Я почтительно склоняюсь, стараясь изобразить на лице вежливую улыбку.
— Рад услужить, лиорды. Пусть дорога будет ровной, а путь в Цитадель — безопасным.
Трое членов комиссии стоят у главного входа крепости, готовясь отправиться в обратный путь. Самый придирчивый из них — лиорд Ульрион: высокий, сухопарый дракон с колючим взглядом и тонкими губами.
С ним находятся ещё двое, которых я едва знаю; но один из них чистокровный драконорожденный. Полупрозрачные, золотые чешуйчатые пластины на его шее и скулах блестят при свете. Он держится высокомерно, демонстративно гордясь своей чистой кровью. Многие драконорожденные терпеть не могут такого бахвальства, и я не раз слышал, как вызывающая манера чистокровных доводила самых спокойных до белого каления.
— Что же, лиорд Сиар не удостоил нас проводов? — язвительно бросает Ульрион.
— У него много дел, — отвечаю с натянутой улыбкой, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Гости требуют внимания.
— В таком случае передайте ему наше заключение, — холодно говорит Ульрион, протягивая мне папку. Его взгляд задерживается на мне, брови хмурятся. — Никак не могу понять, кого вы мне напоминаете, хранитель Ривз. Мне кажется, что мы встречались в Цитадели.
— Вряд ли, лиорд Ульрион. Я никогда не был в Цитадели, — отвечаю уверенно.
Големобиль плавно подкатывает ко входу.
— Передайте лиорду Сиару наше прощание, — добавляет Ульрион сухо.
Я слегка наклоняюсь, принимая папку.
Пока комиссия занимает места в големобиле, позволяю себе короткий взгляд на их фигуры, скрытые под тяжёлыми плащами. Ульрион что-то шепчет своим спутникам, но я не могу разобрать слов.
Как только големобиль отъезжает, я тут же открываю папку, чтобы изучить бумаги.
В отчётах указано, что все документы по разводу генерала должны быть подготовлены в тридцатидневный срок. Однако вторая сторона, в лице генерала Атертона, подаёт прошение продлить процесс на десять дней для пересмотра дела.
Интересно зачем?
Просматривая бумаги, нахожу упоминание о пропаже капель со счетов генерала. Согласно документам, их украл его ближайший помощник, секретарь Теренс.
Что-то в истории секретаря генерала кажется мне знакомым.
Ах да… Инспектор, который вёл это дело, уже писал мне, что сомневается в виновности Теренса. Тогда я находился далеко от Цитадели, а Совет настаивал на скорейшем закрытии дела. Но даже поверхностное изучение предоставленных материалов даёт понять, что дело выглядит как подлог.
Ключевое доказательство — расписка Теренса, якобы найденная в сейфе вместе с каплекартой генерала, — вызывает у меня сомнения. Почерк явно подделан, а дата на расписке совпадает с тем моментом, когда Теренс находился с генералом в другом регионе.
Кроме того, документы изобилуют излишними деталями, словно кто-то старался убедить всех в виновности помощника. Само место, где «обнаружили» каплекарту, — рабочий стол Теренса, — выглядит слишком удобным для обвинения. Думаю, что настоящая цель этого дела — свалить вину на Теренса и тем самым снять подозрения с жены генерала, которую Совет изначально обвинял.
Я собираюсь пересмотреть дело, когда вернусь. Но чем больше вчитываюсь в документы, оставленные комиссией, тем яснее становится, что генерал Атертон ведёт какую-то свою игру.
Не знал я и то, что жену генерала остригли. Этот ритуал, давно не используемый, был проведён для её позорного изгнания из Цитадели.
Но статус Ирис попадает под МАУС (Магический акт об услугах ссыльных). И это, безусловно, было удобно для генерала Атертона.
Он инициировал обратный процесс развода, и Совет пошёл ему на уступки. Лиора Ирис формально осталась его женой, но по закону ссыльных могла быть продана… ему же. Генерал поспешил это сделать, словно чего-то опасался.
Я замер.
А опасался он одного — магии девчонки!
Пробудившаяся магия воды наверняка заинтересовала бы главу дома Аль’Маар, её отца, который якобы не выдержал позора и отрёкся от дочери. Но магия воды меняла всё. Атертон, предвидя это, подстраховался, выкупив жену по закону МАУС.
Всё становилось на места. Но было одно, но. Закон был нарушен. И виновные должны были понести наказание.
Я качаю головой, собираясь уйти, но внезапно на мой локоть ложится чья-то рука.
— Ривен, — протягивает голос, который я узнаю из сотни. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Кэтрин, послушай, сейчас не время, — говорю я, аккуратно убирая её ладонь и закрывая папку. Не раздумывая, кладу бумаги под мышку.
— Ты всегда так занят, Ривен. Неужели думаешь, что можешь просто так меня игнорировать? — произносит она, надувая губы в притворной обиде.
Я разворачиваюсь и направляюсь обратно в крепость, но она, как всегда, идёт за мной.
92. Петля подозрений
Она молчит, но продолжает идти за мной.
Я резко останавливаюсь и оборачиваюсь.
— Что, Кэтрин? — мой голос звучит грубо, и её брови дёргаются вверх, словно она ожидала другого.
— Поговори со мной, — мягко тянет она. — Если думаешь, что я не расскажу всем твой секрет? Ты ошибаешься.
— Ладно, — бросаю я. Плевать на её угрозы, но лучше закончить это здесь и сейчас.
