больно.
Он профессионал. Его похитили, избили, оглушили магией, заставили выпить яд – это было ничто. Казалось, будто кто-то вспорол ему грудь ледяным лезвием и разбирал сердце на кусочки.
Это заняло всего несколько секунд. Затем он вернулся обратно. Он стал пустой оболочкой, а его внутренности вырезали и съели, приправив лимонным соком.
– Как я уже говорила, ты работаешь на Белтандроса Сетеная, – сказала Оранна, как будто изучала его досье.
– Да, – сказал Тал. Он ничего не мог поделать. Его снова дернуло во тьму, и слово просочилось из его губ, как слюна.
– Ты и твоя сообщница намеревались выкрасть Реликварий Пентравесса, – сказала она.
– Да, – сказал он.
– Почему она напала на меня?
– Ксорве? Понятия не имею, наверное, потому что она на всю голову больная, – сказал он.
Тала обрадовало, что он хотя бы может добавлять собственные замечания.
По какой-то причине, услышав имя Ксорве, она задумалась, но затем отмахнулась.
– Сойдемся на том, что я знаю, кто ты такой, – сказала она.
– Всегда приятно познакомиться с фанатом, – сказал Тал и вздрогнул: его прошила очередная вспышка боли.
Прислужники взяли Тала и положили на одну из коек. Он пытался сопротивляться, но его била дрожь. Над ним встала Оранна.
Перед глазами расплывались пятна. Он разглядел, что она держит Реликварий. Если бы он мог шевелить руками, он бы дотянулся и отобрал его. Словно услышав его мысли, она сделала шаг назад, и Реликварий оказался вне зоны досягаемости.
Стиснув зубы, Тал безуспешно попытался сесть.
– Кажется, ты и впрямь одержима Сетенаем? – сказал он. Если он разговорит ее, ей некогда будет задавать вопросы.
– Он ненадолго произвел на меня впечатление, – ответила Оранна.
– Да уж, этот сукин сын умеет впечатлять, – заметил Тал. – Но знаешь, если ты думаешь добраться до него через меня, это путь в никуда. Он узнаёт меня через раз.
– Охотно верю, – сказала Оранна. – Белтандрос не самая внимательная и заботливая натура. Но в отличие от других его знакомых, его характер меня не интересует. Как открыть Реликварий?
Она этого от него ждала? Он едва не рассмеялся.
– Не знаю, – ответил он. – Можешь достать свой проклятый устричный нож и вскрыть меня, но толку не будет никакого. Не знаю. Я ничего не знаю о Реликварии.
А следовало бы. Он вспомнил, как в свое время Сетенай пытался прочесть им лекцию на этот счет. Ксорве, как обычно, была вся внимание, глаз с него не сводила будто собачонка в ожидании куска мяса. Но день был жаркий. От Сетеная исходил аромат розовой воды, и он расстегнул воротник. Тал ничего не запомнил из лекции.
По каюте прокатилась остаточная волна магии, запахло горячим металлом. У Тала заслезились глаза.
– Ты знаешь, что я не вру, – сказал он. – Дай мне еще глоток этого дерьма, если не веришь.
Чем бы ни была эта жидкость, она все еще действовала. Он чувствовал, как наружу рвутся наперебой его секреты.
Оранна казалась разочарованной.
– Ты никогда не интересовался?
– Нет, – сказал Тал. – Я ничем не интересуюсь, если только мне за это не заплатят. Я его не понимаю. Он ничем со мной не делится. Я не знаю, что он делает и зачем ему это нужно. Я делаю то, что он… Я делаю свою гребаную работу, понимаешь? Он называет мне проблему, и я ее решаю.
Тал никогда не блистал в тригонометрии, риторике и прочих вещах, которых от него ждали. Несмотря на надежды матери, у него не было способностей к магии. Но у него довольно неплохо получалось подслушивать, лгать и воровать, и эти его умения Сетенай вроде бы ценил.
– Ах, – сказала Оранна, – ты не совсем безнадежен. Что он предложил тебе за эту услугу?
– Что он предложил мне? – переспросил Тал. Он был уже на грани то ли смеха, то ли слез, слова выплескивались из него как мякоть из лопнувшего яблока. – Ничего, – сказал он. – Все, что я получаю – это работа. И неплохие деньги, – добавил он. Он не лукавил, большинство людей не интересовались источником дохода, а учитывая, что Тал лишился содержания от семьи Чаросса, они были более чем кстати.
– Правда? – протянула Оранна и, склонив голову, посмотрела на него. – И это все, да?
Тал осознал, что оказался в центре внимания – помимо Оранны на него невозмутимо уставились прислужники, стоявшие по бокам от хозяйки. Это был один из тех вопросов, которые Тал предпочитал прятать в надежном хранилище вдали от солнечного света. Но теперь он чувствовал, как отворяются засовы, и все грязные маленькие уголки его души с готовностью обнажаются. Это просто несправедливо. Это ничего им не даст.
– Да, – слова лились из него потоком. – Нет. Это нормально. Больше мне ничего не светит, так что… Неважно, что мне этого недостаточно, я рад и тому, что есть, и вообще это не твое дело, и в любом случае… – Будто со стороны Тал с ужасом осознал, что не может заставить себя замолчать. – В любом случае, я люблю его и ничего не могу с этим поделать.
