Смотрю ему в глаза за очками. Эх. За прошлую жизнь видел же немало двойных и тройных агентов, сам иногда играл подобные роли. И попался. В голове мелькнули воспоминания о слишком быстром бегстве Скворцова. Его фраза благодарности напоследок сейчас приобретала новый смысл. Высмеивание. Он тупа поглумился надо мной. Однако, откуда мне было знать, что он — крыса? Видел его всего раз, когда тот выводил меня из отдела, вот и всё. Мысли людей читать не умею, так что… Попался и попался. Провалы тоже бывают. Случалось раньше. Ну, да ладно. Всё это, пусть и неприятно, но не смертельно. Конечно, не поджог дома, всё серьёзнее, но как сказала Бубновская, стоит говорить правду, и оставить всё на правосудие. Если же и правосудие не справится, возьму всё в свои руки, хе-х. Гнить в казематах из-за нелепых обстоятельств? Нет, конечно. Нужно ценить свою жизнь и бороться за неё.
— Итак, повторяю вопрос, — взгляд Бубновской буравил меня, точь пытаясь проткнуть сознание и узнать всю правду. — Кто вам приказал помочь Скворцову? С кем вы работаете? На кого шпионите?
— Никто мне не приказывал… — отвечаю с идеальной интонацией искреннего удивления. — Увидел человека в беде и помог ему. Очевидно, что совершил ошибку. Вы бы не помогли на моём месте? Как курсант Городской Военной Академии Практической Эфирологии я не мог поступить иначе…
Что ж. Остаётся быть честным. Ни с какой шпионской агентурой я не связан, так что плевать. Пусть проводят любые проверки. Не проблема. Подключат пытки? Вперёд. Бывал я в плену у полевых командиров в Афганистане, вот там пытки, не говоря уже о застенках китайской контрразведки. А что творили религиозные фанатики, посчитавшие меня демоном. По сравнению со всем этим, имперские следователи — настоящие вежливые ребята…
Четыре дня прошли довольно быстро, учитывая, что находился под стражей, в тюремной камере. Нарисовывается прямо закономерность. То ли мир пытается упрятать меня в клетку, дабы я не покорил его, и таким образом со мной борется. То ли я сам такой неудачливый, что в тюрьме провожу едва ли не чаще, чем в академии. Но, что есть — то есть.
Если посмотреть на всё позитивно, то я воспользовался этими четырьмя сутками для отдыха. Место конечно для подобного не приспособлено, чай не отель, и всё же, шконка есть, даже кормили, и что самое приятное, хотя явно только для таких больных на голову, как я, изолятор, куда меня и поселили. Тишь, да гладь. И поспать в радость, и помедитировать, погоняя разные мысли. В общем, подытоживая, могу с уверенностью сказать — четыре дня не стали мучительными. Как и ожидание. Допрос провели ещё в первые сутки. Вызывали экспертов. Затем других экспертов. После них — третьих. И всё повторилось. Ещё в беседе с Бубновской и остальной делегацией на вопрос, как я оказался рядом с тем переулком и почему был ранен, ведь агенты канцелярии сообщили о моем видке — кровью из ушей, синяках, раненой руке. Сказал как есть — пострадал от СТРАННОГО ВЗРЫВА! Якобы шёл мимо и тут БАБАХ! Очнулся в таком состоянии и побрел домой. Наткнулся на шум, крики. Решил обойти, и как назло, наткнулся как раз-таки на схватку Скворцова с неизвестными практиками. Активировал подводное зрение, пояснив, что то неплохо помогает различать детали в темное время суток, и, узнав мастера Скворцова, ввязался в битву. Ведь как курсант Городской Военной Академии Практической, мать её, Эфирологии мог пройти мимо⁈
И так по кругу.
Всё ту же легенду.
Раз за разом.
Они задавали вопросы. Порой каверзные.
Я отвечал, так нигде и не попавшись.
На остальные трое суток меня оставили в покое. То ли надоело самим, то ли что-то накопали. Или же поверили странному курсанту-неофиту. Кстати, насчёт странностей тоже вопросы были. Особенно, как я смог продержаться так долго против шести подмастерьев. Обвинил во всём адреналин. Якобы сам не понимал, как так вышло. А ещё настаивал, что особо и не помню сам бой. Кто-то из сотрудников выяснил, что именно меня назвали Ненормальным Практиком… Чего? Удивился я тогда. Ненормальный практик? Это я-то? По-моему, как раз-таки, самый что ни есть нормальный ДУХОВНЫЙ практик. В итоге сошлись на том, что неофит-гений плюс капля удачи вот и вышло что вышло. К тому же, агенты канцелярии бились не насмерть, а с целью пленить. Что накладывало на них некие ограничения в бою, кои, наоборот, давали мне преимущества. Вопрос был закрыт, по крайне мере, так сказали эксперты, что не могло не радовать. Способности под завесой тайны, всё остальное меня уже мало волновало. Как и сказал — виноватым себя не считал, каждый мог оказаться на моем месте. Да что говорить, если Скворцов обводил вокруг пальца архимагистра Воронцова? Семнадцать лет! Так что какой спрос с курсанта-неофита, видевшего этого самого Скворцова лишь единожды? Тут грамоту бы выдать, за то что проявил гражданскую позицию и не прошёл мимо человека, попавшего в беду. Хотя, уверен, ничего такого мне не светит. Наказание будет. Сто процентов. Не может государственная машина спустить подобное, да и, чтобы другим неповадно было, и даже не вздумали сотрудничать со шпионами. Потому я был готов к любому вердикту.
