— А ревновать не будешь? — тихо хохотнула Наташа.
— А что ревновать? — ответная усмешка. — Аристократы берут по восемь жён. Многожёнство — обычное дело.
— Я к тому, что могу стать его первой женщиной.
— Это не так важно, — странная нотка в голосе Анны. — Главное — быть одной из любимых.
— Раз ты так говоришь.
Скрип половицы. Кто-то поднялся из-за стола.
— Действуй, подруга, — шёпот был едва слышен.
Я напрягся. Глупое, мальчишеское тело реагировало предательским жаром. Пятьдесят лет медитаций, контроля над разумом и телом — и вот они все насмарку из-за дурацких гормонов! Лёгкие шаги приближались к спальне. Дверь скрипнула. Аромат духов и алкоголя наполнил комнату.
— Спишь, красавчик? — шёпот Наташи был бархатным, обволакивающим.
Продолжаю имитировать сон, размеренно дыша. Матрас прогнулся — она присела на край. Тёплые пальцы коснулись моей щеки, скользнули по шее.
— Такой юный… и такой хорошенький, — её шёпот щекотал ухо. — Знаешь, чему я тебя научу?
Пальцы начали оттягивать одеяло. Медленно, очень медленно.
— Наташка, ты бессовестная! — шёпот Анны из дверного проёма звучал и возмущённо и восхищённо.
Я почти решился «проснуться», когда улица за окном взорвалась звуками тревоги.
Виу-виу-виу!
Резкий, пронзительный вой сирен. Гулкие удары колокола с ближайшей пожарной башни. Топот сапог по мостовой.
Наташины пальцы замерли.
— Что за чёрт⁈ — прошептала она.
— Городская тревога, — Анна подошла к окну.
Новый вой сирены, ещё ближе. Уже не только колокол, но и крики людей на улице.
— Седьмой район! — донеслось через форточку. — Все практики — в седьмой район!
Резко открываю глаза, забыв о притворстве. Мощный грохот сотряс окна. За ним второй — ещё сильнее. С потолка посыпалась штукатурка.
— Что за⁈ — Наташа тоже подскочила к окну, пытаясь рассмотреть что же там.
Ночное небо вспыхнуло — голубым, серебристым, алым. Как фейерверк над крышами домов. Но вместо праздничного гула с улицы — крики и звон оружия.
— Эфирное сражение! — Анна метнулась к противоположной стене, дёрнула за рычаг. Из стенных пазов выдвинулись металлические панели, с лязгом закрывая окна. — Наташка, помоги с северной стороной!
Подруга бросилась к соседней стене, активируя защитный механизм. По улице пробежал отряд стражников.
— Вызывайте боевой корпус! — донеслись крики снизу.
Новый взрыв сотряс здание.
Поднимаюсь с кровати, морщась от боли. Девушки слишком увлеклись происходящим за окном, чтобы заметить мой подъём. Подхожу к ним сзади, наблюдая за отблесками эфирного сражения через узкую щель между панелями.
— Что там вообще происходит? — и кладу ладони им на задницы, сжав. Ну, а что теряться?
Наташа вскрикнула, резко обернувшись. Бледное лицо залилось краской, когда обнаружила мою руку на своём стратегическом тылу.
— Ты… ты… — она задыхалась от возмущения, которое очевидно смешалось с другими эмоциями.
Анна тоже оглянулась, глаза взглянули на мою вторую руку, уверенно державшую её за зад. Но вместо ожидаемой пощёчины приподняла бровь:
— Боевая тревога, — и произнесла это, делая вид, что не замечает моего тактильного вторжения на её территорию. — Кто-то устроил эфирный поединок прямо на улице. И судя по масштабу, точно не дружеская дуэль.
— Ясно, — невозмутимо подмигиваю Наташе, которая всё ещё не могла решить — дать мне пощёчину или расхохотаться. — В таком случае, пойду спать.
И развернувшись, ухожу обратно в спальню. У самой двери оборачиваюсь с ухмылкой:
— Кстати, если вдруг вам тоже станет страшно… под одеялом хватит места на троих.
И, закрыв дверь, прислоняю ухо. Секунда тишины, а затем — приглушённый взрыв девичьего хохота.
— Видела его лицо⁈ — сквозь смех протараторила Наташка. — Думал, мы в обморок упадём от такой наглости!
— Он чуть не уронил челюсть, когда понял, что я не собираюсь возмущаться! — вторила ей Анна.
— Слушай… а может, правда к нему пойдём? — в голосе Наташи вновь зазвучали хищные нотки. — Такой дерзкий мальчик заслуживает… воспитательных мер.
— А, знаешь, ты права. И прихватим вина, — согласилась Анна. — Всё равно из-за этой тревоги до утра не уснёшь.
Поспешно отлепляюсь от двери и юркаю под одеяло. Охо-хо! А вечер-то обещает быть значительно интереснее, чем я рассчитывал!
Если бы меня спросили, что ярче всего запомнилось из той ночи — то это точно не эфирное сражение на улицах Петербурга. Хоть оно и было впечатляющим.
Скажем так: Наташа и Анна оказались куда более увлекательными собеседницами, чем можно было подумать. Особенно после второй бутылки вина.
Уверен, даже самые умелые практики императорской гвардии не могли бы создать такое пламя, какое разгорелось в скромной петербургской спальне. И, даже я, проживший ту ещё жизнь, остался доволен.
Как правильно заметила Наташа где-то после восьмого бокала — молодое тело имеет свои неоспоримые преимущества. Ранение в бок не стало помехой для общего процесса.
