Один упрямец замялся, отказавшись раздеваться полностью. Зря.
— НЕ ПОНЯЛ⁈ — заорал солдат, и приложил ему в живот древком алебарды.
Тот согнулся от удара, выпучил глаза. Его тут же пнули пару раз, накинули петлю на ноги и прямо в одежде швырнули в прорубь.
Крик захлебнулся ледяной водой.
Но вытащили, да.
Просто выволокли тросом на лёд.
Тот хватал ртом воздух, глаза по пять рублей. Шокирован. Весь вон ходуном ходит.
— Давай, отогревайся! — ухмыльнулся солдат. — А то околеешь раньше положенного! Сорок отжиманий! Вперёд!
Все остальные, кто припозднился, в торопях скидывали остатки робы, не желая повторить подобную судьбу.
Я уже был раздет. Холод кусал кожу. Неприятно конечно, но не смертельно. Подхожу к проруби, опускаю сначала ноги, и погружаюсь по пояс. Ух. Кожу будто пронизывают тысячи игл. Но ожидаемо. Контролируемо. Знакомое ощущение.
Рядом барахтались остальные. Одни визжали от холода, другие молча стучали зубами. Митька-карманник дрожащим голосом материл всё на свете, от императора до собственной мамки. Купец Захар плакал настоящими слезами. Степан истерично хохотал. Каждый по своему реагирует на стресс.
Что до меня, то не трачу время. Тщательно оттираю грязь с рук, шеи, лица. Даже голову окунул, хоть и опасно в такой холодине. Выбираюсь из проруби и принимаюсь за стирку. Зубы пока не стучат. Спасибо духовному ядру, тепло от которого планомерно греет всё тело. Только кожа покрылась мурашками размером с горошину, но всё вполне терпимо.
Стирка в ледяной воде, конечно, то ещё удовольствие, особенно с голой задницей на морозе. Интересно, сколько человек сегодня помрут?
Вой вокруг стоял тот ещё. Все ругались, дрожали, некоторые скулили, как побитые псины. Служивые наблюдали с насмешкой, перебрасываясь шуточками:
— Гляди, как трясутся!
— Это вам не Нева, сучары, а северная водица!
— Долбанные столичные неженки! Им бы в баньке с девками париться!
— Эй, ты, чучело! Быстрее мойся, а то яйца отвалятся! Хотя, тебе они всё равно не пригодятся!
Первые зэки напялили мокрую постиранную одежду и побежали обратно к лагерю. Мерзко, но выбора нет. Так хотя бы есть шанс, что она подсохнет от тепла тела, а не превратится в ледяной панцирь.
Надеваю и свою робу, после чего пристраиваюсь в их хаотичный строй. Так и бежим. Не хочу как-то выделяться, но и тормозить тоже не стоит. Средина — лучшее место.
Добегаем до палаток. И каждому прикрепили на ногу браслет с контуром. Легкий. Надежный.
— Что это за хрень? — крутил на лодыжке браслет Митька.
— Чтобы вы, малыши, не сбежали слишком далеко, — усмехнулась лейтенант Куваева. — Триста метров от лагеря и… бум. Отрывает ногу на раз. После вас ловить легче, — и пожала плечами.
Торговец сглотнул:
— Но что будет… если на лагерь нападут превосходящие числом силы? Как же передислокация?
Между солдатами раздался смех. Один из них сказал:
— Разве не очевидно? Если лагерь будет захвачен, то всем конец, так что советую не спать в карауле и на позициях.
Другой произнес:
— Те, кто получил браслеты, проходим в юрты! Бегом! — и указал на череду так называемых здесь «казарм».
Прохожу в ближайшую.
Внутри просторно. В центре — печка-буржуйка, от которой исходило блаженное тепло. По периметру — лежанки, покрытые затасканными шкурами. На скамье сидели трое в форме с нашивками сержантов. Вероятно остатки того самого «четвёртого взвода», в коий нас определили. Они даже не повернули головы, когда мы вошли. Через пару минут юрта наполнялась прибывающими зэками. Купец Захар ввалился в числе последних, трясясь как осиновый лист. Весь колыхался в скуляже. Позади лейтенант Куваева волокла за шиворот двух других неудачников, которых, как и обещала, искупала последними.
— Эй, бойцы! Встречайте новых товарищей, — процедила она, обращаясь к сидящим у печки солдатам. — Пять десят один штук. И постарайтесь не угробить их в первый же день, Анисимов. А то опять мне писать объяснительные.
Один из сидящих — невысокий крепыш с лицом, наполовину скрытым под бурым шарфом, лишь коротко кивнул:
— Постараюсь, лейтенант. Но ничего не обещаю.
Гигантша хмыкнула и вышла, оставив нас на попечение «старичков».
Анисимов не спешил подниматься со скамейки, греясь у буржуйки. Только после того, как все постепенно расселись кто где, тогда и поднялся:
— Итак, отбросы, слушайте и внимательно, — его голос был на удивление спокойным, монотонным, будто все эмоции давно подохли или вымерзли. — Меня зовут Василий Анисимов. Это, — кивок в сторону угрюмого детины с медной бородой, — Трофимов. А это, — на худого как щепка парня с торчащими вихрами соломенных волос, — Белов. Мы — всё, что осталось от четвёртого взвода третьей роты батальона «Чёрный Лебедь».