— Только не в коридоре. — Кэтрин наклоняет голову, рассматривая меня, как шахматист изучает пешку. — Пойдём в твою комнату.
Молча следую вперёд. Тишина между нами звенит, как напряжённая струна.
Я открываю дверь и пропускаю Кэтрин. Дверь не закрываю, а, наоборот, оставляю распахнутой настежь.
— Что это значит? — Кэтрин тут же складывает руки на своём округлившемся животе.
— Чтобы ты не вздумала натворить глупостей, — холодно отвечаю, бросив папку на стол.
Кэтрин усмехается, и в глубине её глаз вспыхивает азарт.
— Вот как? Хочешь, чтобы наш разговор стал достоянием всей крепости? Пусть. Ведь я просила навестить меня вечером, в девять. Но ты не пришёл.
— У меня были дела, — отрезаю я.
— Дела? — Она приподнимает бровь, насмешливо глядя мне в глаза. — У тебя всегда находятся важные дела, только они не для меня.
Я тяжело вздыхаю:
— Я не могу быть повсюду одновременно.
— Можешь, — перебивает она резким тоном. — Просто не хочешь. Проще всего игнорировать то, что тебе не по душе, не так ли?
— Я ничего не игнорирую, — шиплю сквозь стиснутые зубы, делая к ней шаг.
Она сжимает губы в тонкую линию.
— Тогда скажи: чего же ты боишься?
— Ничего я не боюсь, — хмурюсь я, не понимая, к чему она клонит.
— Нет. Боишься признать очевидное, — её голос понижается до шёпота. Она делает движение навстречу. Её ладони ложатся на мои плечи, и она приподнимается на носочки, оказываясь так близко, что я чувствую её дыхание. — Я могла бы уберечь тебя от Бертосов, помочь занять трон. Но ты…
— Мне не нужна помощь, — резко отстраняюсь. — Тебе бы лучше позаботиться об Атертоне и вашем ребёнке.
— Ревнуешь? — Её губы растягиваются в лёгкой улыбке, взгляд теплеет, но насмешка никуда не исчезает. — Если бы ты пришёл, когда я звала, ты бы узнал мою тайну.
Она снова подаётся вперёд.
— Какую тайну?
— Что никакого ребёнка нет, — тихо произносит она, и её глаза вспыхивают задорным огнём.
— Да ну? — Я невольно опускаю взгляд на её круглый живот.
— Подушка, — с лёгким смешком поясняет она, улавливая моё замешательство. — Это лишь роль. Для Атертона.
Она делает шаг назад, будто смакуя каждую секунду моей растерянности. Её улыбка становится шире.
— Знаешь, в чём твоя проблема, Ривен? Ты не столько игнорируешь очевидное, сколько боишься правды.
— И какова же правда? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри закипает раздражение.
— Что мы созданы друг для друга. Но ты не хочешь этого замечать. И что твой брат совсем не годится для власти. Он слишком мягок, в нём нет драконьего огня. Артефакт вашей семьи ему не поможет. Сломанному никогда не стать полноценным драконорождённым.
— Тебе-то что за дело? — огрызаюсь я. — Я не просил совета по поводу семьи. И не собираюсь занимать трон, так что я очень плохая цель для твоих интриг. Если с братом что-нибудь случится, корона уйдёт побочной ветке — меня она не касается. Я не надену корону ни при каких обстоятельствах. Понимаешь?
— Посмотрим, Ривен.
Мы сверлим друг друга взглядом, пока я, наконец, не говорю:
— И всё же за то, что вы с Атертоном сделали с Ирис, придётся ответить. У тебя ещё есть время позаботиться о том, чтобы не остаться крайней. Когда правда всплывёт, будет слишком поздно.
— А что с Ирис? — отвечает она с вызовом, скрещивая руки на груди. — Кажется, всё в порядке. Я позаботилась о ней, отдав Сиару.
— Не понимаю, — хмурюсь я, вглядываясь в лицо Кэтрин. — Зачем всё это? Притворяться беременной, марать своё имя, признавая перед всеми, что ты любовница Атертона. Ради чего? Это ведь должно быть что-то весомое…
— Ради тебя, Ривен. Я…
Её голос дрожит, но фраза так и остаётся незаконченной.
Пронзительный вопль разрывает напряжённую тишину:
— Убили!
Я тут же бросаюсь к двери, но на пороге сталкиваюсь с Мэллой. Её лицо мертвенно-бледное, а в руках она едва удерживает ведро с чёрной жидкостью.
— Убили! — снова доносится крик.
— Мэлла, живо за доктором и инспектором! — бросаю ей.
Поворачиваюсь к Кэтрин и вижу, как она медленно поднимает руки, словно защищаясь от невидимых обвинений.
— О нет, Ривен. — Её голос звучит ровно, но торопливо. — Это не я. Не моя работа.
Её глаза странно блестят, в них отражается смесь страха и неясного, почти скрытого удовольствия от происходящего.
93. Петля подозрений
Ирис
В комнату входит невысокий мужчина, лысоватый, с редкими седеющими волосами. Его глаза кажутся слишком большими, а рот — узким. Он тянет за собой раздутый саквояж.
Наверное, доктор? Следом за ним идут два дозорных.
Я машинально делаю шаг назад, придерживая ткань разорванного платья, чувствуя себя лишней в этой комнате. Почему-то каждая деталь происходящего вызывает у меня чувство тревоги.