— Привет, Ярый! Давно не виделись. Считай с весны, как я улетел в Китай.
— Привет, Никита. С возвращением. Да, давно.
— Поздравляю с победой! Хороший был бой, я слежу за тобой — не думай! Игорек не промах, заполучил лучшего бойца!
— Ну, ты тоже ничего. Поговори с Серовым при случае, раз уж вернулся. Вон, Олег вас сведет ближе, — муж кивает на своего тренера, который садится напротив. — Если не передумал.
— Нет, конечно! Договорились. А еще я слышал, ты женился? Поздравляю, Борзов, пора! — улыбается незнакомец. — Говорят, с серьезным человеком породнился? Вот, знаешь, про тебя бы никогда не подумал. Тебя же купить нереально, а тут такая новость!
Мужчина по имени Олег кашляет в кулак, предупреждая весельчака придержать язык, но у того слишком хорошее настроение, чтобы обратить внимание на такое предостережение.
Голос Борзова остается ровным, но заметно проседает:
— Значит, Ник, ты думаешь, меня купили?
— Ну, слухи разные ходят, Яр. Спроси у Дениса, — кивает парень на своего друга, с которым подошел. — Не обижайся. Не мы, так другие скажут. Все равно за спиной болтают.
— И что же болтают?
— Что ты — хитрый сукин сын! — смеется тот. — И сорвал приданое в миллионов десять зелени, женившись на старой деве!
Я напрягаюсь, а Борзов спокойно отвечает, закидывая руку на спинку диванчика за моими плечами.
— Больше. Завидуешь?
— Еще бы! Это правда, что ты ее называешь Мышью и ото всех прячешь? Ярый, подскажи, с кем завести знакомства, чтобы и мне так подфартило? И жена, и никаких претензий по жизни. Вон, девочку себе завел. Кстати, как тебя зовут, милашка? Хорошенькая. Ты хоть знаешь, что он — опасный тип?
Теперь очередь Ярослава напрячься. И, думаю, если бы не мои пальцы под столом, сжавшие его запястье, этот весельчак Никита уже улыбался бы беззубым ртом. Но чего-чего, а только драки тут и не хватало. Хватит нам с Борзовым и отцовского террариума. Поэтому я отвечаю молодому мужчине довольно холодно:
— Знаю. Я — Марина Борзова, та самая богатая старая дева, которая довесок к приданному. И для вас не девочка, молодой человек. А насчет прозвища… Уж лучше быть мышью в теплом доме, чем в этом же доме крысой. Остальное — не ваше дело и не ваш кошелек.
Парень замолкает и бледнеет, а тренер Олег вздыхает, наливая ему из бутылки воду в стакан.
— На вот, Никита, выпей и заткнись. Дурак ты! Я тебя предупреждал.
Тот берет воду и послушно выпивает, следя взглядом за Борзовым. Отставив бокал в сторону, с досадой кусает губы.
— Ч-черт, весь вечер насмарку! А такие планы были. Бить будешь, Ярый?
— Буду.
— Правильно, — соглашается этот Никита, вставая из-за стола. — Тогда выйдем на улицу, что ли…
Мужчины — ужасные создания, и остановить Борзова — все равно, что остановить смерч. Драки избежать не удается, но смотреть на нее я не собираюсь, в отличие от других, и остаюсь пить молочный коктейль с черникой. Смотрю на экзотических рыб в аквариуме, пока мужчины ведут себя, как идио… хм, как не очень умные люди.
— Марин, хватит дуться. Да не убил я его. Так, проучил слегка, — оправдывается Ярослав, когда мы уже, одевшись, садимся в машину, и я пристегиваю себя к креслу ремнем.
— Тебя, Борзов, тоже не мешало бы «проучить» за длинный язык, — замечаю. — Не сам же он это все придумал.
— А я и получил за Мышь. Дал ему разок себя ударить.
— Что-то по тебе не видно, — я в сомнении кошусь на мужа, по которому и не скажешь, что он только что дрался. Впрочем, для него это работа, чему я удивляюсь?
— Так я не виноват, что он мазила. Скользящим попал.
— Думаешь, хватит? Я вот не уверена.
— Думаю, нет. Марин?
— Что?
Ярослав хочет что-то сказать, но вместо этого сжимает рот. Однако и с места не трогается. Просто смотрит на меня, подняв руку на руль. В салоне «Порше» тихо, и пауза ощущается какая-то странная, неловкая. Мы еще о многом не научились говорить. И чтобы облегчить затянувшееся молчание, я прерываю его первой, отводя взгляд на дорогу:
— Давай просто поедем, Ярослав. Я не обижаюсь.
— Обижаешься. Слушай, я не знаю, как сказать…
— Не нужно ничего говорить.
— Нет, думаю нужно. Я хочу, чтобы ты знала. Все эти разговоры ничего не значат. Я больше никого не замечаю, кроме тебя.
И что на такое ответить?
— Ну… я твоя жена. Так, э-м, и должно быть… в идеале.
— Но я-то не идеал, Марина.
— Это правда.
— Ты слишком хороша для меня.
Я поворачиваю голову и вновь смотрю на Борзова. В знакомые глаза, которые сейчас темно-синие и внимательные. И словно ждут моего ответа.
— Только не говори, что из-за такой ерунды собрался меня бросить.
— Что? Черт! Нет, конечно, и не мечтай! Постой, — удивляется он, оставаясь серьезным. — Ты улыбаешься?
Я надеваю шапку, которую все это время держала в руках, и поправляю волосы.
