Жрец жестом приглашает следовать за ним и ведёт в маленький, строгий кабинет при храме. Из-за узких окон здесь полумрак.
Воздух пропитан запахом старых свитков и восковых свечей.
Жрец вынимает из шкафа тяжёлый пергаментный список и протягивает мне. Пробегая глазами, я нахожу в нём упоминание серебряных пластин.
И где их взять?..
Остаток дня проходит в суете.
У Мэллы уточняю насчёт пластин. Она объясняет: что в крепости чтят старые обычаи — на грудь покойного кладут серебро, чтобы не дать его магии рассеяться в воздухе. Затем отправляю слуг за тканями и маслами, а кузнецам передаю заказ на серебряные пластины.
На кухне, благодаря Мури и Райли, уже печётся ритуальный хлеб. Его раздадут после церемонии тем, кто придёт проститься. Это традиция: разделить кусок хлеба с теми, кто ещё жив.
Я проверяю список, который передал жрец Акварии. Среди прочего, необходимо убедиться, что склеп очищен и готов принять тело. Я не имею права на ошибку — обряд должен пройти безупречно.
Направляюсь к склепу рядом с храмом. Дозорные остаются у входа, видимо, считая, что мне некуда деться. Наивные. В крепости сотни ходов, и у меня есть Руни.
Воздух внутри сырой, пропитанный холодом камня и слабым запахом трав. Здесь тихо… слишком тихо.
На массивном каменном столе расстелено чистое белое полотно. Но тела нет.
Меня охватывает странное ощущение — словно кто-то уже здесь, скрывается в тени.
— Ирис… — голос раздаётся неожиданно близко, мягкий, почти ласковый.
Я напрягаюсь, сердце пропускает удар. Где-то скрипит камень.
Я медленно разворачиваюсь — и в этот момент резкая вспышка боли взрывается в виске.
108. Почти конец
Голова раскалывается. Холод пронизывает до костей.
Я пытаюсь разлепить веки, но перед глазами пляшут яркие пятна, сливаясь в хаотичные круги. Дышать тяжело, мысли путаются.
Кто-то ударил меня. Я не видела, кто.
Наконец удаётся открыть глаза. Моргаю, пытаясь сфокусироваться, и вытягиваю руки, нащупывая опору.
Камень.
Ледяной, шершавый. Я цепляюсь за него, сжимаю пальцы, заставляя себя сесть. Почему так холодно?
Темнота отступает неохотно, и я различаю очертания этого кошмара.
Я сижу в глубокой каменной чаше, наполненной густой, чёрной водой. Жидкость доходит мне до пояса. Она не просто холодная — она ледяная, пробирающая до боли, словно вытягивающая из меня последние крупицы тепла, жизни, магии.
Вода цепляется за мою кожу, оставляя ощущение, будто в жидкости что-то растворено. Что-то неправильное.
Пытаюсь подняться, но ноги соскальзывают. Холод впивается в кости, удерживая, не отпуская.
Только сейчас замечаю, как из стен чаши свисают тонкие, прозрачные трубки. Они извиваются, словно сосуды огромного существа.
Кап. Кап. Кап.
Какой отвратительный звук.
Я делаю усилие, пытаясь выбраться. Вода всплёскивается, раздаётся гулкое эхо.
И тут же вспыхивает свет. Резкий, ослепляющий.
Я инстинктивно зажмуриваюсь и ещё хаотичнее двигаюсь в жидкости.
— Ну-ну, тихо-тихо. Ирис… или Элис? Как там тебя? — голос ленивый, наполненный ядовитым интересом.
Моргаю, привыкая к свету. Надо мной, перегнувшись через край чаши, ухмыляется Сиар. Губы кривятся в знакомой насмешке.
Я медленно поворачиваю голову.
Каменные стены комнаты исписаны царапинами, полустёртыми формулами, местами потемневшими от засохших пятен крови. По ним тянутся тонкие трубки, вгрызающиеся в камень, словно паразиты. Внутри что-то движется — мутная, вязкая жидкость.
Теперь ясно: Источник и эта комната — единое целое.
Стол. Не для еды. Не для разговоров. Жертвенный. На его поверхности — глубокие борозды от ногтей. Кто-то пытался вырваться. Кто-то умолял.
Жёны Сиара?..
— Нравится мой кабинет для исследований? — Негодяй медленно ведёт пальцем по краю чаши. — Здесь удобно… Знаешь, всё немного поменялось. И теперь у меня совсем нет времени играть с тобой.
Я сглатываю.
Сиар склоняет голову набок, будто изучает меня, и ухмыляется шире.
— Одна из жён воскресла, — поясняет он. — Какое упущение. И, кажется, она хорошенько подготовилась. Поэтому и арх, и твоя сила нужны мне немедленно.
Сиар наклоняется ниже, опираясь ладонями на край чаши.
— Выглядишь потрясающе, утопленница. Как ощущения?
Я сжимаю пальцы в кулаки. Холод. Злость. Слабость. Но я не дам ему увидеть последнее.
— Проклятье, как же ты мне надоел, — выдыхаю. — У тебя новая причуда? Сажать женщин в ванны с подозрительной жидкостью?
Он смеётся.
— О, но ты ведь не обычная женщина. Ты — сломанная. И это я сейчас исправлю.
Сиар медленно выпрямляется, проводя ладонью по краю чаши, словно любуясь своим творением.
— Ты же понимаешь, что умерла бы, если бы не я. Конечно, произошла небольшая путаница, и тебя приняли за служанку. Это моя ошибка. Но я переговорил с Атертоном.
Он делает паузу, разглядывая моё лицо.
