Снова матерная ругань на ветру.
Снова хруст ломаемого льда.
На обратном пути от озера, прямо на выходе из лагеря, пересеклись с другим отрядом.
Женщины.
Не просто женщины, а тот самый женский взвод. Их почему-то было семеро. В тёмных дорожных плащах с меховой оторочкой. Все вооружены, у каждой на поясе меч, а через плечо — арбалет.
— Гляди-ка, — буркнул рыжий, — «Химеры» наконец-то отчаливают.
— Так они ещё не уехали? — удивился Митька.
— Поди в такой мороз сани собирать. Видать, только управились.
— Это вроде другие…
Замыкающая женского отряда обернулась на наши голоса. Высокая, статная, с копной пепельных волос, выбивающихся из-под меховой шапки. Лицо с твёрдыми скулами и неожиданно мягким подбородком с ямочкой. Она остановилась, поглядев на нас, её спутницы тоже замерли.
— Четвёртый взвод? — спросила она, глядя на наши значки с цифрой «4». Её голос оказался низким, с хрипотцой. — Волков среди вас есть?
— Это он… — Митька сразу указал на меня.
Предатель.
Тут же пронзительный взгляд, как у старого следователя, перетекает на меня. Эти серо-зелёные глаза, чуть раскосые, с длинными ресницами, пытались вынуть все секреты прямо из души. Пытайтесь. Это бесполезно.
Пауза затянулась.
За нами наблюдали и мои товарищи, и её девицы. Оказаться в центре внимания? Всегда отношусь к такому с прохладцей.
— Это правда? — наконец спросила пепельноволосая. — Ты не похож на того, кто завалил двух подмастерьев.
— Они считали также, — и медленно улыбаюсь.
Несколько её спутниц обменялись взглядами, кто-то хмыкнул.
Сама же она слегка склонила голову набок:
— Ясно, — и уголки её губ приподнялись в намёке на улыбку. — А ты симпатичный. Я представляла тебя гораздо уродливее. Обычно мужчины с такими амбициями похожи на горных троллей.
— Ты тоже привлекательна. В моём вкусе.
Среди её отряда раздался взрыв смеха.
— Ты слышала⁈ А малец-то не промах!
— Ого-го! Полегче, паренёк!
Мои товарищи тоже хмыкнули, один даже присвистнул.
Сама пепельноволосая фыркнула, но как-то странно. Будто моя реплика не оскорбила, а позабавила. Глаза заблестели ярче.
— Выживи, Волков, — натянула она капюшон плаща на голову, — и если увидимся вновь, проведём дуэль. Хочу проверить, действительно ли это было везение, или ты чего-то стоишь.
— Договорились, — не отвожу взгляда. — Имя?
Такие вопросы обычно не задаю, но она заинтересовала. Что-то в её манере держаться привлекло.
Пепельноволосая «Химера» заколебалась. Затем бросила:
— Альбина, — и махнула своим. — По коням!
Девицы дружно запрыгнули в конные сани, и возница хлестанул яков. Альбина запрыгнула последней, прямо на ходу, и глянула через плечо. Ловлю её прощальный взгляд, но подобное не расшифровать.
— ШЕВЕЛИТЕСЬ, ТУНЕЯДЦЫ! — прогремел голос Белова из лагеря. — ПОСТРОЕНИЕ НА ЗАВТРАК! ЛИБО ОСТАНЕТЕСЬ БЕЗ ЖРАТВЫ ДО ВЕЧЕРА!
— Ради всего святого, — простонал Митька, — неужели нельзя хотя бы сегодня пожрать без построения? Просто подойти и взять свою порцию по-человечески…
— Тогда это была бы не армия, а санаторий, — усмехнулся рыжий, берясь за верёвки саней. — Пошли, ребятки, кашу я точно пропускать не собираюсь!
Тяжёлые сани заскользили по утрамбованному снегу, оставляя борозды и расплёскивая воду из не до конца закрытых бочек.
Я же думаю о своём.
Альбина. Воительница. Как же падок я на сильных духом, и красивых на мордашки женщин. Подобные как острый нож — прекрасны, смертоносны и категорически не для слабых. Люблю овладевать такими.
…
После склада и разгрузки бочек мы приползли к столовой одними из последних. У входа в огромный шатёр, способный вместить сотню человек встретился третий взвод. Они как раз выходили, разговаривая с сытыми, довольными мордами.
Кормёжка в «Чёрном Лебеде» нечто вроде священного действа. Входишь в столовую, будь добр оставить обиды за шатром. Еда — константа, ради которой заключаются временные перемирия и забываются обиды. Всё остальное подождёт.
— Славка! — закричал Седой из нашей группы, завидев в толпе выходящих знакомого. — Жив, чертяка!
— Серёга! Я уж думал ты сдох первым! — Конопатый мужичок с перевязанной головой отделился от толпы.
Они обнялись, похлопали друг друга по спине, как старые друзья, случайно встретившиеся на чужбине.
— Представляешь, — возбуждённо начал Славка, — у нас такое! Минаева бородатого помнишь? Его сегодня командиром отделения назначили! После боя! И знаешь, за что?
— За красивые глаза? — хмыкнул Седой.
— Куда там! Он троих инициированных на тот свет отправил! Один на один! — Славка подпрыгивал от возбуждения. — Настоящий громила! Два метра ростом, плечи как комод! Все до усрачки его боятся! Даже сержанты обходят по дуге! Слыхал, он раньше медведей голыми руками душил! И сегодня эти ледяные козлы на своей шкуре почувствовали, каково это!
