Просто потрясающе. Круче, чем салют на День Независимости.
После того, как все закончилось, он еще долго продолжал целовать меня и неустанно повторял о том, какая я красивая. Я слушала его, затаив дыхание. Рид целовал мою шею, мои ключицы, мои щеки – даже мои веки. Это было так трогательно, так прекрасно, словно мы спрятались от внешнего мира и оказались одни в огромном воздушном шаре.
Потом, выйдя из меня, он отпустил меня, и я встала на ноги. Губами он прикоснулся к моим губам.
– Спасибо тебе за эту ночь, Шарлотта.
Слова, которые он произнес, были самыми обычными, даже милыми. Но после этих слов наш воздушный шар лопнул. Рид благодарил меня за сегодняшний вечер, потому что завтра ничего не повторится, завтра все будет по-другому.
Глава 33
Что же я натворил? Где была моя голова?
Я не хотел сожалеть о том, что сейчас произошло. Если я буду сожалеть, значит, я совершил ошибку, значит, мы совершили что-то неправильное. Но то, что произошло между мной и Шарлоттой, не казалось мне неправильным. Ничего более правильного за всю мою жизнь со мной не происходило. Но это не исключает того, что я совершил глупость.
Всего одна ночь.
Шарлотта не относилась к категории женщин на одну ночь, и несмотря на все те слова, которые мы друг другу наговорили, в конце концов я все равно причиню ей боль. Сейчас, когда кровь отхлынула от члена и вернулась к голове, я болезненно осознал, какую ошибку только что совершил.
В течение последних девяти дней, с той самой ночи, когда я обнимал Шарлотту, пока она не заснула, я взял за правило ложиться в кровать после Шарлотты. Не имело значения, насколько сильно я был вымотан и как сильно хотел спать. Я ждал, пока она заснет, а сам притворялся спящим на диване. Только так я мог сохранить между нами хотя бы небольшую дистанцию. Но сейчас, после всего, что между нами произошло, мне казалось немыслимым открывать ноутбук и делать вид, будто я погрузился в работу. Ощущение неловкости усилилось после того, как мы оба переоделись, чтобы лечь спать.
Я пытался тянуть время. Шарлотта легла в одну из огромных кроватей, а я, вместо того, чтобы присоединиться к ней, намотал полотенце на голову. Когда я принялся рыться в своем чемодане, чтобы выиграть еще немного времени, она громко вздохнула.
– Ты собираешься выложить из чемодана все вещи, а потом снова их туда уложить? Именно сейчас? Вместо того, чтобы лечь в кровать вместе со мной?
Ну конечно, она меня раскусила.
Я засмеялся и, прежде чем сесть на край кровати, достал из чемодана футболку.
Я не знаю, где мне лучше спать.
Она нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что…
– Не умничай.
– Давай ложись в кровать, Рид, – она откинула одеяло. – Именно сюда. Я это говорю на тот случай, если ты все еще сомневаешься.
В мире не было другого места, где бы я сейчас так сильно хотел оказаться. И тем более целая ночь – это лучше, чем один час в душе. Ей не пришлось просить меня дважды. Я подошел к выключателю и, прежде чем лечь к ней в кровать, выключил свет. Я лежал на спине, а Шарлотта прижималась к моему плечу. Это казалось мне таким естественным, словно мы всю жизнь так делали. Моя рука обнимала ее, а моя ладонь гладила волосы у нее на макушке.
Несколько минут спустя Шарлотта спросила:
– Рид, ты веришь в бога?
После того, как мне поставили диагноз, я в течение первых месяцев много думал на эту тему. И я не был уверен в том, что верю в бога. Но когда я осознал свой страх не верить в него, я понял, что раз я боюсь не верить, значит, верю в некую силу, которой боюсь.
– Верю.
– А в рай ты веришь?
– Думаю, он есть.
– Как думаешь, собаки после смерти попадают туда?
Я улыбнулся в темноте. В стиле Шарлотты. Я-то думал, что у нас начнется философская дискуссия на предмет существования рая и ада, а ее, оказывается, волнует, куда после смерти попадают собаки.
– Думаю, да. Ты переживаешь о какой-то конкретной собаке?
– О Неде Елиме.
– О ком?
– Это моя собака. Она была у меня давно и умерла, когда мне было семнадцать. Ее звали Нед Елим.
– Ее так назвали в чью-то честь?
– Типа того…
Из ее неохотного ответа я сделал вывод, что с этим Недом связана какая-то история. Такая история, которая могла приключиться только с Шарлоттой.
– Выкладывай, Дарлинг. Почему эту собаку так назвали?
– Дарлинг с большой буквы «Д» или с маленькой?
– После того, что произошло в душе, предлагаю не упоминать ничего маленького.
Она захихикала. Господи, как же я люблю этот смех.
– Обещай, что не будешь смеяться, – попросила она.
– Ни в коем случае.
Она прижалась к моей груди.
– Когда я ходила в детский сад, мы там учили Клятву Верности. Поскольку в то время мы только начали учиться читать, а многие слова в тексте клятвы были длинными, воспитательница каждый день разучивала с нами одну строчку. Я очень гордилась тем, что у меня получалось все запомнить. И однажды вечером я развернула флаг, который мои родители хранили во флагштоке на веранде, и после ужина решила продемонстрировать, какая я молодец.