Головорезы никак не отреагировали. Оранна слегка приподняла бровь.
Он понятия не имел, что скажет дальше, куда его ранит следующий вопрос Оранны, но она резко поднялась, как будто захлопнула неинтересную книгу, и отвернулась.
Тал не знал, делать ли ему вид, будто он все-таки что-то знает или что от него есть какая-то польза. Ну, она хотя бы не стала и дальше травить ему душу. С любопытством оглянувшись, Оранна вышла из каюты, забрав с собой слуг. Тал остался один.
Следующие несколько часов Тал провел, свернувшись на койке и пытаясь заснуть. Ему нужно было привести мысли в порядок. В полудреме, где не было места стыду, он пытался представить, что Сетенай уже спешит ему на выручку, но даже в качестве фантазии это выглядело неубедительным.
В конце концов, за ним пришел еще один слуга, постарше и поменьше ростом, и проводил его обратно на катер, где за штурвалом стоял тот первый головорез.
Приятно было снова увидеть дневной свет, пусть даже это был холодный серый свет умирающего мира. «Эджарва» пришвартовалась в долине, впереди горели зеленым и золотым Врата – огненный диск в отвесной скале.
В душе, как будто кто-то чиркнул спичкой, вспыхнула искра надежды. Врата вели к дому или хотя бы прочь из этого мира. Если бы он только мог туда попасть…
Катер приземлился на склоне холма. Мужчины негромко разговаривали, вероятно, думая, что Тал их не слышит или не понимает.
– …она говорит: просто убейте его и бросьте здесь, – сказал коротышка.
Прикусив губу, паренек кивнул и повернулся к Талу.
– Наверх. Вылезай, – скомандовал он, указывая Талу на борт катера. Тал послушался. Переступив через край, он притворился, будто споткнулся о камень, и упал на землю, чтобы вытащить другой нож из ботинка.
Паренек с проклятиями поднял его, не заметив ножа. Тал сделал замах и ударил, целясь в горло, но промахнулся, и лезвие вспороло верзиле щеку. Взвыв, парень выпустил Тала и схватился за лицо, кровь капала между его пальцами.
Тал бежал во весь опор, надеясь, что эта заминка позволит ему ускользнуть. Но тут он поскользнулся на сланце и упал. Его догнали в считаные секунды. Один из головорезов выкручивал ему запястье до тех пор, пока он не выронил нож.
Они подхватили его и толкнули к останкам стены.
– Госпожа Оранна милосердна, – сказал паренек. Из пореза на его лице сочилась кровь.
– А мы нет, – подхватил коротышка. Он улыбнулся, демонстрируя потемневшие и отсутствующие зубы между клыками. А затем нанес удар.
Они избивали его. Умом они не отличались. Тал подумал, что они скорее убьют его по случайности, чем нарочно.
– Черт, да вы растете над собой, вот сейчас я почти почувствовал что-то, – прохрипел Тал. От последнего удара у него расшаталась пара зубов. Паренек ударил снова.
– Еще что-нибудь умное скажешь? – спросил он. Голова кружилась. Теплая и липкая кровь текла по затылку. Он с сожалением понял, что остроумные реплики закончились, поэтому просто улыбнулся пареньку и попытался заставить уши не дергаться. Чужеземцы были неравнодушны к ушам тлаантотцев. Стоило им один раз обратить на них внимание, они тут же тянули к ним руки.
Коротышка подставил ему подножку. Плохо. Стоит только оказаться на земле, твоя песенка спета. Тал надеялся, что потеряет сознание, жаль только труп из него выйдет некрасивый. Трудно представить, как кто-то будет проливать слезы над его беззубой тушей после того, как его хорошенько отпинают и бросят на склоне холма. Ну что же…
Он инстинктивно свернулся в клубок, защищая голову и шею, потому что его коварный первобытный мозг все еще искал способ выжить. Он зажмурился, услышав шум борьбы, и не сразу понял, что удар не достиг своей цели.
Наступила тишина, прерываемая чьими-то стонами. Кто-то ткнул мыском ботинка Тала в плечо.
– Вставай.
– Тьфу ты, – сказал Тал.
Еще один толчок. С трудом встав на четвереньки, он вдохнул кровавую слизь и поднял голову.
– Вставай, Тал, – повторила Ксорве.
Тал расхохотался – как будто ворота застучали на ветру.
Ну конечно. Ксорве в жизни не позволила бы кому-то другому избить его до смерти. Смысл ее слов до него не доходил. Если бы она сейчас перевернула его на спину и раздавила ему трахею, он не смог бы сопротивляться. Именно так Белтандрос Сетенай убил его дядю. Он все смеялся и не мог остановиться.
Закатив глаза, Ксорве подняла его и прижала к стене. Тал и стена уже становились добрыми друзьями.
Ксорве провела проверку – сколько пальцев она показывает, способен ли он досчитать до десяти и так далее. Но она хотя бы не ждала от Тала благодарности. А иначе он бы плюнул ей в лицо кровью.
– Жить будешь, – сказала она. – У нас есть корабль. Пора двигаться, пока твое отсутствие не заметили.
Со своего места он видел, что верзила и коротышка распластались на земле несколькими футами ниже, то ли мертвые, то ли без сознания, хорошо бы в луже собственной замерзшей мочи. Над телами с презрительным видом стояла карсажийская девушка, похожая на хорька.