нужен отдых. К черту всех!
Но уснуть, когда ладонь Борзова, пробравшись под сорочку, ложится на грудь, а нос дышит в макушку — сложно. Хотя уютно и тепло, этого не отнять.
— Спи, Марина, меня тоже шли к черту, иначе я не дам тебе уснуть до утра.
Не знаю, в какой момент мы просыпаемся. Ночи стали длиннее и холоднее, а утра — темнее. И все же за окном успело посереть, когда я открываю глаза уже лежа одна, повернутая лицом к Ярославу.
Движения его пальцев почти незаметны, рука лежит на подушке у моего плеча… Он перебирает пальцами мои волосы, рассматривая меня в полумраке своей спальни. Придвинув костяшки к плечу, невесомо касается кожи, ведет по голому предплечью вниз… затем от согнутого локтя поднимается к запястью и мягко обхватывает его. Раскрыв большим пальцем мою ладонь, касаясь моих пальцев своими.
Он знает, что я не сплю. Мой пульс мгновенно откликается на эти прикосновения и стучит под его рукой. Дыхание меняется и становится глубже. Ярослав привстает на локте, и снимает с меня сорочку, не отпуская взглядом. Наклонившись к шее, целует над ключицей, спускает голову ниже и накрывает ртом грудь. Обхватив губами ореол, касается языком мягкого после сна соска. Пробуждает его, заставляя напрячься, проводит ладонью по моему животу и спускает ее ниже.
— Не надевай их больше, — просит шепотом, стягивая с бедер бикини. Бесстыдно раскрывая меня, гладит между ног, поцеловав вторую грудь, и поднимает лицо к моему.
— Вообще никогда? — я кладу руку на теплое плечо, ощущая мужа над собой. — И на работу тоже? — выдыхаю в его губы, невольно улыбнувшись, и Ярослав серьезно уточняет — мог бы, рыкнул, но ночь не позволяет:
— Нет, Марина, только в пределах этой спальни.
Я не могу читать его мысли, но легко считываю желание в одновременно жадных и ласковых прикосновениях. Не знаю, что им движет, интерес или инстинкт, но если первую нашу близость я списала на жалость и стресс, то после возвращения из командировки Борзов играет по новым правилам — берет свое, не требуя, но и не давая мне отступить. Не давая забыть, кто я отныне для него.
Жена. Партнер в постели. Нелюбимая, но определенно желанная, иначе что его заставляет целовать мою шею и скулы. Не торопя близость, узнавать и ласкать мое тело, заставляя откликаться и гладить в ответ его широкие плечи. Борзов умеет быть грубым, это я успела узнать.