— Ах, крошка, все так хотят твою силу. А получу её я.
Я сжимаю зубы, глядя на него исподлобья.
— Тебе бы уже привыкнуть к тому, что твои планы не всегда работают, — бросаю я, чувствуя, как дрожат губы от холода. — Например, с архом.
Сиар хмыкает.
— И ты, кажется, забыл, что отдать его можно только добровольно. А я…
Он поднимает ладонь, заставляя меня замолчать.
— Правда? Ты уверена, что всё идёт не так, как я хочу?
Сиар отходит от чаши, небрежно поправляя манжеты.
— Кэтрин, Кэтрин, Кэтрин… — он медленно качает головой, будто действительно разочарован. — Ты же знаешь, как она старалась? Даже сунула нос в заключение комиссии… такая тонкая работа. — Сиар смеётся, резко, почти раздражённо. — Но ведь никто… не может переиграть меня. Впрочем, мне всё равно. Главное, что ты здесь.
Он делает паузу, чуть склоняя голову набок, будто смакуя момент.
— О, знаешь, что самое забавное?
Молчу, сжимая руки в кулаки.
— Что?
Он усмехается, и в его голосе сквозит откровенное наслаждение:
— Сейчас. Ты. Будешь. Умолять. Меня. Принять. Арх.
Я напрягаюсь.
Сиар отходит в сторону, и я пытаюсь приподняться, чтобы увидеть, куда он направляется.
Ноги снова скользят. Холод мешает двигаться.
Вода тянет вниз, словно живая, обволакивает, давит на грудь.
Но через мгновение Сиар возвращается.
Не один.
Он удерживает Райли.
Сердце пропускает удар.
Райли дрожит. Её губы белеют, глаза — огромные, испуганные.
— Ты не посмеешь. — Мой голос срывается, превращаясь в хрип.
Грудь сдавливает, будто собственные лёгкие залиты этой проклятой водой.
109. Почти конец
Сиар довольно ухмыляется, сжимая запястье Райли. Её тонкие пальцы дрожат, как осенние листья на ветру, но она не издаёт ни звука. Только глаза сверкают — страхом, болью, но не покорностью.
В этот момент сферы под потолком дрожат, их свет сужается, направляясь только на Сиара и Райли. Остальная комната тонет в полумраке, оставляя их в центре внимания.
— О, моя милая, Ирис, Элис… неважно, — тянет Сиар, смакуя момент. Его голос ленивый, но в нём скользит опасное удовольствие. — Думаешь, не посмею?
Он резко дёргает Райли за руку, вынуждая девочку сделать шаг вперёд. Она всхлипывает, но тут же сжимает губы, не желая показать слабость.
— Отпусти её. Я отдам арх, — мой голос дрожит от холода, но я вынуждаю себя говорить ровно.
Сиар достаёт кинжал — тонкий, с рукоятью, инкрустированной чёрным ониксом. Лезвие вспыхивает в отблесках света, будто питается тьмой самой комнаты.
— Конечно же, отдашь, — продолжает он. — Иначе… — Негодяй проводит кончиком клинка по шее Райли, отчего по её коже пробегает судорожная дрожь. — Она умрёт.
Райли ловит мой взгляд. «Не соглашайся», — говорят её глаза.
Но у меня нет выбора. Разве я смогу жить с тем, что позволила совершить преступление?
— Знаешь, что самое смешное? — произносит он, наклоняясь ко мне ближе. Его дыхание — горячий яд на моей замёрзшей коже. Ледяная вода сковывает движения, но я держусь. — Ты украла у меня больше, чем можешь себе представить, — его голос становится ниже, угрожающим. — И я заберу это обратно.
Сиар улыбается.
— Повторяй: Кровь к крови, связь нерушима, но слово моё — печать необратима. Добровольно отрекаюсь: арх мой — теперь твой. Что отдано словом — не вернуть, что принято магией — замкнуть!
Мои губы дрожат.
Я должна придумать, как спасти Райли.
— Повторяй! — рычит Сиар, проведя остриём кинжала по её коже, оставляя тонкую красную полосу.
— Кровь к крови, связь нерушима, но слово моё — печать необратима. Добровольно отрекаюсь…
Слова срываются с губ, и тут же свет рвётся из моей груди, вырывая арх. Он взлетает вверх, к самому потолку.
Сиар наблюдает за парящим знаком. Его лицо озаряет торжествующая ухмылка.
— Отлично! Пока он там — ты жива. Но как только он пронзит мою грудь… у тебя останется очень мало времени.
Мои пальцы судорожно сжимаются.
— Хочешь узнать что-то перед смертью? — Он резко отбрасывает Райли.
Девочка падает, шлёпаясь на холодный пол, но не издаёт ни звука.
— Нет. — Я качаю головой. Мне не нужно ничего от него. Я уже всё знаю.
Сиар никогда не собирался меня отдавать. Сделка с Кэтрин — просто уловка. Он знал, что я особенная, и использовал источник как приманку.
— Думаешь, я чудовище? Нет, я реалист. В этом мире побеждают не те, кто прав, а те, кто не боится взять своё. Выживает не добрый, а тот, кто сильнее. Но ты уже знаешь это, не так ли?
Нет!
Я не отдам свою силу. Не сегодня. Не ему.
Моё тело не слушается — но это не важно. Оно не решает за меня.
Холод впивается в кости, сковывает движения. Я заморожена. Я сломана. Я…
Нет!
Я — вода.
Грудь сжимает судорогой, воздух с хрипом вырывается из лёгких. Магия внутри вздрагивает, будто отзываясь.
— Я вода! — мой голос разрезает тишину, а вместе с ним взрывается сила.