– Я видел ее, – сообщил он заплетающимся языком, будто не до конца проснулся. – На корабле.
Ксорве замерла.
– Кого?
– Девушку. Карсажийку. Ш’мили.
– О чем ты? – спросила Ксорве. Она выпрямилась, насторожившись, словно в ожидании засады. – Как? Когда?
– После случившегося в Антрацитовом Шпиле карсажийцы забрали нас обоих на свой корабль. Я проснулся в карцере, а она была в соседней камере. Живая. Они спорили, что с ней делать. Вряд ли знали, что я их слышу.
– Что? – переспросила Ксорве в темноте напряженным и незнакомым голосом. – Что они говорили, Тал?
– Я был сильно ранен. Думал, что умираю. Не особенно вслушивался, – ответил Тал. По его голосу было понятно, что он скривился.
– Что они говорили? – повторила Ксорве, сжав руки на штурвале.
– Да обычную карсажийскую чушь. Ну, что она слишком опасна, чтобы оставаться в живых, но слишком ценна, чтобы ее казнить. Но в конце концов они решили передать ее Квинкуриату, – сказал он. Ксорве медленно выдохнула. Она не смела надеяться. Если бы Тал все это выдумал, чтобы причинить ей боль, он не стал бы столько тянуть.
– Я не говорил тебе раньше. Не собирался. Не знаю… я… – слышать смущение в голосе Тала – все равно что видеть кошку, разгуливающую на задних лапах.
Она покачала головой.
– Хватит. Ложись спать.
Это было самым безобидным поступком Тала, и, конечно же, это было ужасно больно. Последние несколько недель она пыталась спрятать свои воспоминания как можно глубже. А теперь откуда ни возьмись появился Тал и решил все разбередить.
Если Шутмили жива, то ее либо держат в карсажийской темнице, либо уже отдали Квинкуриату. И что бы ни ждало ее в итоге – смерть, плен или забвение, – она до последнего будет помнить, что сделала Ксорве. Шутмили доверилась ей, и вот к чему это привело.
Но в то же время Ксорве чувствовала себя так, словно она распахнула окно в душной комнате – в лицо ударил порыв холодного ветра, который принес с собой давно забытый аромат деревьев, воды и всего живого. Шутмили была жива.
Когда они начали снижение над Тлаантотом, управление взял на себя Тал. Было раннее утро, и город выглядел свежевымытым, как будто его очистил ветер с Моря Безмолвия. Пролетая над доками, они заметили красный отблеск; он застал Ксорве врасплох.
На верхней пристани был пришвартован карсажийский фрегат. Купол был сложен, но этот оттенок багрового она не спутает ни с чем. Во сне можно сколько угодно бегать от преследователя, но стоит только остановиться, чтобы перевести дыхание, как он уже ждет тебя за дверью. Это было «Созерцание в спокойствии».
Резко выдохнув, Ксорве услышала, как Тал смеется над ней.
– Ты знал, – возмутилась она.
Тал пожал плечами, а потом подмигнул.
– Возможно.
– Тьфу. Зачем они здесь?
– Очевидно, ищут тебя, – сказал Тал. – Они вернули меня обратно, а не стали судить только потому, что я принял их сторону в Антрацитовом Шпиле. Они считают, что Сетенай специально подослал тебя, чтобы сбить с пути их адепта. И давай начистоту, я видел, как ты на нее смотришь. Оригинальный способ сбить с пути.
– Обхохочешься, – сказала Ксорве. Знать бы, где Шутмили сейчас. Вдруг карсажийцы привезли ее с собой?
– Ой, да ладно тебе. Как будто Сетенай позволит им арестовать тебя, – усмехнулся Тал.
– Отвали, – сказала она скорее по привычке. – Кто здесь? Канва?
– Да, и тот, который похож на большое яйцо. Они хотят подать на тебя официальную жалобу. Не знал, что так можно, а то бы тоже поучаствовал.
– А что Сетенай? Возмущен? Он же не любит сюрпризы.
На лицо Тала набежала тень.
– Нет. Он в восторге. Все его игрушки при нем, а происходящее – просто очередный гребаный фарс, где он покажет свою власть. По-твоему, зачем ему нужно было твое возвращение?
Ксорве глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
– Ну что же. Давай выясним.
Сетенай в своем старом ужасном пальто поверх мантии сидел на террасе у пруда с лилиями и с блаженным видом курил сигару.
– Подойди и сядь, Ксорве, – сказал он, как будто приятно удивившись ее появлению. – Надеюсь, тебе удалось отдохнуть.
Ксорве не виделась с ним наедине с того самого момента, как вручила ему Реликварий, и ей было интересно, затронут ли как-то они эту тему. Но ни один из них не упомянул об этом.
– Тал, я уверен, сообщил, что Жиури устроила спектакль. Я не совсем понимаю, в чем проблема – она вернула своего адепта, у меня есть мой Реликварий, все счастливы, – но в качестве одолжения я разрешил ей поговорить с тобой, так как в первую очередь это она любезно позволила вам с Талом присоединиться к экспедиции.
Кажется, у Ксорве появился шанс спросить о Шутмили. Просить о помощи было страшновато, но у нее не осталось других вариантов. С другой стороны, это она вернула Реликварий, так что ее положение было как никогда выгодным.
– Господин, – сказала она. – Я тут подумала…
– О чем же? – спросил он.