— А что мне остается делать, Борзов? — поднимаю уголки губ. — Меня сегодня обозвали престарелой мымрой. Потом записали в старые девы, а еще в глупенькие любовницы. Я много бегала, не выспалась, дала пощупать свою грудь и в итоге осталась голодной. А тебе за все это даже синяк приличный не поставили! Может мне быть обидно?
— У тебя еще осталась неразбитой вторая лампа.
— Нет уж, спасибо. У меня после тебя неделю ладони болели.
— Как насчет узбекского плова? Я знаю отличный ресторан.
— Звучит замечательно. Там тоже могут быть твои знакомые?
— Могут. — Ярослав заводит машину, трогается с места и выезжает с парковки. Направляя «Порше» к центральному выезду из комплекса, говорит, нисколько не шутя: — Но если будет драка, Марин, обещаю, я дам подбить себе глаз.
Выбранный мужем ресторан оказывается хорошим и популярным местом. Конечно, Борзова узнают, но особо не донимают вниманием, и мы спокойно ужинаем, никуда не торопясь. А вот вернувшись домой, застаем ссору Данила Егоровича с его женой.
Глава 22
На крыльце коттеджа и в прихожей горит свет, и входные двери приоткрыты. Серая «Тойота» во дворе тоже брошена с открытой дверью, и голос Данила Егоровича раздается изнутри дома так громко, что мы с Ярославом, выйдя из «Порше», торопимся на звук. Мне еще никогда не приходилось слышать мужчину таким рассерженным…
— Вон, Анжелка! И на этот раз не возвращайся! Видеть тебя не могу! Мало я тебе дал? Мало для тебя сделал? Большего захотела?
— Даня, не бей!
— Паскуда воровитая! Руки марать о тебя противно!
— Да, не святая! А ты-то чем лучше? Это ты со мной разводишься! Выгнал меня, как собаку!
— Не на улицу, а стоило бы! Ты собака и есть, только брехливая! Я тебе квартиру купил, долги твои выплатил! А сколько денег давал — мало?! Жалел тебя, вот и отплатила!
— Я не хотела! Оно само, клянусь! Это все из-за нее, Даня!
— Как была ты, Анжелка, дурой, такой и осталась! Или ты думала, что Ярослав тебя искать не станет? Или наоборот, что станет? Или ты решила вину на мой старый горб повесить? За все хорошее вспомнить? Да ты знаешь, что было бы, если бы ты со всем этим добром убралась? Павел бы от тебя, глупой, и праха не оставил! А потом и от меня тоже!
— Нет, все не так!
— Всегда знал, что ты баба с гнилым душком, но верил, что хоть разойдемся по-человечески. По добру!
— Прости меня, Даня! Нашло что-то, сама не знаю! Я люблю только тебя!
— Ай… хватит трепаться! Со мной это никогда не работало. Уходи!
Мы входим в гостиную, где стоят оба супруга, и я не узнаю Данила Егоровича, так он одновременно разгневан и расстроен.
— Дед? Что случилось? — спрашивает Ярослав просевшим голосом, задвигая меня за свое плечо и оглядывая комнату. — Какого черта здесь произошло, пока нас не было?
Но что именно произошло, становится ясно, едва мы замечаем на полу развороченный чемодан и разбросанные повсюду вещи. И среди прочего — знакомый мне кожаный бокс, подарок мачехи на свадьбу. Он лежит на боку, с порезанной крышкой и покореженным кодовым замком, и догадаться, как он тут оказался, не сложно.
Похоже, пока нас не было, в нашей спальне побывала любопытная гостья. Жена Данила Егоровича не смогла открыть бокс с моим приданным и решила его просто вынести… Но ей помешали. Во всем помешали, и сейчас при виде нас в глазах женщины отражается нешуточный испуг.
— Ярик? — выдыхает она, отпрянув к стене и распахнув глаза, а хозяин дома, увидев нас, поворачивает голову к внуку.
— Вот, полюбуйся, — отвечает в сердцах, — с чем я ее застал! Как чувствовал неладное… Три дня мне звонила, просила приехать. Ладно, думаю, в последний раз помогу, ведь не чужие же люди. А потом словно дернуло что-то. За город выехал, а она все звонит и звонит, узнать хочет, где я. Думаю, с чего б вдруг? Всегда сама являлась, а тут лисой стелется. Взял, да вернулся. Ну и вот… Почти справилась, стерва! А если б я не успел? До конца жизни с позором жил бы!
— Ах ты… гадина!
— Ярослав, стой! — пытаюсь я остановить мужа, но он уже оказывается возле своей родственницы и прижимает ее за шею к стене, заставив завизжать. — Немедленно отпусти, слышишь! — вцепляюсь в напряженное предплечье, чувствуя, как под курткой, точно каменный, напрягся бицепс…
— Марина…
— Нет, Ярослав!
Пальцы Борзова нехотя разжимаются, и рука опускается, но сквозь зубы слетает шипение:
— Ну и сука ты, Анжелка! Как решилась? Это же был твой дом…
У женщины текут слезы, смазывая яркий макияж, и трясутся губы, но не только от страха. Она хорошо одета и вполне привлекательна, чтобы устроить свою жизнь, где угодно и с кем угодно, раз уж с хозяином дома у них не сошлось. Но сообразив, на какой она пошла риск, я на секунду тоже сомневаюсь в наличии у нее здравого смысла. Уж кто-кто, а она-то должна понимать, прожив с Данилой Егоровичем не один год, кто стоит за моим приданным.
— Я… Ярослав, ты с ума сошел?! — громко всхлипывает, схватившись рукой за шею. — Ты меня чуть не задушил! Вы оба сошли! Ненавижу вас, Борзовы! Обоих! Кобели поганые! Ослепли и пригрели змею!