– Продолжай…
Она села в кровати. В номере было темно, но я мог разглядеть, что она прижала руку к груди.
– Обязуюсь хранить верность флагу Соединенных Штатов Америки и Республике, которую он олицетворяет, единой перед богом, неделимой, свободной и справедливой во всем.
Я расхохотался.
– Ты подумала, что вместо слова «неделимой» были слова «Нед Елим»?
– Мои родители тоже посчитали это очень смешным. Это стало нашей семейной шуткой. Каждый раз, когда отец задавал маме вопрос: «Как звали того парня, которого мы встретили на вечеринке той ночью?», моя мама всегда ему отвечала: «Нед Елим». Поэтому, когда родители решили сделать мне сюрприз и на семилетие подарили щенка, он уже был обречен на кличку Нед Елим.
– Обречен.
– Ты что, смеешься надо мной?
Я расхохотался.
– Шарлотта, не переживай, Нед Елим попал в рай. И я уверен, что другие собаки с кличками типа Дружок или Шарик завидуют его крутому имени.
Шарлотта легла на спину. На этот раз ее голова оказалась у моего сердца.
– Надеюсь, он сейчас встретился с моей мамой.
– Конечно, красавица моя. Конечно, он с ней встретился.
После этих слов она долго лежала молча. Я уже начал думать, что она уснула. Но она, очевидно, думала не только о Неде Елиме.
– Почему господь допускает, чтобы люди умирали такими молодыми?
– Я много времени провел, пытаясь найти ответ на этот же вопрос. И ответ такой – я понятия не имею. И я уверен, что никто не сможет ответить. Поэтому я предпочитаю думать, что на небесах, возможно, лучше, чем здесь, на земле; а смерть – не всегда наказание, иногда она приходит как награда, избавляя людей от боли.
Шарлотта приподняла голову, чтобы посмотреть на меня.
– Ничего себе. Какой прекрасный ход мысли.
Я потрепал ее щеку.
– Лидия сейчас в лучшем мире. Тяжело приходится тем, кто остается.
– Я и представить не могу, через что пришлось пройти моим братьям. Я чувствую пустоту в душе, хотя я провела с мамой совсем мало времени.
Ее признание повисло в воздухе.
Я поцеловал ее в макушку и крепко обнял.
– Поспи немного. Завтра будет долгий день. Нам нужно будет все организовать.
Она зевнула.
– Хорошо.
В тот самый момент, когда я начал засыпать, она прошептала:
– Рид, ты спишь?
– Я спал…
– Просто хочу сказать еще кое-что. – Она замолчала. – Думаю, лучше жить воспоминаниями, даже если они причиняют боль, чем жить так, чтобы было нечего вспомнить.
Она нравилась людям. Мужчинам, женщинам, старикам, всем.
Стоя в другом конце комнаты, в которой проходил прием, я наблюдал, как Шарлотта разговаривала с пожилой парой. Единственными знакомыми ей людьми перед началом поминок были два ее брата. А сегодня все, кто приходил выразить соболезнования, были с ней знакомы. Все ее знали и, поговорив с ней несколько минут, уходили от нее с улыбкой на лице.
В самом начале мероприятия я стоял рядом с ней, так как хотел быть рядом, если ей понадобится моя поддержка. Но спустя некоторое время я отошел в сторону, чтобы не мешать ей общаться с ее только недавно приобретенной семьей. Приемная мать Шарлотты прилетела накануне, чтобы поддержать дочь. Мы легко поужинали, а за десертом пошли в ресторан, о котором мать Шарлотты прочитала в журнале, пока летела в самолете. Мне хватило времени, чтобы понять, почему Шарлотта такая стремительная. Ее характер – результат битвы между природой и воспитанием, в которой победило воспитание.
Нэнси Дарлинг подошла к той же скамейке, на которой сидел я. Она сняла с шеи шелковый шарфик и вытерла им и без того чистое сиденье рядом со мной, после чего села. Я заметил, что эту церемонию она проводила каждый раз, когда хотела куда-нибудь сесть.
Я подбородком указал на Шарлотту.
– Похоже, она держится молодцом. А как вы?
– Мне странно, что я здесь, но со мной все в порядке. Я рада, что мне удалось побыть наедине с Лидией, пусть даже одну минуту. Мне нужно было за многое ее поблагодарить.
Я кивнул.
– Я не был уверен в том, что Шарлотта сегодня справится. У нее выдалась тяжелая неделя. Но она справляется.
– А ты в ней сомневался. Но скоро все поймешь.
Нэнси произнесла это шутливым голосом, но она не шутила.
– Не обманывайся насчет улыбки на лице моей дочери. О ее нынешнем эмоциональном состоянии я не беспокоюсь. Меня волнует другое.
Я взглянул на Шарлотту и вновь увидел, что она улыбается. Она выглядела так, словно у нее все хорошо.
– Что вы имеете в виду?
Нэнси задумалась.
– Между вами, видимо, довольно близкие отношения. А раз вы вместе работаете, то ты будешь ее видеть чаще, чем я. Возможно, у тебя получится присмотреть за ней. Сделай это для меня.