Он сделал паузу, позволяя осознать сказанное. Затем продолжил всё тем же ровным тоном:
— Неделю назад нас было тридцать два человека. Двадцать девять легло в вылазке за линию фронта. Их тела забрал враг. Так что можете не искать могил, чтобы помолиться за упокой души. Ледяные кланы не оставляют никого. Они используют наших мертвецов… для других целей.
Пара человек переглянулись. Кто-то, наиболее смелый, подал голос:
— Для каких ещё «других целей»?
Анисимов посмотрел на него, как на насекомое:
— Узнаешь, если доживёшь до первой вылазки.
Он оглядел всех по очереди и продолжил:
— Правила просты: я — сержант и заместитель командира взвода. Иными словами старший после лейтенанта Куваевой. Трофимов и Белов — командиры отделений и мои заместители. Наши приказы выполнять беспрекословно. Мы не офицеры и не потомственные военные. А такие же отбросы, как и вы. Только с небольшим преимуществом — выжили здесь уже три месяца.
Информация произвела на всех впечатление. Три месяца в этом аду? И остаться в живых? Значит какой-никакой шанс всё же есть? Хотя если учитывать, что текучка тут будь здоров, не стоит слишком сильно рассчитывать на выживание.
— За время службы вы можете получить нашивки за отличие в бою, — продолжал Анисимов. — Три нашивки — условно-досрочное освобождение. Но не обольщайтесь. Получить одну уже достижение. Да и те, кто отличался в бою, обычно погибали в следующем.
После чего сержант кивнул своим товарищам:
— Трофимов, объясни этим счастливчикам распорядок.
Детина со шрамами кивнул.
— Внимание, новобранцы. Подъём в пять утра по команде. С пяти до семи — работы либо же утренние учения, отработка построений и маршировка. С семи до восьми — завтрак. Каша из ячменя с солониной, если повезёт. С восьми до двенадцати — боевая подготовка. В полдень — обед. С часу до шести — работы по лагерю. В шесть — ужин. С семи до девяти — чистка оружия и снаряжения. В девять — отбой.
— Да сдохнуть проще, чем так жить, — пробормотал кто-то сзади.
Трофимов усмехнулся:
— Именно поэтому большинство здесь и не живёт больше месяца. Кто от холода окочурится, кто от болезней, ну а кто от вражеского меча. Способов сдохнуть предостаточно. Не облажайтесь с выбором.
Белов — самый молодой из троицы, тоже заговорил. Тем ещё выразительным картавым говорком:
— Самое главное, не покидайте периметр лагеря. Вокруг эфирный контур. Он активирует браслеты у вас на ногах и оторвёт ту по колено. Видели мы подобных. Никто отсюда никогда не сбегал. Вы можете попробовать конечно, но далеко ли на одной ноге-то? — и усмехнулся.
Анисимов накинул шапку и произнёс:
— Теперь — на выход все. Получать снарягу. Похороним ваши мокрые тряпки, и будете осваиваться с настоящей формой. После — ужин и построение на плацу для знакомства с командиром роты, хотя вы итак уже его видели.
Неровной толпой мы потянулись наружу. Холодный воздух после жаркой юрты обжёг лицо. Мокрая роба прилипала к телу, как вторая кожа, создавая ощущение, что ты завёрнут в мокрую простыню.
Нас привели к длинному дощатому бараку, по форме напоминавшему гроб. У входа топтались двое служивых с унылыми обветренными лицами и уставшими глазами.
— Эй, Михалыч, — окликнул одного из них Анисимов, — открывай лавочку! Покупатели пришли!
Тот скривился, как от зубной боли:
— Твою-то мать, Васька! Опять мне с отребьем возиться?
— Родина зовёт, — хмыкнул Анисимов. — И капитан Громов. Угадай, кого из них двоих я боюсь больше?
Михалыч сплюнул под ноги и дёрнул дверь барака, что отворилась с мучительным скрипом, будто тоже не хотела иметь с нами дела.
— Заходите, ублюдки, — проворчал он, не глядя ни на кого конкретно. — И не дай вам бог что-то спереть или сломать. Кишки через глотку вытащу.
Мы гуськом потянулись внутрь. В бараке — полутьма, пахло сыростью, затхлостью и металлом. Тусклая эфирная лампа под потолком с трудом разгоняла тени.
После адаптации глаз можно было разглядеть стойки с тюками, стеллажи со всяко-разным, сундуки вдоль стен.
— Складское хозяйство «Чёрного Лебедя», — торжественно объявил Михалыч, обводя рукой своё скромное царство. — Тут вы получите всё, что нужно для счастливой жизни и быстрой смерти!
Он подошёл к одному из стеллажей и начал сбрасывать на пол тюки. Развернул один, показывая содержимое:
— Форма. Спецпошив для штрафников. Вместо звёздочек на погонах — нашивки с вашими номерами. Цвет — благородный белый сука, шоб стирать удобней от крови и дерьма. Хотя стирается хреново. Ну, это ваши проблемы.
Форма и правда выглядела непрезентабельно. Бело-серая, с буроватыми пятнами, застиранная до дыр и местами залатанная. Но, по крайней мере была сухой.
— Белов, Трофимов, — скомандовал Анисимов, — проследите, чтобы все переоделись. И побыстрее, чай не в балете, так что можно без красивых поз.
Так началась самая неприглядная групповая переодевалка, которую только можно представить. Полсотни обмороженных, трясущихся, вонючих мужиков пытались стянуть с себя мокрые, прилипшие тряпки и натянуть новые. При этом все толкались, чертыхались, норовили оттеснить друг друга от более приличных комплектов, как сука, бабы на рынке.