— Да у нас свой герой имеется, — негромко, но с гордостью отозвался Седой, кивнув в мою сторону. — Неофит, а двух подмастерьев уложил. Не каких-то там инициированных.
Славка вытаращил глаза:
— Врёшь! Не может неофит подмастерья завалить, не в этой жизни!
— Клянусь всем святым! — Седой даже перекрестился. — Своими глазами видел! Вон, Волков его зовут. Наш сержант сам подтвердит, что не брехня.
Не дожидаюсь, когда любопытные взгляды сконцентрируются на моей тушке, и прохожу в столовую.
Внутри запах варёного мяса, хлеба и почему-то дёгтя. Неприятно конечно, но по сравнению с вонью тюремной баланды Петербурга — парфюм. В центре фигачила теплом огромная печь, что многие раздевались до рубах.
Подхожу к раздаче, где здоровенная щекастая тётка отмеряла каждому порцию похлёбки из котла. Суп сегодня густой, наваристый, с кусками, кои можно, пожалуй, определить как баранину.
— Хлеб? — спросила тётка, плюхнув мне в миску двойную порцию.
С чего бы? Мож слишком тощий для неё и просто пожалела?
В любом случае отказываться от жрачки негоже, тем более от хлеба в этих краях, так что киваю.
Она сунула мне ломоть размером с кирпич! Настоящее богатство! А когда сверху на него шлёпнула ещё ложку густого варенья, понял, что попал милость. Чёрт, это же морошка…
— Благодарю, мадам, — и отвешиваю ей поклон, после чего сваливаю от раздачи с тарелками.
Может, она просто тоже услышала про моё участие в утренней резне? Иначе откуда такая щедрость. Забавно. Слава имеет свойство множиться. Да ещё как! В моём мире однажды разнёсся слух, что я голыми руками свернул шею дракону. Правдой было лишь то, что я зарезал дракона кинжалом. Да и то не гигантского, а не больше откормленного буйвола.
Прохожу меж столов. Митька с товарищами машет рукой, подзывая. И отправляюсь к ним.
Сел, поставил миску, отломил поровну всем хлеба с вареньем. Рядом карманник, напротив — купец Захар, умудрившийся выжить в первом бою несмотря на комплекцию борова и полное отсутствие навыков.
— О! Спасибо, Сашка!
— Ты где его взял⁈ Ещё и с вареньем!
— Нашёл, — отвечаю спокойно и принимаюсь за суп.
— И всё же я прав, точно тебе говорю, — продолжал Захар их разговор. — Из нашей повозки только трое и осталось. Я, ты, да вот Сашка, — кивок в мою сторону. — Остальных ледяные положили.
— Я слышал, Семёнов вроде уцелел? — Митька шумно хлебал похлёбку, умудряясь одновременно говорить.
— Да кто ж его знает, — качнул головой Захар. — Утром вроде был, а потом на восточный пост его отправили. Там вообще месиво творилось, вряд ли живым выбрался. Может в лазарете сейчас.
— А помните Черныша? — подал голос Седой. — Он ещё по дороге всё щёки надувал, мол сам тут всех перебьёт. Его сегодня прям на месте в фарш превратило. Адепт-псих ему руки-ноги поотрывал.
— Серьёзно⁈ — Митька даже суп перестал есть. — Прям обе руки и обе ноги?
— Да, а башку молотом потом хрясь… — продолжал тот, но Захар перебил:
— Хорош уже покойников считать. Кто сегодня выжил — тому радоваться надо. Знавал я одного купца, он с востока караваны водил. Так тот говорил: день, когда ты проснулся живым и уснул с полным брюхом — уже хороший, остальное — баловство богачей.
— Верно говоришь, — кивнул Седой. — Будем довольствоваться малым.
— А по мне, так не так и плохо тут, — Митька выскребал остатки супа со дна миски. — Тюрьма хуже была. Там и кормили через день, и живым не дали бы сбежать. А тут хоть и помрёшь, но на своих ногах.
— Оптимист ты, Митя, — вздохнул Захар, откусывая крошечный кусочек хлеба. — Вот я сиживал на чёрной икорке и устрицах… А теперь смотри, до чего докатился? Радуюсь, что мне в похлёбку второй кусок мяса попал.
— Ай, брось! — Митька хлопнул его по плечу. — Тут новая жизнь начинается, понимаешь? Старая — она того… схоронена. Как ни крути, а дышим ведь.
К нашему столу подошла фигура, заставившая всех примолкнуть. Сержант Анисимов. Обычно сержанты ели отдельно, за специально выделенным столом. Так что его появление с подносом было настолько неожиданно, что Захар подавился хлебом.
— Разрешите присоединиться, — произнёс Анисимов совершенно обыденным тоном, будто не происходило ничего необычного.
— К-конечно, сержант, — растерянно пробормотал Митька.
Анисимов присел напротив меня, поставил миску и принялся методично есть, ничем не выдавая, что ситуация выходит за норму. Его молчание хоть и было странным, но не гнетущим. Все попытались вернуться к прерванной беседе, обсуждая выживших и погибших.
Сержант ел неторопливо, со вкусом, время от времени поглядывая в мою сторону. После шестого или седьмого такого взгляда я решил, что игра затянулась, и встречаю его взгляд своим. Это было, как клинки в поединке — без агрессии, но и без намёка на уступку.
— Волков, — хмыкнул он, вытирая губы тыльной стороной ладони, — это так?
Остальные за столом притихли и уставились на нас обоих.
— Что именно, сержант? — спрашиваю спокойно.
— Ты победил на турнире между академиями?