Впрочем, джентльмен не обсуждает подробности таких вечеров. Скажу лишь, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели в защитных панелях, все мы были вполне удовлетворены совместным времяпрепровождением. Особенно я, побывав то в одной, то в другой, ещё и с разных сторон.
Утренний свет заливает маленькую кухню. Пью чай, наблюдая за пляской пылинок в солнечных лучах. В голове царит приятная пустота, а в теле — лёгкость.
— Ещё блинчик? — Анна, в домашней рубашке, с растрёпанными волосами, выглядела мило. Поставила передо мной тарелку с горячими блинами, источающими сладкий аромат.
— Спасибо, родная, — мимоходом шлёпаю её по аппетитной округлости.
Она шутливо ахнула, и подскочила к раковине. Ладони Наташи тем временем скользили по моим плечам, разминая мышцы.
— У меня всегда была слабость к раненым героям, — промурлыкала она мне на ухо. — Но ты первый, кто так быстро восстанавливается.
— Целительный эффект от ваших поцелуев, — ухмыляюсь, накалывая блин на вилку. — Кстати, бок почти не болит.
— Что удивительно, — втиснулась в разговор Анна. — Утром, когда меняла повязку, увидела, что края раны уже затянулись. Такое обычно дней пять заживает, не меньше.
— Любовь лечит, — подмигиваю ей. — Особенно с двумя красавицами сразу.
Наташа прыснула со смеху. Анна закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку.
— Представляю лица ваших коллег, если бы знали, как именно вы реабилитируете пациентов, — и отпиваю чай, наслаждаясь подтруниванием.
— Ой, помолчи, — Анна легонько щёлкнула меня по носу. — Я, между прочим, ещё никогда не нарушала врачебную этику. Просто ты… случай особый.
— Очень особый, — отозвалась Наташа, игриво прикусив мочку моего уха. — Особенно на кухонном столе. Так классно жаришь…
— Наташка! — Анна вмиг покраснела.
— Что? Скажешь, не понравилось?
— Этого я не говорила, — Анна улыбнулась, собирая пустые тарелки. — Но немного такта не помешало бы.
Я же поднялся, чувствуя приятную усталость. Бок почти не беспокоил — кажется, интенсивная физическая активность ускорила регенерацию тканей.
— Ладно, девочки, мне пора, — и натянул рубашку, затем и китель. — Бабушка, конечно, привыкла к моим отлучкам, но всё же не стоит злоупотреблять.
— Заходи, если что, — Анна проводила меня до двери. — В смысле, если рана беспокоить будет.
— Конечно, — притягиваю её к себе и целую. — Как только бок начнёт ныть, сразу приду на обследование.
Подмигиваю и Наташке, после чего выхожу в парадную, а затем и на улицу.
Морозец-то какой, ух!
Питер сияет под зимним солнцем, как умытый. После ночного эфирного боя кое-где виднелись следы разрушений — треснувшая стена дома напротив, разбитые витрины в конце улицы. Но горожане уже спешили по своим делам, будто ничего и не случилось.
Улыбаюсь, поднимая воротник. Вот она, прелесть молодости — всё началось ранением ножа, а закончилось ночью страстных объятий. Что ж, грех даже жаловаться на такую судьбу. А проблемы — проблемы делают жизнь только интересней…
Глава 9
Эфировозка высадила меня в двух кварталах от дома. Район встретил привычной утренней суетой — подмастерья тащили инструменты в мастерские, дети брели в районную школу. Женщины что-то эмоционально обсуждали возле хлебного.
Старая вывеска «Книги» поскрипывала на ветру. В витрине лавки лежали новые тома, а над входом горел простенький эфирный фонарь.
Прохожу внутрь. Колокольчик над дверью привычно брякнул. Бабушка стояла у дальнего стеллажа, разбирая стопку новых книг. При звоне колокольчика обернулась, и просветлела.
— Сашенька, вернулся! Я уже распереживалась.
— Доброе утро, бабуль, — целую её в щёку и снимаю шапку. Повезло, что не видела меня в боевой раскраске! Вот бы вопросов было…
— Получила твою телеграмму, — она лукаво прищурилась. — Как прошло изучение новой техники?
— Сложно, — и старательно сдерживаю улыбку. — Сходу не далось, пришлось повторять и повторять. Но результаты обнадёживают.
— Главное — не перенапрягайся, — она похлопала меня по плечу. — У тебя вся жизнь впереди для совершенствования техник.
— Не переживай, бабуль, всё идёт как надо. Так-с, дай мне пять минут переодеться, и помогу тебе с книгами.
И поспешил к лестнице. Несколько прыжков по ступеням, как резкий спазм скрутил внутренности. Ох-ё! И куда так разгоняюсь⁈ Полегче надо, Сашка!
Еле добираюсь до своей комнаты. Тут же обожгло горло. Кровь хлынула на пол — тёмная, с неестественным зелёным отливом от защитной мази. Колени подкосились. Сажусь на пол, зажимая рот ладонью. Сквозь пальцы сочилась зеленая жижа. В голове зашумело, но не от боли — что-то другое, глубокое, первородное…
Не может быть…
Духовное ядро.
Тут же прикрываю глаза и погружаюсь в медитацию. Там, в глубине существа, где раньше лишь тлела искра прежней силы, теперь пульсировала жизнь. Крошечный росток пробился сквозь оболочку семени, протягивая тончайшие корни в мою сущность.