– Шутмили… племянница инквизитора Канвы… адепт, с которой я знакома…
– Да-а, – протянул Сетенай. – Я был бы не прочь с ней познакомиться, она доставила нам всем столько беспокойства.
– Вы знаете, где она? Они привезли ее с собой?
– Не думаю. Это непохоже на них, – сказал Сетенай. – Карсажийцы очень странно относятся к своим магам – вся эта чушь об очищении и опасности.
– Не можем ли мы что-нибудь для нее сделать? – спросила Ксорве.
Сетенай задумался.
– Сомневаюсь. Почему ты спрашиваешь? Он заслуживал честного ответа.
– Нам удалось познакомиться поближе. Она мне нравится.
Это было преуменьшением, но она не знала, как объяснить это Сетенаю, не вызвав насмешки. Мучительный внутренний голос подсказывал, что все, что испытывало ее глупое сердце, не имело значения, потому что она бросила Шутмили умирать, и этого уже не изменишь.
– Ясно, – сказал Сетенай. – Они ведут себя так, будто ты похитила ее в первую брачную ночь. – Он с любопытством посмотрел на нее, но она молчала. – Думаю, они держат ее в некой золотой клетке. Честно говоря, ввязываться в это – пустая трата времени.
На этом он собирался закрыть тему. Если Ксорве не продолжит настаивать сейчас, другого шанса не будет.
– Господин, вы знаете, что они делают со своими магами?
– Квинкуриат? О да. Довольно элегантное решение, – сказал Сетенай. – Они распределяют груз энтропии, и это позволяет им невероятным образом управляться с передачей данных. В этом половина секрета их успеха.
– Но вы бы так не стали делать, – не сдавалась она. – Верно?
– Пожертвовал ли бы я своей личностью ради чего-то большего? – Голос его звучал заинтересованно. – В обмен на все эти знания и силу? За своего рода бессмертие? Возможно.
– И все же так жаль, – пробормотала Ксорве. Сетенай улыбнулся.
– Ксорве, страдания адепта квинкурии – меньший из поводов для скорби. Они живут долго и в роскоши. Они учатся и совершенствуют свое искусство – прошу заметить, за счет государства, – и их за это ценят.
– Но Шутмили…
– Не волнуйся за свою подругу. Ей можно позавидовать.
Спорить не имело смысла. Ксорве могла бы разозлиться, или расстроиться, или испытать еще какие-то чувства, но ее оцепенение достигло таких размеров, что в него можно было спрятаться. Ходить вверх и вниз по пустым сводам, ни на что не глядя и ни о чем не думая.
– И не переживай о разговоре с Канвой Жиури, – продолжал Сетенай. – Она разумная женщина. Она куда шире смотрит на мир, чем большинство карсажийцев. Просто помни: ты действовала в моих интересах. Вот твоя линия защиты.
Ксорве кивнула.
– Прекрасно. Я рад, что ты вернулась и мы можем покончить с этим. Что-нибудь еще?
– Господин, что случилось с Оранной? – Она не собиралась спрашивать, что между ними происходит, разве что сам Сетенай случайно скажет что-то, что докажет неправоту Тала, и тогда, возможно, ей станет легче.
– Она в подземной тюрьме, – сказал Сетенай. – Под усиленной охраной и крепко связанная. Чтобы сбежать, ей придется очень сильно постараться.
– Что вы собираетесь с ней делать? – спросила Ксорве.
Он поднял бровь.
– У нас достаточно времени, чтобы принять решение. Не волнуйся. Я не позволю ей снова учинить беспорядок.
– Она убила почти всех… – сказала Ксорве. – Разве мы не должны вернуть ее в Дом Молчания, чтобы, не знаю, она предстала перед правосудием?
Сетенай весело прищурился и рассмеялся.
– Во имя Благородных мудрецов, Ксорве. Если однажды наступит день, когда придется предстать перед правосудием, нам с тобой лучше держаться от него подальше.
Оранна никогда раньше не бывала в тюрьме и не знала, чего ожидать. Но она точно не рассчитывала увидеть огромную каменную ванну, которая постоянно наполнялась горячей водой и лепестками роз.
Это не было ее мечтой, но и Белтандросу, насколько она знала, такая романтика была чужда. Оранна решила, что это насмешка, но не над ней, а над сентиментальными жестами в принципе.
Лепестки роз, целые и невредимые, появлялись из ниоткуда, они были будто пятна свежей крови на поверхности воды. Через какое-то время лепестки растворялись. Она не могла представить, сколько сил отнимало поддержание всего этого на расстоянии.
Возможно, это не шутка, а демонстрация превосходства. Времени на размышления у нее теперь было в избытке. Ей больше не нужно было знать, что находится внутри Реликвария. Она поняла многое о Белтандросе. Например, то, что с Реликварием его сила стала почти безграничной. Он мог делать все, что захочет.
По крайней мере, вода в ванне была очень теплой. Она достаточно испытывала на себе бессмысленную экономию Дома Молчания, чтобы лишать себя возможности понежиться сейчас, хотя бы немного.
Она огляделась вокруг. Шелковые простыни, перина. Бумажные лампы в форме лебедей. Игровая доска из слоновой кости. Поднос со сладостями, который постоянно пополняется, – как и кувшин смоляного вина. Книжный шкаф с большим выбором книг.