И вот — утро. И началось оно не с кофе, да-да, мечтать не вредно, а с лязга засова и двух хмурых конвоиров в знакомой коричневой форме. Очевидно, ребята из той же конторы, что и полковник Бубновская.
— На выход, Волков, — буркнул усатый. — С вещами. Хотя, какие у тебя вещи…
Он прав. Вещей у меня — кот наплакал. Точнее, вообще не наплакал. Моя «шикарная» рабочая одежда, купленная на ярмарке, обгорела ещё в канализации. Скорее всего хранится теперь в вещдоках или её попросту сожгли. Академическую форму, оставленную в таверне Тихая Гавань тоже не вернули. Так что повезли меня в обычной тюремной робе из черно-белых полос. Не хватало только гири, пристегнутой к ноге. А не косплей ли это на зёбра? Да, именно через «ё». Так или иначе выглядел я, надо полагать, сногсшибательно. Красота. Ну хоть башмаки дали, ни ахти какие, но и на этом спасибо.
Наручники не сняли. Перековали руки за спиной, и всё. Удобно? Нет конечно. Конвоиры повели по гулким коридорам. Мелькали каменные стены, тусклые лампы, решётки на окнах. Атмосфера самый шик.
Вывели во внутренний двор. Утренний солнечный свет заставил поморщиться. Морозный воздух ударил в лицо. Декабрь, как-никак. А я в робе. Прелестно. Зато как взбодрило.
У ворот ждала карета? Ну-ну, конечно нет. Самый что ни на есть тюремный фургон. Если просто, то чёрный ящик на колёсах, с маленькими зарешеченными окошками под самой крышей. Ни гербов, ни ливрей. Всё строго, по-деловому. «Доставка особо опасных элементов общества» — так, наверное, написано в их путевом листе.
— Залазь, — подтолкнул конвоир в открытую заднюю дверь.
Забираюсь. Внутри — аскетизм в чистом виде. Две деревянные лавки вдоль стен, обитые жестью. Пахнет затхлостью и чем-то кислым — наверное, наследие предыдущих «пассажиров».
Усаживаюсь на лавке и дверь с лязгом захлопнулась, погрузив фургон в темноту. Конвоиры уселись спереди, отгородившись решёткой. Лошади тронули, фургон качнулся и покатил по брусчатке.
Едем. Куда? В суд, очевидно. Забавно, второй раз за последние пару недель везут под конвоем. Тенденция, однако. То пожар, теперь вот шпионаж… Что дальше? Покушение на императора? С моей-то «везучестью» — вполне возможно.
Сквозь щель в двери и крохотные окошки пробивались слабые лучи света. Фургон трясло на каждой выбоине. Сидеть на жёсткой лавке со скованными за спиной руками — удовольствие ниже среднего. Но не жалуюсь. Бывало и хуже. Гораздо хуже. Вспомнились тесные клетки, где приходилось сидеть скрючившись сутками, или грязные ямы, куда бросали в юности после неудачной операции… По сравнению с этим — комфорт. Можно даже медитировать.
О чём думает человек в такой ситуации? О прошлом? Будущем? О несправедливости судьбы?
Чепуха. Опытный думает о вариантах. Вариант первый: суд меня оправдает. Смешно, конечно, но мало ли. Вариант второй: меня обвинят, но приговор будет мягким. Тоже смешно, учитывая «британского шпиона». Вариант третий: приговор будет суровым. И вот тут уже надо думать: а насколько? Когда узнаю, тогда и буду действовать по плану «Б». Сбежать реально. Даже сейчас. Решётка между мной и конвоирами, как и наручники, меня не остановят. Конвоиров Двое. Не проблема. Можно обезвредить. Снять с одного из них одежду. А дальше — в городские трущобы. Затеряться, сменить внешность. В теории ничего сложного.
Однако, стоит ли? Вмешательство в поимку шпиона итак дело серьёзное. Побег из-под стражи только усугубит положение. Меня объявят в розыск по всей Империи. Никакой спокойной жизни, никаких тренировок, никакого планомерного восхождения. Постоянная оглядка, жизнь в тени. Нет. Пока не стоит дёргаться. Нужно посмотреть, как будут развиваться события. Возможно, у системы есть свои резоны. А может, приговор окажется не таким уж и страшным. В любом случае, план «Б» всегда успеется. Главное — не терять голову.
Фургон замедлил ход. Скрип колёс, ржание лошадей. Приехали. Снаружи слышались голоса. Дверь открылась, и в глаза снова ударил дневной свет.
— Выходи, Волков.
Вылезаю, щурясь от света. Ледяной ветер треплет волосы и тюремную робу. Впереди серое, казённое здание с гербом Имперского Правосудия над входом. Вокруг — оцепление из стражников. Неподалеку с моим фургоном ещё несколько. Видимо, привезли не только меня.
— Идём и без сюрпризов чтобы, — Конвоиры подхватывают под руки и ведут ко входу.
Иду спокойно, не опуская глаз перед людьми. Пусть смотрят. Пусть видят «опасного преступника». Мне нечего скрывать, как и нечего стыдиться. Сделал то, что посчитал правильным в тот момент. Ошибся? Да. Но поступил по совести. Пусть она тут никому и не сдалась, кроме меня самого.
Проходим через высоченные двери. Тут теплее, да и ветер не дует. Большой холл, по бокам гулкие коридоры. Идём вглубь. Проходим дежурного с постовыми. Навстречу попадаются люди в мантиях, чиновники, стражники. Одни смотрят с любопытством, вторые — с презрением, третьи — с равнодушием.